Страница 11 из 21
Мать неуверенно согласилась.
Она налила себе второй стакан своей бурды и выпила ее залпом.
– Я не хотела говорить, – выдавила она. – Но скажу. В том, что случилось с Катериной, есть доля твоей вины…
Что может быть хуже утренних нравоучений? Только проверка дневника в конце полугодия.
– Это ты рассказывал ей истории про всякую чертовщину! Это ты ее запугал! Это из-за тебя она не спала всю сегодняшнюю ночь!
Тогда я решился.
– Я вовсе Катьку не запугивал, – сказал я. – Все, что я говорил, – правда. Я тоже видел белую кошку, она сидела у меня за окном. А еще я видел мертвеца…
– Хватит! – оборвала меня мать довольно злобно. – Хватит этих историй, ты уже не маленький!
– Я говорю тебе правду… – попытался настоять я.
– Какая правда! – мать брякнула блендером. – Какая кошка! Там стена отвесная, там никто не залезет!
– Это непростая кошка…
Но она уже кинула блендер в посудомоечную машину и отправилась наверх к Катьке.
Мне изрядно хотелось спать, но возвращаться в свою комнату совсем не улыбалось. Я прилег на диван в гостиной, но на нем оказалось совершенно невозможно спать, поскольку диван скрипел как ненормальный при каждом движении. Тогда я разыскал в привезенных вещах незаменимый предмет – надувной матрас фирмы «Мягко стелешь» – и отправился на природу, решив, что самый лучший отдых – это отдых на свежем воздухе.
Да, биту я прихватил с собой.
Погода была подходящая – сухо и прохладно, я добрался до берега реки, отыскал ближайший сенокос, выбрал стог повыше и потолще, вырыл в нем пещеру, засунул туда надутый матрас и устроился спать. Лучший сон – сон в стогу.
Что-то зашелестело сверху. Я перевалился на бок и выглянул наружу. И увидел. Как по полю через еще зеленую стерню идет ко мне белая тварь. Она шла не спеша, медленно перебирая лапами и принюхиваясь к воздуху. Вдруг я увидел, что это не кошка, а пантера. Зверь с тяжелыми лапами и челюстями, способными дробить кости. Пантера остановилась.
Что-то зажужжало у меня возле ноги, и я проснулся.
Это был телефон. Виброзвонок.
Я ответил.
– Да?
– Ты где? – спросила матушка. – Не могла тебе дозвониться.
– На речке. Дышу воздухом.
– Плохие новости.
У матери был излишне спокойный голос, такой голос у нее бывал всегда, когда случалось что-то нехорошее.
– Что-то с Катькой? – спросил я.
Я сел, и труха тут же насыпалась мне за шиворот, отчего я окончательно проснулся и выбрался из стога.
– С Катькой все в порядке, – сказала мать. – С отцом… С ним вчера случился инфаркт.
– Что?! – не поверил я.
– Инфаркт, – повторила мать. – Вчера вечером случился, недавно из больницы звонили. Я как чувствовала… Ладно. Слушай. Он пролежит полмесяца. Я должна неделю пробыть с ним.
– А может, мы вместе…
– Не перебивай, – голос у матери стал твердым. – Слушай. Я уже вызвала со стройки машину, через десять минут уезжаю. Вы с Катериной остаетесь одни. Я не могу ее взять, лучше ей отца в таком состоянии не видеть… Так что ты теперь за старшего. Никаких гуляний, никаких страшных историй. Пицца в холодильнике, там же салат замороженный. А яичницу ты умеешь… Я буду звонить…
Мать отключилась. Я поглядел на экран телефона. Абонент временно недоступен. Мать уехала.
Я сдул матрас и побежал домой.
Катька сидела перед телевизором и смотрела «Рейнджер возвращается». Я сел рядом с ней. По экрану скакали космические воины, они стреляли из бластеров в зеленых чудовищ и спасали красавиц от неминуемой гибели. Катька была грустная и телевизор смотрела одним глазом. Я не знал, что сказать, и спросил:
– Мегамакс побеждает?
– Ага. Только Чернота ему ловушку подстроил – подсыпал в управляющие контуры звездолета рубиновый песок, и теперь при первом же запуске контуры расплавятся.
– Понятно, – сказал я. – А настроение как?
Катька сморщила нос и снова уставилась в экран.
Я больше не знал, что мне сказать, и принялся разглядывать гостиную. Я осмотрел ее один раз, потом другой, затем третий. После третьего раза мне стало казаться, что в гостиной чего-то не хватает. Какое-то навязчивое чувство отсутствия чего-то важного. Я стал пытаться выяснить, чего не хватает. Довольно долго мне это не удавалось, а потом я вдруг понял, чего не хватало – на телевизоре отсутствовал папашин бонсай.
– А куда дерево делось? – спросил я. – Мать с собой, что ли, забрала?
– Не, – Катька покачала головой. – Она ничего не взяла…
– А куда оно тогда делось?
– Не знаю… С папой все хорошо будет?
Я видел, что Катька сейчас заревет, поэтому не стал усугублять, и сказал:
– Не бойся. Инфаркт – это ерунда. Это как руку ломать. Помнишь, как руку ломала? То же самое. Папаша недельку полежит и будет как новенький. И сразу приедет.
– А мы что будем делать?
– А что? Олдов нету, свобода. Спи сколько хочешь, зубы можешь не чистить, хорошо ведь! А питаться будем пиццами – их в кладовке немерено.
– Да… – протянула Катька. – А одни как будем?
– Нормально. Переедешь ко мне в комнату, вместе не страшно.
– А кошка?
– Кошка не придет, это я на себя беру… Ты лучше расскажи, как она появилась?
Катька потерла глаза и огляделась. Забавно, у нее тоже начала вырабатываться эта местная привычка – оглядываться.
– Рассказывай, – повторил я.
– Я сидела в большом танцевальном зале, – рассказывала Катька. – Это был такой сон, но это я потом уже поняла, когда проснулась. Почти в таком же танцевальном зале, в каком я занималась раньше. Я одна в этом зале, и больше никого нет. И музыки нет, а пианино есть, только на другом конце зала оно стоит. А я сижу. И вдруг на пианино заскочила кошка. Морда у нее такая большая-большая, а зубов нет… И на меня смотрит.
– А дальше что? – спросил я.
– Я проснулась, – ответила Катька. – Ну, в первый раз проснулась. Смотрю, я не в танцзале, а в своей комнате. Тогда я снова спать легла. И сразу же опять в этом зале оказалась, только кошка уже не на пианино сидит, а ближе чуть-чуть. Я вновь проснулась. А как в третий раз заснула, так кошку увидела совсем рядом. Тогда я закричала, проснулась снова, а она уже в комнате! И царапнула меня за ногу.
Катька предъявила забинтованную ногу.
– Не болит? – спросил я.
Катька прислушалась к своим ощущениям и покачала головой.
– Чешется, – сказала она. – А почесать нельзя.
– Покажи ногу, – попросил я.
– Мама не велела развязывать.
– Мама уехала, – сказал я. – Теперь я тут главный. Давай ногу разбинтовывай, а то в лоб тресну!
– Не буду! – заупрямилась Катька. – Не буду!
Катька уперлась, и я прибегнул к хитрости.
– А знаешь, почему ты не хочешь ногу развязывать? – спросил я. – Потому что у тебя там гангрена!
Слово «гангрена» я произнес страшным голосом, чтобы Катька поняла, что с гангреной не шутят.
Катька скисла.
– Скажу тебе даже так, – продолжал я. – У тебя там не простая гангрена, у тебя там газовая гангрена!
– Хватит, – Катька начала гладить свою ногу. – Мне мама не велела разматывать.
– Ну, смотри, – сказал я равнодушно. – Тебе жить…
И вышел.
Я думал, что Катька сейчас же выскочит за мной и попросит, чтобы я с ней посидел, но Катька не выскочила.
Полчаса я бродил по второму этажу, а потом решил обследовать чердак. Пока родаков нету.
Лестница на чердак обнаружилась в гараже. Люк был закрыт на замок, а ключ, как водилось в нашей стране повсеместно, висел рядом на гвоздике. Я поднялся по лестнице, открыл люк и огляделся. Чердак был пуст, совсем как подвал. Отбросив крышку, я выбрался наверх.
Дохлых комаров на чердаке не обнаружилось. Из дохлятины я нашел одну высохшую и почти мумифицированную летучую мышь, сначала я хотел взять ее с собой на память и привесить в своей комнате или Катьке подбросить, но потом подумал, что мышь наверняка заразная. С каким-нибудь мышиным бешенством. Я обошел весь чердак. Ничего интересного. Везде пыль в полпальца толщиной, если упасть, вполне можно задохнуться.