Страница 4 из 84
Наконец, набравшись самообладания, Михаил отошёл от окна и решительно направился в соседнюю комнату, туда, где уже третьи сутки напролёт лежала прикованная к постели его ненаглядная жена, его, несравненная Аннушка, его цветочек по имени «Анютины глазки», как любил он ласково шептать ей на ушко…
В комнате, где одиноко лежала в своей постели не подающая никаких признаков жизни Анна, царил полумрак. Михаил подошел к ней и с болью в сердце стал всматриваться в её изможденное лицо. Большие глаза Анны, прикрытые веками, сильно ввалились, а аккуратный, с небольшой горбинкой носик заострился. Губы были бледны и сильно пересохли. Длинная тёмно-русая коса растрепалась и уныло свисала с кровати. Цветастый штапельный платочек, покрывавший её голову, сбился и сиротливо лежал на краю подушки… Поверх лоскутного одеяла, которым она была укрыта, покоились скрещенные на ее груди маленькие, натруженные тяжелым крестьянским трудом ручки…
Создавалось впечатление, что она мертва, и только игра теней на её лице, творимая мечущимся из стороны в сторону фитильком лампадки, придавала её образу какую-то живость…
Услужливое воображение Михаила не заставило себя долго ждать, нарисовав в его сознании жуткую картину похорон любимой жены. Его сердце, уставшее от страданий, тут же отозвалось в груди нестерпимой болью, которая вырвалась наружу протяжным стоном.
Отмахнувшись от страшного видения, Михаил несколько раз перекрестился и тихонько, чтобы не потревожить жену, присел на краешек её кровати…
– Как себя чувствуешь, цветочек мой? – спросил он ее. Однако и сам до конца не понял, обратился к ней вслух, или мысленно, настолько слабым был его голос. Но увидев, что ресницы Анны едва дрогнули, легонько погладил своей рукой безжизненно лежащую поверх одеяла её руку и тихо сказал: «Вижу, Аннушка, что дела твои неплохи… Совсем неплохи… Скоро ты поправишься, и у нас с тобой все снова будет хорошо… Правда, любимая?..»
Но Анна молчала… Он же, поняв, что сказанное им прозвучало охрипшим и уставшим, полным бедственного уныния голосом, да ещё без малейшей веры в то, что она, жена его, когда-нибудь непременно поправится, сильно испугался этого и стал настороженно всматриваться в её лицо. Как же ему хотелось, чтобы его Аннушка не разгадала смятения, охватившего его, не почувствовала, что он уже потерял веру в её выздоровление и сейчас, сломленный морально и физически, сидит тут, у её постели, не понимая, что ему со всем этим делать… Скорбь его души, собравшись в горестный комок, горячими слезами вырвалась наружу, и он беззвучно и безутешно заплакал…
Анна, ощутив присутствие мужа, попыталась приоткрыть глаза, но удалось ей это с большим трудом… Поняв, что на это уходят последние силы, она не предприняла другой попытки взглянуть на него и, расслабившись, снова впала в забытье…
Михаил взял ее руки и стал нежно целовать ссадины и царапины на её тонких пальчиках. Затем уткнулся в её ладошки небритым своим лицом…. нет, не уткнулся…. зарылся в них всем своим существом, желая найти успокоение в теплоте родных, но таких безжизненных сейчас рук, желая спрятаться в них от свалившегося на него горя. Тело его сотрясало беззвучное рыдание. Безутешные слезы смывали с истерзанной его души горе…
Но тут… ему показалось, что губы Анны шевельнулись. «Может, пытается что-то сказать? Хочет о чем-то попросить?..» – насторожился он. Склонившись над ней, стал вглядываться в её лицо. Он желал понять, на самом ли деле она хотела ему что-то сказать или ему это только показалась?.. Но нет, Анна по-прежнему находилась в забытьи. Михаил провел рукой по овалу её лица… потом по мягким её волосам, легонько поцеловал в висок, в то самое место, где под тонкой, бледной его кожей встревоженно пульсировала воспаленная змейка голубого сосуда…
Длинные ресницы Анны вновь легонько дрогнули… Он даже успел заметить, что по её лицу, на котором закрепилась безнадежная маска мученицы, проскользнула едва уловимая улыбка. Да, да, он это заметил!.. Но… только на короткий миг проскользнула и, задержавшись на нем не более, чем вспышка молнии на грозовом небе, снова уступила место сначала глубокому страданию, затем полубессознательному состоянию…
– Ох-х-х… Господи!.. Прости меня, Господи!.. – глухо простонал он. – Прости меня за то, что по моей вине эта роскошная женщина лежит сейчас здесь, в этом убогом жилище, совершенно истерзанная и покалеченная, а я, призванный помогать ей во всем, призванный защищать её от всего, сижу здесь, у её постели, полностью беспомощный и бессильный от безжалостно сломившего меня горя…
Михаил вновь стал целовать вымученные тяжелым крестьянским трудом пальчики своей любимой жены. Он целовал их так же нежно и ласково, как тогда, очень давно, когда предложил ей стать его невестой и услышал от неё в ответ вожделенное им слово – Согласна!!!
А еще ему припомнилось, как когда-то давно и с великим упоением наблюдал он за тем, как эти тонкие пальчики Анны свободно и непринужденно бегали по клавиатуре рояля, беря сложные аккорды произведений великого Шопена. Как же она, его Анна, была тогда еще юна!.. А как красива…
Как часто прокручивал он в мыслях воспоминания, связанные с днем первой их встречи, когда он, представленный княжне Анне Козловской своим другом Станиславом Войцеховским, жадно всматривался в неё, стоящую перед ним барышню, милый образ которой, втайне от него самого, уже давно жил в его сердце… Как важна для него была тогда каждая деталь, каждая мелочь тех мгновений, во время которых он познавал её… Пытался определить для себя, действительно ли перед ним та самая, к которой так стремилась его душа, та самая, о которой она давно уже плакала. Действительно ли это та женщина, которая в состоянии подарить ему настоящую любовь, которую с таким нетерпением ждало его сердце, вымаливая изо дня в день у судьбы…
– Когда же это было?.. Сколько времени прошло с тех пор?.. – неожиданно вслух спросил самого себя Михаил.
– В конце августа 1915 года это было, – прошептали в ответ его губы.
– В конце августа 1915 года?.. – переспросил он самого себя. – Что же получается?.. Семнадцать лет прошло с тех пор, как я повстречал свою Анну?!! Не может такого быть!.. Не может!!! Ведь ещё так свежи воспоминания, связывающие меня с тем днем, словно всё это было только вчера…
И мысли Михаила вновь поплыли в тот уже далёкий 1915 год, такой счастливый для них с Анной год, когда судьба соединила их сердца, и такой трагичный для всего человечества год, когда весь мир сотрясала жестокая, кровопролитная Империалистическая война.
Он вернулся мыслями в те, необычайно теплые для той поры года денёчки, когда он, двадцативосьмилетний студент из Варшавы, прибыл в город Могилев погостить к своему лучшему другу Станиславу Войцеховскому, которому, по воле судьбы, и суждено было свести его с Анной Козловской, с его будущей женой. Это было давно… Это было 30 августа 1915 года… Дата, с которой начался отсчёт их ярко вспыхнувшей, великой любви.
II. Приезд Михаила Богдана в Могилев к его другу Станиславу-Аугустасу Войцеховскому
Итак…. листки календаря 1915 года отсчитывали последние денечки уходящего лета. Уже второй год, начиная с 19 июля (1 августа) 1914 года, шла Мировая, или как ее ещё назвали, Империалистическая война, объявленная России Германией. Война, которая продлится потом 4 года и 4 месяца. Война, в которую будут втянуты 33 страны с населением более 1,5 миллиарда человек, а это 75 % всех жителей планеты Земля! Война, в итоге которой будет убито, ранено, искалечено около 30 миллионов человек. Но все эти данные подытожат потом, после её окончания – в 1918 году…
А пока, в данном 1915 году, о котором сейчас идёт речь, война только набирала свои смертельные обороты, принося с фронтов горестные сводки о провалах российских войск, плохо подготовленных к этой войне. Тысячи полуголодных, плохо экипированных, лишённых военной техники, оружия и боеприпасов солдат и офицеров, призванных на фронт, продолжали гибнуть за Россию и царя-батюшку в кровавых окопах этой Империалистической войны…