Страница 19 из 20
Ровно через два часа – звонок из Москвы. Беру трубку:
– У аппарата Москаленко.
Слышу тот же голос:
– Говорит Васильев. Вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Проведение операции разрешается. Для осуществления операции Ставка усиливает 40-ю армию тремя стрелковыми дивизиями, двумя стрелковыми бригадами, одной артиллерийской дивизией, одной зенитной артиллерийской дивизией, тремя танковыми бригадами, двумя-тремя гвардейскими миномётными полками, а позднее получите танковый корпус. Достаточно вам этих сил для успешного проведения операции?
– Выделяемых сил хватит, товарищ Верховный Главнокомандующий, – отвечаю я. – Благодарю за усиление армии столь значительным количеством войск. Ваше доверие оправдаем.
– Желаю успеха, – говорит на прощанье Сталин.
Кладу трубку и, повернувшись к Крайнюкову и Грушецкому, определяю по их радостно возбуждённому виду, что они поняли главное: предложение одобрено Ставкой. Подтверждаю это и сообщаю им всё, что услышал от Верховного Главнокомандующего. Добавляю:
– Скоро и 40-я армия от обороны четырьмя ослабленными стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой перейдёт к активным действиям в усиленном составе.
Новость производит на всех нас большое впечатление. Крайнюков и Грушецкий встречают её восторженно. И мне становится ещё радостнее от мысли, что этот необычайный день так тесно сблизил нас троих…»
Изложенные выше переговоры с Верховным Главнокомандующим происходили 23 ноября, а несколько дней спустя по его поручению на командный пункт 40-й армии прибыл генерал армии Георгий Константинович Жуков. «Для меня, – пишет Москаленко, – это было подтверждением того, что Ставка не только заинтересовалась возможностями проведения наступательной операции на нашем участке, но и придавала ей важное значение.
К моему удивлению, Георгий Константинович был настроен несколько скептически. Не возражая против самой идеи проектируемого наступления, он, однако, считал, что при его осуществлении встретятся чрезвычайно большие трудности.
– Далась тебе эта наступательная операция, – говорил он, хмуро глядя на карту, разложенную перед ним. – Не знаешь разве, что перед тобой крупные силы противника, глубоко эшелонированная оборона с развитой системой инженерных сооружений и заграждений?
– Трудности, конечно, встретятся немалые, – отвечал я, – но всё же вражескую оборону прорвём, противника разобьём…»
Однако, анализируя затеянную Кириллом Семёновичем операцию, нельзя не отметить, что ему при этом пришлось совершить ряд некоторых рискованных действий, проведённых им вопреки выпущенному руководством фронта указу, требовавшему провести за несколько дней до начала наступления серьёзную разведку боем, которую он считал на участке своей армии абсолютно не нужной и даже опасной.
«Я вполне понимал его обоснованность, – писал Кирилл Семёнович. – В то же время было ясно, что оно касается тех участков, где передний край обороны противника не вскрыт, следовательно, это распоряжение не могло распространяться на полосу предстоящего прорыва 40-й армии, так как здесь передний край вражеской обороны был нами тщательно изучен. Мы знали организационную структуру каждой пехотной дивизии, её вооружение, боевой и численный состав, места расположения командных и наблюдательных пунктов дивизий, полков и батальонов, расположение огневых позиций артиллерии и миномётов.
Нам были известны даже фамилии командиров частей и соединений.
Но сколько я ни доказывал это командующему фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову и его штабу ничего не помогло. Разговор был короткий:
– Выполняйте распоряжение.
Пришлось, разумеется, выполнять. Но я решил сделать это так, чтобы враг, если даже он разгадает наши планы, не успел подтянуть резервы».
Из всего этого получается, что, не сумев убедить командующего фронтом генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова в нецелесообразности проведения активных разведок на участке расположения 40-й армии (где передний край вражеской обороны был тщательно изучен, структура каждой пехотной дивизии, её вооружение, боевой и численный состав выявлены, места расположения командных и наблюдательных пунктов, а также точки нахождения огневых позиций артиллерии и миномётов разведаны, и даже фамилии командиров частей и соединений известны], К. С. Москаленко решил сделать вид, что он подчиняется приказу, тогда как на деле организовал всё так, как считал сделать нужным он сам.
«Поскольку наступление главных сил намечалось на 14 января, – пишет Кирилл Семёнович в своих воспоминаниях, – значит, разведку боем силами передовых батальонов нужно было провести 12-го. И вот, не посвящая командующего и штаб фронта в свои намерения, я распорядился – конечно, устно: к 12 января произвести смену войск на плацдарме, с тем, чтобы дивизии первого эшелона заняли исходные районы для наступления; главным же силам быть готовыми в случае успешного продвижения передовых батальонов немедленно перейти в наступление.
Решение несколько рискованное, согласен. Ведь противник мог случайно обнаружить появление у нас на переднем крае новых дивизий. Однако этот риск не шёл ни в какое сравнение с серьёзной угрозой, которая могла возникнуть, если бы мы, проведя разведку боем, предоставили затем врагу двое суток для организации отпора нашему наступлению…»
Атаке передовых батальонов 12 января предшествовала часовая артиллерийская подготовка. Она началась в 11 часов. На передний край противника обрушился огненный шквал. Он завершился мощным залпом двух дивизионов реактивной артиллерии М-13. В течение этого часа вражеские позиции обрабатывали бомбардировщики 291-й штурмовой авиационной дивизии. Ровно в 12 часов раздались оглушительные взрывы. Это взлетели на воздух проволочные заграждения противника, под которые наши сапёры предшествующей ночью заложили 33 длинных фугаса. И сразу вслед за этим выступили передовые батальоны 107-й стрелковой дивизии совместно с частями 86-й танковой бригады подполковника В. Г. Засеева. Сбылась мечта полковника П. М. Бежко – его стрелковые части пошли в атаку на направлении главного удара. Они быстро преодолели расстояние до первых траншей ошеломлённого противника. Завязался короткий бой… Сопротивление оказывалось лишь местами. Что касается венгерских солдат, то они предпочитали целыми подразделениями складывать оружие. Спустя два часа после начала атаки двум передовым батальонам 107-й стрелковой дивизии сдались в плен больше тысячи солдат и 32 офицера. Среди захваченных трофеев были 20 артиллерийских орудий, 75 пулемётов, свыше тысячи винтовок и автоматов. Наши потери здесь составили всего пятеро убитых и 42 раненых.
В результате действий передовых батальонов 40-й армии неприятельская оборона была основательно дезорганизована. Правда, обеспокоенный противник поспешил перебросить сюда из Острогожска свою 700-ю танковую бригаду, но наши войска, вклинившиеся на 6 км по фронту и более чем на 3 км в глубину, успели прочно закрепиться на достигнутых рубежах. Более того, атака пехоты с танками в сочетании с предшествовавшим им огневым ударом артиллерии и миномётов привела к такому развитию событий, которого мы и сами не ожидали: неприятельская пехотная дивизия, к которой на выручку спешила 700-я танковая бригада, не выдержала натиска и уже к исходу дня 12 января начала откатываться на запад. «Таким образом, – пишет Москаленко, – риск оказался более чем оправданным, и я тогда же принял решение использовать сложившуюся ситуацию для быстрейшего ввода в бой главных сил первого эшелона армии. В течение ночи войска были подтянуты вперёд, на новые исходные позиции. Одновременно мы внесли поправки в план артиллерийского наступления: так как опорные пункты на переднем крае были уже захвачены нашими войсками, артиллерия получила новые цели, находившиеся в глубине вражеской обороны.
Поздно вечером я доложил командующему фронтом обстановку в полосе армии. Генерал-лейтенант Ф. И. Голиков одобрил решение начать наступление главными силами на следующее утро. На рассвете 13 января мы провели артиллерийскую подготовку – ещё более мощную, чем накануне… Армейская артиллерийская группа, которую возглавлял полковник В. Б. Хусид, сначала наносила огневые удары по штабам и узлам связи. Нарушив, таким образом, управление вражескими войсками, она перенесла огонь на позиции артиллерии и миномётов противника. Основная масса огневых средств врага не имела возможности отвечать, так как перестала получать данные наводки для стрельбы. Фигурально выражаясь, большая часть артиллерии противника как бы ослепла, оглохла и онемела. 120-миллиметровые миномёты, которых у нас было 50, обычно действовали отдельными дивизионами (по 12–18 миномётов в каждом]. В этот же день все они были объединены в одну группу. Её огонь производил ошеломляющее впечатление. Он сметал проволочные заграждения вместе с кольями, взрывал целиком минные поля, разрушал перекрытия землянок, блиндажей, траншей, буквально выметая из них противника…