Страница 13 из 21
После 53-дневного путешествия из Сайды в Ливорно Фахр ад-Дин ступил на тосканскую землю. Его пятилетнее изгнание представляло собой редкий случай, когда арабский и европейский правители встретились как друзья и могли изучить обычаи и нравы друг друга. Фахр ад-Дин и его свита с интересом наблюдали за жизнью двора Медичи, работой государственного аппарата, культурой эпохи Ренессанса и нравами итальянцев. Друзский эмир был очарован всем, что увидел, – от предметов домашнего обихода в обычной флорентийской семье до замечательной коллекции произведений искусства, собранной Медичи, где имелись даже портреты выдающихся османских деятелей. Он посетил красивейший кафедральный собор Санта-Мария-дель-Фьоре, поднялся на колокольню Джотто и полюбовался знаменитым куполом Брунеллески – одним из величайших архитектурных творений того времени[41]. Но при всем восхищении Флоренцией Фахр ад-Дин никогда не сомневался в превосходстве своей культуры и в том, что Османская империя была самым могущественным государством всех времен и народов.
В 1618 году Фахр ад-Дин вернулся на родину. Момент был выбран грамотно: османы вели войну с персами и не обратили внимания на его возвращение. За пять лет его отсутствия многое изменилось. Османские власти сократили владения его семьи до небольшой долины Шуф в южной части Горного Ливана, а друзская община распалась на соперничающие группировки, решительно настроенные не допустить превосходства одного семейного клана над другими.
Однако Фахр ад-Дин в одночасье разрушил порядок, установленный Портой и местной соперничающей знатью. Сразу по возвращении он взялся за восстановление своей империи, которая уже вскоре простерлась от порта Латакия на севере через весь Горный Ливан до Палестины и реки Иордан на юге. Если прежде Фахр ад-Дин расширял империю с согласия османских властей, то теперь его действия бросали прямой вызов Порте. Однако эмир был уверен, что его воины победят любую армию, выдвинутую против него османами, и в течение следующих пяти лет становился все более дерзким в противостоянии властям.
В ноябре 1623 года Фахр ад-Дин достиг пика своего могущества, когда в сражении под Анджаром его армия разбила османские войска, направленные против него из Дамаска, и взяла в плен губернатора Мустафа-пашу[42]. Друзы преследовали османов до города Баальбек в долине Бекаа, и весь этот путь вели высокопоставленного пленника на веревке. Когда друзская армия осадила Баальбек, Фахр ад-Дин принял делегацию из Дамаска, прибывшую договориться об освобождении паши. Он затянул переговоры на 12 дней и, прежде чем согласился освободить пленного, добился удовлетворения всех своих территориальных притязаний.
Но в 1629 году Стамбул завершил войну в Персии и наконец-то обратил свой взор на зарвавшегося друзского эмира, который к тому времени расширил границы своих владений до Сирийской пустыни на востоке и до самой Анатолии на севере. К 1631 году Фахр ад-Дин настолько уверился в своем могуществе, что не позволил османской армии перезимовать на «его» землях. Это переполнило чашу терпения турок, и они твердо решили избавиться от непокорного вассала.
У стареющего Фахр ад-Дина были и другие серьезные враги среди бедуинских племен, соперничающих друзских кланов, а также в лице клана Сайфа из Триполи. В 1633 году османский султан Мурад IV воспользовался усиливающейся изоляцией Фахр ад-Дина и отправил против него армию из Дамаска. Возможно, сторонники друзского эмира устали от многолетних военных действий или же разуверились в здравомыслии Фахр ад-Дина, который все более безрассудно бравировал перед Стамбулом своим могуществом. Как бы то ни было, когда османская армия подошла к границам «империи» Фахр ад-Дина, они отказались сражаться и оставили своего правителя и его сыновей противостоять османам без поддержки.
Беглый эмир укрылся в пещерах Шуфа в сердце Горного Ливана. Но османы последовали за ним и с помощью огня выкурили его из убежища. Фахр ад-Дина и его сыновей схватили и доставили в Стамбул, где в 1635 году казнили. Так закончилась жизнь мятежного эмира, а вместе с ней и угроза османскому господству на землях Горного Ливана.
После смерти Фахр ад-Дина османы были рады восстановить в Горном Ливане прежний политический порядок. Османская система правления, ориентированная на суннитское большинство, плохо подходила для разнородного населения этой местности, состоявшего в основном из христиан и друзов. До тех пор пока местные правители выражали готовность сотрудничать с османскими властями, Порта была готова мириться с любыми формами местного самоуправления. Таким образом, друзская и христианская феодальная знать продолжила править Ливаном вплоть до XIX века, больше не доставляя Стамбулу никаких неприятностей.
В Египте в течение столетия после завоевания Селимом Грозным также сложилась своя особая модель политического устройства. Хотя мамлюкская правящая династия была уничтожена, мамлюки выжили как военная каста и остались костяком правящей элиты османского Египта. Они сохранили семейные кланы – так называемые «дома», продолжали отбирать молодых рабов для пополнения своих рядов и ревностно поддерживали мамлюкские военные традиции. Будучи не в состоянии истребить мамлюков, османы были вынуждены привлечь их к управлению территорией.
С 1600-х годов мамлюки занимали многие ключевые административные посты в османском Египте. Они управляли местным казначейством, отвечали за организацию ежегодного каравана паломников в Мекку, служили наместниками в арабской провинции Хиджаз и фактически монополизировали провинциальный административный аппарат. Это обеспечивало им авторитет и влияние и, что еще важнее, контроль над значительными источниками доходов.
В XVII веке мамлюкские беи также заняли ряд высоких военных должностей, сосредоточив таким образом в своих руках больше власти, чем османские губернаторы и военачальники, присланные из Стамбула. Однако Порта, вынужденная противостоять растущим угрозам на своих европейских границах, была больше озабочена сохранением порядка и обеспечением регулярного потока налоговых поступлений с богатых территорий, чем восстановлением баланса сил между османскими ставленниками и мамлюками в Египте. Османским губернаторам приходилось самостоятельно держаться на плаву в коварных водах каирской политики.
Соперничество между могущественными мамлюкскими «домами» выливалось в межклановую борьбу, которая делала политическую жизнь в Египте опасной как для османов, так и для самих мамлюков. В XVII веке на лидирующие позиции выдвинулись два мамлюкских дома – Факарийя и Касимийя. Дом Факарийя имел связи с османской кавалерией, его цветом был белый, символом – гранат. Дом Касимийя имел поддержку среди местных египетских войск, и его символами были красный цвет и диск. У каждого клана имелись свои союзники среди бедуинских племен. Следы происхождения обоих домов теряются в веках и мифах, но к концу XVII века соперничество между ними приобрело ожесточенный характер.
Османские наместники пытались нейтрализовать мамлюков, играя на противостоянии домов. В результате тот дом, который считал себя ущемленным, старался избавиться от неугодного ему правителя. За период с 1688 года по 1755 год, о котором нам подробно известно благодаря историку Ахмаду Катхуда ад-Дамурдаши (он сам был мамлюкским офицером), мамлюкские кланы сместили восемь из тридцати четырех османских наместников Египта.
Межклановая борьба ярко демонстрирует, какой властью обладали мамлюки над османскими наместниками. В 1729 году глава дома Факарийя по имени Зейн аль-Факар созвал своих командиров, чтобы разработать план военной кампании против вражеского дома Касимийя. «Мы потребуем у губернатора пятьсот кошелей золота на снаряжение экспедиции, – заявил Зейн аль-Факар своим людям. – Если он даст их, то останется нашим правителем. Если откажется, мы сместим его». Дом Факарийя отправил к наместнику делегацию, однако тот отказался оплачивать военную кампанию против дома Касимийя. «Мы не потерпим этого труса нашим правителем! – воскликнул разгневанный Зейн аль-Факар. – Мы должны избавиться от него». Недолго думая, Факарийя написали в Стамбул письмо, в котором сообщили Порте, что османский губернатор смещен с поста и на его место назначен его заместитель. Затем они заставили новоиспеченного наместника профинансировать их военную кампанию против Касимийя за счет таможенных доходов от Суэцкого порта. Эти деньги были списаны как расходы на обеспечение военной безопасности Каира[43].
41
Там же, 214–215.
42
Там же, 150–154.
43
Daniel Crecelius and 'Abd al-Wahhab Bakr, trans., Al-Damurdashi's Chronicle of Egypt, 1688–1755 (Leiden: E. J. Brill, 1991), 286.