Страница 2 из 84
– Ненавижу себя!.. Ненавижу!!! – вырвалось с отчаянием из его груди. – Из-за тебя, мразь, из-за тебя, ничтожество, погибает сейчас женщина, которую Господь сотворил из красоты и добродетели. Женщина, на которую надо молиться, как на икону, а не использовать, как тягловую силу, взвалив непосильный груз бытовых проблем на её хрупкие плечи! Женщина, чьи предки кровными узами были связаны с членами высочайших дворянских семей! Да как ты, простолюдин по происхождению, даже в мыслях посмел поставить себя рядом с ней?!! Тебе же, ничтожество, когда ты просил ее руки и сердца, четко разъясняли: не порть жизнь Анне! Не сможешь ты обеспечить привычного для нее уровня жизни! Не сможешь! Не сможешь!!!
Истерзанный чувством вины перед женой, Михаил устало привалился спиной к стене и опухшими от слез глазами стал безучастно вглядываться в полумрак комнаты. Постояв так какое-то время, медленно съехал по стене вниз, присел на корточки и, вцепившись руками во взъерошенные волосы, тихо заплакал. Плакал он горестно и безутешно, не контролируя своих эмоций, так, как плачут сломленные жестокой судьбой люди. Он уже осознавал всю безысходность положения, в которое его загнала беда.
Сколько так просидел на полу, и сам не знал. Но вдруг поймал себя на мысли, что взгляд его оценивающе скользит по стенам и обстановке комнаты, в которой он находится, а мозг проводит детальное сравнение увиденного, представляющего собой удручающее зрелище, с красивой картинкой роскошного дома семьи Козловских, где провела его Аннушка свое детство и юность.
Этот дом, со всей присущей ему претенциозностью, все отчетливее и отчетливее стал проявляться в его сознании, что еще острее подчеркивало всю серую действительность, в которой сейчас находилась его любимая женщина…
Михаил снова пробежал взглядом по комнате… Вот перед ним две деревянные кровати, небольшой двустворчатый шкаф и высокий комод с шестью большими выдвижными ящиками. Эту мебель он сделал своими руками, сделал умело и с очень большой любовью. Створки шкафов, спинки кроватей и ящики комода украсил накладным декором, представляющим собой сложную композицию из плодов рябины с ажурными листочками и веточек дуба, усыпанных желудями.
Все свободное время после работы на Могилевской шелковой фабрике, где он числился плотником, Михаил проводил в своей столярной мастерской. Там, всецело отдаваясь любимому делу, мастерил он мебель на радость родным и близким, и все те, кто бывали у него в гостях, искренне восхищались его талантом краснодеревщика, коим он и слыл во всей округе. Да Михаил и сам не без гордости для себя отмечал, что любая вещь, задуманная им для воплощения в жизнь, оказывается ему по плечу и исполняется искусно, что радовало его сердце и побуждало к новым свершениям. И ведь на самом деле, до этой минуты Михаил без всяких сомнений довольствовался обстановкой своего дома, которую создал своими руками… Но только до этой минуты!!! А теперь вся эта самодельная мебель показалась ему обыкновенной кустарщиной!.. Жалкой подделкой под ту роскошь, которая в девичестве окружала его Аннушку. Это обстоятельство жесточайшим протестом вырвалось из его души наружу…
– Кошмар! Какой же кругом кошмар! – прохрипел он, потерявши по причине усталости свой приятный природный баритон. А взгляд его, преисполненный отвращения, снова и снова скользил со шкафа на комод, с комода на кровати. Этот взгляд уже делал свое дело… Безо всякого сожаления он крушил всю обстановку комнаты. Крушил то, что совсем недавно было дорого для него, являлось предметом его гордости, составляющей уюта в его доме, составляющей уюта в их отношениях с Анной.
– Да разве на таких убогих кроватях должна спать моя Анна, моя Царица?!! – возопил он к самому себе и тут же почувствовал, как очередная горячая волна отчаяния обдала его сердце. Он снова с брезгливостью взглянул на одну из кроватей, где провел уже несколько бессонных ночей… На сбитую простынь и смятую подушку… На съехавшее на пол одеяло… На низкие потолки комнаты и небольшое, с ситцевыми занавесками окошко, выходящее в палисадник.
– О, Jezus Maria!!! – стремительно закрыл он руками глаза, – какая кругом убогость!.. Какая серость!.. И ведь это – самое большое, что я могу дать своей семье!!! Уста-а-ал!.. – вырвалось стоном из его уст. – Уста-а-ал!.. Как я устал!..
А в памяти его с какой-то болезненной навязчивостью стали вновь и вновь вырисовываться живописные картинки роскошного дома Козловских, где провела его Аннушка свое детство и юность.
Вот, совершенно отчетливо, видится ему фасад этого величественного двухэтажного каменного дома с шестью белыми колоннами у парадного входа и двумя скульптурами пантер из черного мрамора, мертвой хваткой держащих в зубах бездыханных перепелок.
Пантеры, стоящие на высоких пьедесталах, символизируют мощь и величие рода Козловских, а еще напоминают окружающим о том, что семья эта находится под покровительством потусторонних сил, способных любого неприятеля, посягнувшего на честь и величие этой фамилии, словно жалких перепелок, растерзать в клочья.
Здесь, именно здесь провела его Аннушка семнадцать лет своей беззаботной девичьей жизни. Здесь она жила со своей семьей: с дедушкой, князем Иваном Владимировичем, с родителями, с двумя своими братьями и двумя сестрами.
Этот дом, когда Михаил увидел его впервые, тут же напомнил ему огромный белый корабль, на века бросивший свой якорь в глубине аллей старого ухоженного парка. Больше века в натертых до безупречного блеска окнах этого дома отражалось живописное озеро, находящееся почти рядом с парадным его входом.
Между озером и домом – вольготная лужайка, поросшая мягкой зеленой травкой. В самом центре лужайки – круглая беседка-ротонда, зеленый купол которой поддерживают восемь белых колонн.
А вот узкая тропинка, протоптанная ногами людей через эту лужайку. Веселой извилистой змейкой бежит она от дома к озеру, соединяя собой рукотворное чудо, созданное людьми – роскошный дом Козловских, с чудом нерукотворным – озером, созданным на радость окружающим самой матушкой-природой.
Как кадры из немого кино, замелькали в сознании Михаила восхитительные интерьеры просторных залов дома Козловских, по которым водила его тогда, в далеком уже 1915 году, совсем еще юная Анна.
Вот ему видится, как входят они с Анной в зал для приема гостей, потолки которого отделаны лепниной, а стены окрашены в темно-голубой цвет… Высокие полуциркульные проемы окон украшены шторами из белого воздушного шелка. Торжественность им придают затейливые ламбрекены, кружева и многочисленные банты. Солнечный свет струится из окон и падает на яркие узоры персидских ковров, устилающих паркетные полы зала, рассеивается по его стенам, по старинной мебели, по роскошным статуэткам и посуде из мейсенского фарфора, искрится в хрустальных подвесках многочисленных люстр, в позолоте рам, обрамляющих портреты знатных предков Анны.
А вот и большой белый рояль, в центре которого – высокая фарфоровая ваза, наполненная цветами белых хризантем. Вокруг рояля сгруппировались мягкие кресла с подлокотниками…
Следующее помещение, которое явственно прояснилось в памяти Михаила – зал для проведения балов… Очень большой и светлый зал, с колоннами по обеим сторонам. Стены бальной залы и колонны окрашены в белый цвет, капители колонн тонированы позолотой.
Спальня его Аннушки на втором этаже… Просторная комната с двумя высокими окнами. Стены оклеены обоями розового цвета с орнаментом из мелких белых цветочков.
Вся мебель в комнате Анны: большая кровать, два двухстворчатых шкафа, тумбочки, стулья, комод и секретер – выполнены из дерева и тонированы в белый цвет.
На небольшом диванчике, обтянутым розовым шёлком, сидят две большие фарфоровые куклы, одетые в длинные кружевные платья и в милых ботиночках на ногах. Носик у одной из кукол отбит….. но от этого её взгляд не утратил своего былого высокомерия…
На стене, напротив кровати Анны – большой портрет в белой деревянной раме, на котором изображена маленькая, лет пяти девочка, сидящая на розовом диванчике в обнимку всё с теми же двумя куклами. Несомненно, что это Аннушка, хозяйка этой комнаты и этих кукол!..