Страница 5 из 29
Именно постоянные оглядывания головы Рому и подвели. Споткнувшись о валяющийся на дороге камень, который мужчина успешно переступил, Коршунов упал на асфальт. Если сам он не издал ни звука, то выскочивший из руки нож оглушительно громко звякнул о землю, заставив зомбированных обратить внимание на звук.
Рома быстро встал на ноги, после чего ринулся бежать вслед за Широковым. Орда зараженных последовала за ними. Пришлось забежать в первый попавшийся дом с незакрытыми дверьми. Константин вставил в ручку подобранную с пола швабру, после чего быстро придвинул к двери ещё и тумбочку. Было темно настолько, что виднелись только очертания дверных проёмов. В конце концов, в самой глубине дома пришлось включить фонарь.
— У меня две новости, — сидя на полу, размышлял Константин. — Хорошая и плохая.
— Давай с плохой.
— Ты придурок. И по этой причине этот сарай — последнее, что мы увидим перед смертью.
— А хорошая?
— Если тут что-то есть, то смерть не будет голодной.
Поднявшись на ватных ногах, Широков покинул пустую комнатушку без окон и дверей, в которой они заперлись. Рома же остался сидеть на месте. Закрыв глаза, измученный погоней, он уснул буквально за секунды, постепенно съехав по стене из сидячего положения в лежачее. Но феерия продлилась недолго, и Коршунов очнулся от крика. Он открыл глаза и резко вскочил, увидев перед собой зомбированного, которого кое-как удерживал Константин, натягивая грязную одежду со спины. Рома запаниковал.
Молодой человек резко метнулся в дальний угол комнатушки, до которого зомбированный точно не мог дотянуться. В голове была только одна мысль, и та про заправку. Что-то же их оживило…
Рома прекрасно видел мёртвого зомбированного слева от мужчины. Ему оставалось только понять, чем же он оживил сначала мать, а после и те пропахшие гарью угольки, что когда-то были людьми. У Коршунова на это были секунды.
Юноша напрягся. Стоило ему только сосредоточиться и представить, как тот самый труп слева встаёт, так это и произошло. Рома вдумывался в каждый шаг мёртвого, но получалось всё сыро и криво. Необходимо было контролировать каждую мышцу несчастного. Мгновения превратились в вечность. Константин что-то кричал в сторону Коршунова, но тот его не слушал.
Подчинённое силе мысли тело подняло с пола какую-то доску. Случайно зацепленный деревяшкой Широков, испугался и отпустил зомбированного, разжав трясущиеся похолодевшие пальцы, и кусок дерева полетел в главного врага.
Константину показалось, что на голове у него зашевелились волосы, ведь он чётко помнил, как убивал заражённого. Рефлекторно он метнул нож в ещё живого зомби. Следом за ним упал и тот бедолага, которого под свой контроль взял Роман. Собственно, падение обессиленного Коршунова тоже не заставило долго ждать. Константин остался один.
***
Рома очнулся нескоро, а когда это произошло, был он совершенно один, к тому же крепко привязанный к какому-то столу, прикрепленному к полу. Место чем-то походило на очередную заправку. Вдали были слышны голоса, один из которых явно принадлежал Марине.
— Очнулся! — вдруг дал о себе знать радостный, ещё более приятный и знакомый голосок. Когда Коршунов поднял голову, то увидел перед собой улыбающуюся Лизу, целую и невредимую. — Рома очнулся!
Со скрипом двери распахнулись. В помещение вошли трое: первой была Марина, следом тяжёлой походкой двигался Константин, который, похоже, и вытащил молодого человека из деревни, а замыкала колонну незнакомая девушка.
На вид последняя была явно младше Романа. Он дал бы ей не больше восемнадцати. Выглядела она печально, так, будто потеряла любое стремление выживать, но было заметно, что личность Коршунова её заинтересовала.
— Живой? — дала знать о себе Марина.
Молодой человек с трудом наклонил голову. В ушах неприятно звенело.
— Как ты это сделал? — Константин был на взводе. Стало понятно, что ему досталось, пока он вытаскивал Рому из той деревеньки.
— Что сделал?.. — потерявший много сил после ночи, Коршунов толком ничего не мог понять.
— Если он управляет так мёртвыми, то что с живыми может вытворять? — Широков обращался к Марине.
— Роман, ты нам друг или враг? — женщина посмотрела Коршунову в глаза.
Молодой человек не находил, что ответить. Откуда ему было знать, на что он способен, если он сейчас забыл, что вообще происходило?..
========== Глава 3. В разных лодках ==========
Фатима росла в так называемой неполной семье. Было у неё три старших сестры и младший брат. Мать постоянно работала, чтобы прокормить всю ораву, и строила из себя самую обиженную, ведь все мужчины, что у неё были, рано или поздно от нее убегали. Собственно, в этом и заключалась проблема того, что все дети были друг на друга непохожи, а их отцы в семье долго не задерживались.
Впрочем, Фатиме повезло больше других. Её отец про неё не забывал, хоть официально родство признавать не собирался. Эмир, родитель девочки, был человеком восточных кровей, поэтому было не удивительно, что внешностью девушка пошла в него. Нельзя было сказать, что он делал из вероисповедания целый культ; мужчина относился ко всему без фанатизма. Фатиму он не признавал документально по одной только причине: у него уже была семья. Жена и двое сыновей. Однако имя единственной дочери он выбирал сам. А когда та была в более или менее сознательном возрасте, забрал её жить и учиться в США, где пребывал сам.
Эмир обладал огромными средствами, поэтому ему удавалось баловать дочь, не ставя при этом в известность собственную жену. Впрочем, даже если женщина и узнала бы, то против мужа пойти бы не решилась. Фатима жила в отдельном доме в одном из частных прибрежных секторов Майами, где за ней постоянно приглядывала няня.
Няней этой была близкая подруга Эмира, Адель. Женщина не относилась к числу мусульман и была атеисткой. С отцом Фатимы она сошлась ещё во время их обучения в университете. Между ними не было никакой романтики, они делали невозможное: проносили сквозь года именно дружеские отношения, которых, как говорится, между мужчиной и женщиной быть не может. Однако была в жизни Адель одна проблема, с которой справиться было невозможно. Она безумно любила детей, но иметь их не могла. Именно по этой причине оба её брака и распались. Поэтому, прожив с Фатимой достаточно долгое время, она стала относиться к ней как к собственной дочери. И девушка, в общем-то, не возражала, и, даже наоборот, старалась относиться к женщине как можно теплее.
Однако и про мать Фатима не забывала. Каждые каникулы она летала домой, чтобы увидеться с семьей. Однажды прилетел с ней и Эмир, но мужчина быстро понял, что там ему не место, когда увидел младшего брата собственной дочери.
Фатима всё время что-нибудь привозила для своих родных из-за границы: сёстрам — одежду, брату — какие-то игрушки. Для матери — яркие бусы, которые она безумно любила. Однако стоило девушке пробыть дома больше двух недель, как начинались конфликты — с сёстрами она категорически не сходилась во взглядах. Но с братом общий язык найти никогда не составляло труда.
Сама по себе девушка с каждым годом становилась всё краше. Фатима всегда была высокой, стройной и хорошо сложенной. Густые темные волосы, смуглая кожа, типичные для восточных людей карие глаза. Адель ласково называла девушку Шоколадкой, а в школе (как и за её пределами) многие юноши «шею сворачивали», засматриваясь на нее. Возможно, причина конфликтов с сёстрами была именно в ее внешности.
Это был последний визит домой перед началом обучения в колледже, и Фатима решила провести дома как можно больше времени. Даже не возникало никаких ссор с сёстрами. Мама была в отпуске. Но одним «прекрасным» утром не всем было суждено проснуться живыми.
Младший брат, Серёжа, с воплем ломился в комнату. Фатима впустила его, после каких-то сумбурных объяснений собралась, и они пулей вылетели из дома, толком ничего с собой не взяв. Так скоро опустевшие улицы вызывали у девушки состояние, подобное шоку, но она старалась не поддаваться этому мерзкому чувству: она была обязана не показывать брату, что ей страшнее, чем ему.