Воровка

"Стремно" — самое мягкое слово, которое можно было подобрать к этому долбаному месту. Рисса бы сказала: "Охренеть как страшно". Если бы растеряла остатки самоуважения, конечно. Парню еще можно признаться, что ему страшно, а вот для девчонки это вернейший способ спустить свою репутацию в унитаз. Если они выберутся, Ремис тут же забудет, как сам очковал, а ей каждое испуганное "ой!" припомнит. Поэтому приходилось гордо задирать нос и делать вид, что гробница ее нисколько не пугает.

На лестнице, ведущей, судя по ее длине, куда-то к центру планеты, было еще не так плохо. Через дверной проем лился яркий полуденный свет и проникал свежий воздух. Спускаясь по истертым ступеням, ребята обменивались нервными шуточками, чтобы хоть как-то поднять настроение и отогнать жуть. Поначалу даже получалось. Но чем дальше, тем сильнее давили метры — а может, уже километры? — земли и камня над головой. Становилось все темнее. Шутки и веселые разговорчики быстро закончились; Рисса начала ловить себя на том, что говорит полушепотом.

А потом они дошли до первого зала, и Риссе вдруг захотелось развернуться и дать деру отсюда. Как можно быстрее и куда угодно — хоть к Аргейлу в объятия.

Помещение, в котором они оказались, было всего-навсего "прихожей", но в нем легко разместилась бы парочка пассажирских транспортников. Для своих то ли трех, то ли четырех тысяч лет оно шикарно сохранилось: даже рисунок на полу почти не затерся, а на стенах тускло горели светильники. Статуи преклонивших колена гигантов держали на плечах высоченный потолок, каменные истуканы с секирами сторожили проход в следующий зал. Красновато-коричневые стены покрывали барельефы и тексты, написанные на древнеситской тарабарщине.

Здесь было бы даже красиво, если бы не трупы. Рисса насчитала три штуки: один

растянулся невдалеке от входа, второй съежился в позе зародыша у стены, а третий был неплохо сохранившимся скелетом. Валялись здесь и отдельные кости — так много, что не понять, скольким существам они принадлежали.

Милли бешено замотала головой, зачем-то зажав уши. Иллин обхватила ее за плечи и крепко встряхнула. Наклонившись к ней, зашептала что-то неразборчивое. Рисса поняла только "не слушай" и "пройдет".

— Эй, мелочь, ты в порядке? — Ремис обеспокоенно потряс Милли за плечо. Та попыталась улыбнуться и ответить, но Иллин неожиданно грубо толкнула ее себе за спину и зыркнула на Ремиса с неприкрытой угрозой:

— Милли в порядке, — отчеканила она. — Ремис… просто не лезь к ней сейчас, ладно? Ей этого не нужно.

— Ну и ладно, — пробормотал слегка офигевший Ремис, примирительно поднимая руки. — Я же просто спросил.

— Все хорошо, Ремис. — Милли все-таки решилась показать, что умеет разговаривать сама. Рисса вдруг задумалась, сколько раз она вообще слышала голосок малявки: Иллин почти всегда говорила за нее, и Милли никогда ей всерьез не перечила. — Мне просто немного страшно, вот и все. Место очень жуткое.

— И воняет, — буркнула себе под нос Рисса. К затхлому, пыльному запаху подземелья примешивалась сладковато-гнилостная вонь мертвечины и еще чего-то, что Рисса никак не могла определить. — Пошли быстрее. Кстати, кто-нибудь вообще в курсе, куда мы идем?

Иллин ткнула пальцем в экран своего планшета:

— Идите сюда, покажу кое-что.

У этой девчонки, похоже, имелся ответ на все что угодно. Риссу это почти восхищало — в той же степени, в какой бесило. Ничего она не могла с собой поделать: хорошенькие и умненькие отличницы вызывали у нее аллергию еще со школы.

— Смотрите, — продолжила Иллин, когда все собрались вокруг нее и уткнули носы в планшет. — В сети Академии есть статьи про каждую из гробниц, куда пускают послушников. Даже с картами. Здесь сказано, что Хамеис похоронена вот тут, — она стукнула ногтем по одной из самых дальних комнат на карте. Рисса сердито выдохнула сквозь зубы, представив, сколько туда придется топать. — Это погребальные камеры приближенных Аджунты Полла. Он сам лежит вот здесь, — пальчик Иллин сместился к большому залу, отделенному от "комнат" приближенных длинным коридором. — Написано, что раньше эта часть гробницы была утыкана ловушками, но они давно уже не работают, потому что мародеры повредили большую часть защитных механизмов.

— Отлично, — не слишком уверенно ухмыльнулся Ремис. — Значит, у нас есть шанс вернуться живыми? Круто.

— Угу. Если нас не сожрут. — Рисса многозначительно глянула в дальний угол зала. В полутьме было очень трудно понять, движется там что-то живое или просто дергаются тени из-за коротящей лампы. — Иллин, в твоей статье что-нибудь про живность сказано?

Иллин помотала головой.

— Нет. Здесь только история: кто построил, когда, для кого, какие события связаны с гробницей и ее хозяином… Например, почти вся знать была против, чтобы Хамеис хоронили в гробнице мужа: одни считали, что она достойна собственной, а другие — что ей и могилы в Долине хватит… Но не суть. Про живность в другом разделе, про местную фауну. Я его уже прочитала. Если коротко, то даже самые безобидные зверушки могут разорвать нас на куски или проглотить целиком, если мы на них наткнемся.

— Тогда будем надеяться, что не наткнемся. — Рисса зачем-то поправила тренировочный меч на поясе, будто от этого он мог превратиться в полезное оружие. — Двинулись, народ. Эти таблички сами себя не сфоткают. Иллин, держи карту под рукой, будешь навигатором.

Им всем было страшно. Милли, бледная и какая-то полуобморочная, даже не пыталась этого скрыть, остальные храбрились, но не слишком убедительно: Иллин цеплялась за роль старшей сестры, которая должна оберегать беззащитную Милли и наставлять бестолковых Ремиса и Риссу, Ремис пытался балагурить, а Рисса делала физиономию кирпичом и с напускной уверенностью шла впереди всех. Почему-то постоянно получалось так, что именно Рисса решала, куда компания пойдет и что будет делать. Даже Деввен слушался ее почти всегда. Это доставало: почему все вечно думают, будто она знает, как выкручиваться из дерьмовых ситуаций, и ее не тошнит от страха точно так же, как остальных?

Зал казался неимоверно длинным. Тусклый свет древних ламп (и как они еще работали после стольких лет? в родном районе Риссы даже уличные фонари горели один через пять) периодически мигал, заставляя видеть то, чего на самом деле не было. Вокруг постоянно что-то шуршало, шелестело и поскрипывало; пару раз Риссе мерещился протяжный человеческий стон. Ее рука приросла к рукояти тренировочного меча, хотя Рисса толком не представляла себе, что с ним делать.

Неугомонный Ремис наклонился и ловко подхватил с пола какой-то черепок.

— Гляньте, это же золото! Реальное золото, — он постучал пальцем по обломку вазы, на котором все еще сохранилась часть золотой окантовки, и бережно опустил его в поясную сумку. — Когда выберемся, загоню кому-нибудь. Хочу в кои-то веки поесть нормально.

Рисса поежилась: в мертвой тишине гробницы эти слова прозвучали как-то… неправильно. Будто кто-то взял и матюкнулся в храме. Впрочем, здесь так звучали любые слова.

Чем дальше они заходили, тем чаще на пути попадались трупы. Некоторые были совсем свежими и воняли так, что на глаза слезы наворачивались, другие же давно истлели и высохли. Тела в униформе послушников, тела в непонятных лохмотьях, скелеты и мумии, чью одежду было трудно отличить от иссохшей, скукожившейся кожи…

Милли, скорчившись пополам, вытошнила свою половинную порцию завтрака. Рисса ее не винила: у самой желудок к горлу подскакивал, хотя она мертвяков видела не впервые. В Старом городе регулярно умирала куча народу.

— Смотрите, — громким шепотом позвал Ремис, внезапно сбившись с шага. Иллин, шедшая позади, чуть не влетела ему в спину. — Эта хреновина точно дохлая?

Тыкать пальцем в "хреновину" не было нужды: трудно было не заметить жирную тушу метра в три длиной, развалившуюся прямо у ребят на пути. Она выглядела бы точь-в-точь как огромная сороконожка, если бы тельце у обычных сороконожек венчалось круглой широченной пастью, полной острых зубов размером с добрый кинжал. Из бока, продырявленного бластерным огнем, сочилась зеленоватая жижа.