Страница 2 из 71
Каждый уходящий жить и работать за пределы голубого неба, оставлял на Земле крохотную частичку себя. И когда первопроходцы космических троп возвращались и заводили семьи, их сохранённые частички извлекались из криогенных хранилищ, соединялись, и, под пристальным наблюдением специалистов-онтогенетиков, загоралась искорка новой жизни. Одна искорка, две, четыре — сколько пожелаешь.
Поэтому ещё до того как мои будущие родители впервые увидели друг друга в зале ожидания малого восточного космодрома, я уже, в каком-то смысле, существовал. Спал в криосне, пока ещё несобранный, разделённый на материнскую и отцовскую части хранящиеся отдельно. В момент их встречи меня ещё не было и, в то же время, я уже был.
Был. Буду. Рождённый соединением двух, пока ещё не знакомых между собой людей.
Глава 1. Как папа встретил маму
Всем известно, что от семнадцати до шестидесяти — самый активный возраст для мужчины. В этот период он совершает великие деяния, влюбляется в женщин и влюбляет их в себя.
Где-то между семнадцатью и шестьюдесятью мужчина идёт в дальние дали: открывать неизведанные просторы и покорять дикие земли.
Он переплывает бурные реки. Пробирается через труднопроходимые перевалы. Или, что сейчас более соответствует духу времени, летит сквозь пространство.
Где-то между семнадцатью и шестьюдесятью, мужчина пишет стихи. Пишет ночами, при свете лампы, запитанной от вытащенного из оборудования энергоэлемента. Где-то во льдах Антарктиды. Или в научных городках глубоко под поверхностью моря. Или на орбитальных станциях. В просторных подземельях лунных городов. В тесных каютах межпланетных космических кораблей дальнего следования. На Луне и неимоверно далеко от неё, условными ночами по локальному местному времени, мужчина пишет стихи.
Где-то между семнадцатью и шестьюдесятью мужчина спешит на великие стройки, куда только позовёт его родина. Строить новые города и разбивать сады в промороженных космическим холодом пустынях. Шире и шире расширять границы освоенного пространства. Туда, где только недавно, за всю историю, впервые ступила нога человека. Там предстоит вырасти молодым городам, моложе любого из своих жителей.
От семнадцати до шестидесяти — возраст приключений. Возраст, когда мужчину неудержимо тянет строить новые города, писать стихи, куда-то лететь — больше сделать, больше успеть.
Когда-то давно говорили: большая земля.
Сегодня говорят: маленькая солнечная система.
Где-то между семнадцатью и шестьюдесятью…
Мои родители тогда ещё не были знакомы. То есть не так, чтобы совсем незнакомы. Отец встречал фамилию матери в списках сформированной бригады. Мама пробежала глазами по фамилии отца в общем списке, не остановившись, не зацепившись взглядом. Они даже видели друг дружку, два раза или три — на видеоконференциях удалённого присутствия. Он — москвич, она из Новосибирска. Двое, совершенно незнакомых, пока, людей.
После прохождения всех испытаний и согласования списков, конкурсанты обменялись электронными поздравлениями по случаю успешного зачисления. Одинаковые поздравления, отправляемые каждым будущим членом бригады всем прошедшим отбор товарищам.
Электронные письма содержали выражение уверенности в предстоящей плодотворной совместной работе. Ровно десять человек. Пять юношей и столько же девушек. Девять отправленных и принятых поздравлений. Полные уверенности в совместной плодотворной работе. А как иначе? Иначе нельзя. Бригада — ячейка. Бригада — элементарный элемент общества. Бригада — вторая семья. Не больше и не меньше.
Десять человек, немаленькая вторая семья. Если первая семья родная по крови, то вторая семья — родная по духу. Разделенное на всех, словно кусок пирога, общее дело, общие стремления, общая жизнь на два года вперёд, на три, на четыре. А то и на все пять. Разделённое на всех общее небо.
И, в довесок, индивидуальные, принадлежащие только одному человеку, а не всей бригаде, личные страсти, чаяния и мечты. То, что не пошло, не подошло в общий котёл и то, что не отдали, не захотели или не смогли отдать.
Десять фамилий-фотографий в списке. Но разве фамилия и есть человек? Сколько может рассказать фотография о человеке? Тем более не слишком внимательному взгляду. Ничем не выделяясь в ряду девяти других фотографий.
Поэтому можно сказать, что мои родители впервые познакомились на малом восточном челночном космодроме. Оттуда отправлялся на Луну один из четырёх приписанных к космопорту крепеньких, будто гриб-боровик, пассажирско-грузовых толстячков серии «Сокол-2М». И туда возвращался забравший пассажиров с Луны орбитальный челнок. Сам полёт занимал где-то от полутора до двух суток. В зависимости от загруженности орбитальных трасс.
На Земле близилась середина месяца августа. Последнего летнего месяца. Солнце больше не жарило, словно сумасшедшее, как в июле-июне. Но ещё не было и следа сентябрьских сквозняков и сырости. Сверху лилось благодатью размеренное, ровное тепло. Зелень стояла сочная и полная жизни. Всё вокруг цвело, росло, готовилось к достойному завершению годового цикла.
На полях в самом разгаре страда. Убирают хлеб. Везут в зернохранилища. К сотням зерноперерабатывающих комбинатов тянутся цепочки из десятков тысяч перевозящих собранное зерно машин.
По небу скользили лёгкие перистые облака. Протянулись полосами до самого горизонта. Белые ленты облаков перемежаются синими небесными полыньями.
Младшекласники догуливают последние денёчки, кто с восторгом, кто с тоской, мечтая о наступающем на пятки следующем учебном годе. Старшеклассники тоже свободны. Летняя практика закончилась, учёба ещё не началась. Занимайся — чем хочешь, езжай — куда глаза глядят. Хочешь, слетай на денёк в Пекин, на праздник дня создания народно-освободительной армии братского китайского народа. Хочешь — оставайся в Москве, отмечать день воздушного флота. По всей стране асы воздушного океана проведут парады, один день в году утирая нос задавакам космонавтам-пустотникам.
Или можно рвануть на недельку в солнечный Тбилиси. Посетить суровый и красивый Целиноград-Астану. Умотать на месяц в Крым. Пройти по улицам старой Одессы. Задрав голову, с открытым ртом, любоваться громадными домами и широкими проспектами города городов — Москвы. В конце концов, не так важно, куда именно податься. Главное чтобы вместе с тобой поехали старые друзья, а место было новым и неизведанным. Тем, где вы ещё никогда не бывали.
На клумбах цвели тысячелистники. Первым, что видел вышедший из поезда человек, было тёмно-зелёное, с покатой крышей, здание вокзала с распахнутыми всеми, до единого, окнами третьего этажа. Тёмно-зелёное трёхэтажное здание вокзала и огромную, усеянную золотисто-жёлтыми зонтиками цветущих тысячелистников, клумбу. Собственно сходящий на перрон со скоростного пассажирского поезда человек упирался в эту огромную, золотисто-жёлтую клумбу и был вынужден выбирать: с какой стороны обходить её, чтобы выйти к вокзалу.
Если человек поднимал голову, то видел встающие в отдалении чёрные, на фоне подёрнутого рябой пеленой облаков голубого неба, башни стартового комплекса малого восточного космодрома.
Михаил Михайлович Майоров, мой отец, в возрасте семнадцати полных лет и шести месяцев, вместе с другими пассажирами, сошел со скоростного поезда в Подлунске — средних размеров посёлке городского типа при малом космодроме поддерживающим челночное сообщение с Селеноградом на Луне.
Сошёл и сразу упёрся в золотисто-жёлтое море — широкую клумбу, засаженную цветущими тысячелистниками. Посередине клубы стоял памятник космонавтам-первопроходцам в виде пары могучих, широкоплечих фигур в устаревших скафандрах с расстегнутыми шлемами. Шлемы они зажали под мышками. Один космонавт смотрел в небо, приложив свободную ладонь к глазам. Другой срывал с земли цветок, видимо, собираясь взять с собой. Металлический цветок среди сотен и сотен живых, золотых, настоящих.