Неправильный рейд

— Я никуда не пойду, — отрезала я. — И ни в чем участвовать не собираюсь.

За секунду Симка стала бледнее свежевыпавшего снега.

— Как? — дрожащим голосом произнесла она. — Нет, нет, нет!

Я стойко молчала весь тихий час. А Симка, лежа на соседней кровати, уговаривала меня пойти на ночное собрание под Пашиным предводительством.

Я отказывала Симке все то время, пока пыталась разделаться с резиновой котлетой на обед.

— Я не пойду, — в очередной раз сказала я.

Она глядела на меня переполненными обидой глазами, и казалось, если она моргнет, водопад слез смоет нашу комнату.

— Я не пойду, — повторила я, когда она уже принялась за мировой потоп, уткнувшись носом в подушку. — Почему для тебя это так важно?

— Мне нужно… сбежать отсюда, — только и повторяла она. — Нужно. Я не могу здесь больше, понимаешь? Я здесь очень давно, не знаю, сколько, но давно! Помоги мне, пожалуйста.

— Как тебя зовут? — тихо спросила я.

— Настя, — прорыдала она.

— Приятно познакомиться.

Если бы обязательным критерием для приятных знакомств были рыдания и психушка в качестве декораций, люди перестали бы общаться друг с другом.

— Помоги мне, пожалуйста….

— Настя, тебе ведь никто не запрещает идти туда. Я-то тебе зачем? Ты провела здесь достаточно времени, а я, видимо, — еще нет. Понимаешь, мне некуда бежать. И я не хочу этого. Я боюсь всего, что меня ждет там… Прости, у меня до сих пор каша в голове после препаратов. Единственное, что я знаю, побег — это не для меня.

Она долго не поднимала глаз, ее рыдания стали тише. Я решила, она успокоилась. Но затем услышала ее хриплый от слез голос:

— Когда-то я любила одного парня, — Настя шмыгнула носом, а я готова была начать биться головой об стену. — Он часто упрекал меня, что я много играю, но я не слушала. Ни его, ни маму с папой. Он бросил меня. А я стала играть еще больше времени. У меня в игре даже была семья, знаешь, муж и жена… Я назвала их нашими именами, они любили друг друга и у них рождались дети. А потом я попала сюда… И у меня ничего этого нет. Я не могу так больше, не могу! Я хочу обратно, к нему. Хочу домой, хочу к маме! Понимаешь? Ты ведь должна меня понять.

— Ты не сможешь вернуться обратно. Этого обратно — больше нет.

— Пусть. Но я буду там, среди людей.

— Я все понимаю. Кроме того, зачем ты тратишь время и нервы на мои уговоры?

— Я бы пошла сама, но когда они начинают говорить терминами Варкрафта, я перестаю понимать, о чем этот разговор. Я не знаю вашего сленга. Ты можешь ни в чем не участвовать, но, пожалуйста, пойдем со мной. Мне нужна твоя помощь, как переводчика, что ли. Вот и все.

— После вашего побега Шахраз с радостью привлечет меня за соучастие, — я открыла последний козырь.

В Настиных глазах зажглась слабая надежда.

— Нет, обещаю, она ничего тебе не сделает, — поспешно уверила меня Настя. — Только пойдем со мной. Пожалуйста.

Я кивнула, и мне отчетливо захотелось обратно, в свой узкий карцер с окошком под потолком.

* * *

Группа была другой. Нет, люди были прежние, но все, что делало их личностями, будто вынули, а пустые тела набили соломой, как чучела на полях. Они могли играть подавленность на публику, ведь того требовали обстоятельства. Но это так же могли быть последствия нового препарата, который вводили всем нам.

Том без особого интереса взглянул на меня, будто до этого видел каждый день и я ему уже здорово надоела. Паша то и дело вздыхал, и смотрел в пол. Азарт, владевший им, заметно поутих. Возможно, он тянул лямку отсутствовавшего рейдлидера, потому что в этом больше, чем он сам, нуждались окружающие. Удовольствия от своего статуса он точно не испытывал. Паша поздоровался со мной кивком головы и кривой ухмылкой. Валера по сторонам глядел так, будто у всех, кто находился в холле, за пазухой был спрятан бутерброд; у всех — кроме него. Вокруг глаз Валеры залегли темные тени, а лицо осунулось, будто его морили голодом, отчего выражение его квадратного лица стала еще жестче. Всю терапию, пока я сидела рядом с ним, он с подозрением косился в мою сторону, отчего было, мягко говоря, не по себе.

Из всех только Настя-Симка излучала здоровье, хоть и проплакала половину дня. Она следила за происходящим с прежней живостью и интересом. Нового лекарства ей не довелось попробовать. К той щедрой горсти таблеток, что она ежедневно принимала, подобная добавка могла быть просто опасной.

Место Артема пустовало. Как и Делавера, к моему удивлению. Если его запрятали в карцер, то так ему и надо.

Внезапно ко мне подошел Паша.

— Поможешь мне собрать паззл.

Эта фраза не была вопросом или просьбой, это звучало как приказ.

— С чего вдруг? — спросила я Пашу, который напустил на себя такой суровый вид, что даже смешно стало.

— Где ты была? — требовательно спросил он.

— А надо было сначала у тебя разрешение спросить?

Дежурная медсестра отвлеклась от отчетов и теперь, сузив глаза, наблюдала за нами.

— Помоги мне собрать паззл, — на этот раз чуть мягче повторил Паша.

Мы подошли к маленькому столику, на котором из всей картины головоломки по-прежнему красовалась лишь собранная голова Белоснежки и гномы, которым повезло еще меньше — у них были собраны только ноги в больших черных башмаках.

— Твой спектакль я видел, — не поднимая глаз, сказал Паша. — Санитары, Шазрах, крики: «Мурзик, Мурзик». Сядь! — рявкнул он.

Медсестра угрожающе сдвинула брови. Каждая неосторожная фраза могла способствовать не только досрочному началу отбоя, но и бессрочным каникулам в карцере. Я продолжала стоять.

— Теперь я никому не доверяю, ясно? — тише и быстрее заговорил Паша. — Если хочешь участвовать в наших планах, сначала докажи свою невиновность.

Паша упорно вдавливал вверх ногами кусочек головоломки с улыбчивой физиономией одного из гномов. Похоже, Паша считал, что предатель, обо всем поведавший Шахраз, до сих пор среди нас. И уж тем более Паша никак не считал отсутствующего Артема виноватым в этом. К сожалению, я не могла прямо сказать ему, что совершенно не заинтересована ни в каких планах и больше всего на свете, хочу оказаться от них как можно дальше.

— Как же доказать, что все это время я провела в одиночке на транквилизаторах? Да ведь это проще простого! Нужно расспросить мою подушку и одеяло, а в свидетели взять капельницы, которые мне делали по несколько раз в день! — я задрала рубашку по локоть, обнажив фиолетовые кляксы разорванных вен. — Сойдет?

— Шахраз все знает, — сухо сказал он.

Я все же села по другую сторону головоломки.

— Все наши планы, — решил нагнать еще больше страха Паша. — И мне нужно знать, откуда.

— Вот ведь… олень, — выдавила я.

Паша напрягся, как ищейка, взявшая след.

— Делавер предупреждал меня о допросах Шахраз, — прошептала я. — Еще до того, как все началось.

Проклятый паладин! Хочешь быть злодеем и предателем, так будь им до конца! Но нет, Делавер решил сыграть и белым, и черными фигурами — и меня предупредить, и других подставить.

— Что он говорил?

— Да я почти не помню. Он предупредил, что меня вызовут к Шахраз.

— А ты что?

— Рассмеялась ему в лицо.

Паша сжал кулаки.

— Почему из всех он решил предупредить именно тебя?

Ответ на этот вопрос, только подливал масла в бушующий костер моей злости. Я неуверенно тыкала выбранным наугад кусочком паззла в общую картинку. Неудивительно, что ее так долго собирают.

Паша заговорил первым.

— Как видишь, Делавера здесь нет. Как только начались допросы, его перевели на другой этаж, в другую группу, и насколько я знаю, у Шахраз не возникло к нему никаких вопросов.

— А Артем все еще в карцере?

Паша кивнул.

— Почему так долго? Почему нас выпустили, а его нет?

Паша посмотрел на меня. Ну, да. Если Шахраз знает абсолютно все, то она знает, кто выступал организатором и значит, Артема мы скоро не увидим. Если вообще увидим.

О чем же Делавер хотел рассказать мне? Ведь кроме предупреждения было что-то еще. Мне казалось, этот ответ как-то связан с тем, почему он вообще решился заговорить со мной. И почему я никак не беспокоилась об Артеме? Ведь это его тапочек я таскала как умалишенная, за ним исподтишка наблюдала на групповых терапиях и поэтому большая часть правильных речей Марии Степановны прошла мимо меня.