Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 16



На Востоке монархи выступали нередко концентрированным рабовладельцем. В других частях цивилизованного мира собственников было множество. Здесь государство стало тем аппаратом насилия, подавления и контроля, что обеспечивал господство над массами рабов. Масса их возрастала вместе с увеличением экономического значения рабства. Возникнув во многом как средство защиты и поддержки общин земледельцев, государство постепенно стало политической машиной (основным институтом классового общества), не только управляющей обществом, охраняющим его экономическую и социальную структуры, но отстаивающим интересы господствующего класса и мешающим их социальным противникам. В его рамках в эпоху господства рабовладельческих отношений велась внутренняя борьба между различными группами населения, включая и потенциальных рабовладельцев, какую бы низкую ступень социальной лестницы они не занимали. Эта внутренняя борьба достигла пика в эпоху поздней Римской республики, выразившись в восстаниях и гражданских войнах. Они сыграли немалую роль и в момент глубочайшего кризиса всего строя в III в.

В рабовладельческую формационную эпоху произошло отделение умственного труда от физического. Начали складываться наука, литература, искусство. Постепенно они стали играть в жизни общества все большую роль. Подлинным чудом этой формационной эпохи стало развитие денег, торговли и рыночного производства. Все это достигло своего апогея в римскую эпоху, когда италийский город покорил страны Средиземноморья, когда его правители погрязли в роскоши, а плебс, как писали многие, был развращен. Величие и порок соединились так сильно, что создали впечатление, державшееся даже спустя тысячу лет после падения Рима.

Христианские мыслители не раз утверждали: Римскую империю погубила распущенность нравов. Поклонники язычества и античной философии возражали: крушение Западного Рима произошло уже после торжества веры в Иисуса и строгой морали. Бани к тому времени широко переделывались в храмы, что лишь способствовало эпидемиям. Вполне возможно, что неудачи римской государственности подпольные язычники V–VI вв. связывали с предательством народом и властителями «истинных» старых богов.

Моральные споры не способны дать верного ответа. Они лишь запутывают дело. Нелепо было бы рассматривать и развернувшийся в 2008 г. кризис как продукт отказа от протестантской этики капитализма или замены семейных ценностей узким рыночным индивидуализмом. Он также не был вызван отказом от кейнсианской экономической политики и социального государства в странах с развитой индустрией, так как все это произошло логично, и было неизбежно. Но точно так же неизбежен был крах неолиберальной экономической стратегии, так долго господствующей в мире. Что же касается формационной эпохи, давшей такое развитие экономике рабского труда, то она завершилась раньше гибели Римской империи.

Упадок Римской империи происходил после катастрофической эпохи солдатских императоров, именуемой еще кризисом III в. Пять десятилетий государство раздирала гражданская война. Императоры сменялись один за другим, как правило, погибая насильственной смертью. Правление в три года считалось продолжительным, а если оно обходилось без одновременного царствования соперника или нескольких конкурентов в других частях империи, это было совсем уж хорошо. Границы государства в этот период осаждались варварами, а в политике боролись две силы: сенат, представлявший крупных земельных собственников, и средний слой рабовладельцев, они и выдвигали солдатских императоров. Историки старательно распутывают политические узлы эпохи, подготовившей будущий крах империи. Но возможно ли разгадать их экономические причины? Понимание их должно помочь прояснить логику смены формационных эпох. Чуть менее важно, выявление древних механизмов масштабных кризисов, в века капитализма способных тянуться долгие годы или даже десятки лет. Все это (включая начавшийся в 2008 г. кризис) никак не укладывается в прокрустово ложе циклов Клемана Жюгляра, которые должны случаться раз в 7-11 лет и занимать немного времени, никак не охватывая целые эпохи. И хотя этот французский экономист XIX в. создал теорию для промышленной эры, кризисы рыночных систем мы находим и ранее. Даже ранее III в.

Уроки Римской империи интересны сегодня во многом и потому, что это была рыночная империя. Она сталкивалась с проблемами потребительского спроса, сходными с теми, что известны современному обществу.

Рабовладельческий способ производства прошел несколько стадий развития. Сначала он выглядел «азиатским» – нерыночным в своей основе, когда труд рабов производил натуральный продукт и большого значения для экономики не имел. Маркс потому и разделил азиатский, античный, феодальный и капиталистический способы производства. Говоря о древности, если мы сравним азиатский и античный (рабовладельческий) способы производства, то разница между ними будет огромна, пусть они и сосуществовали многие столетия, хотя азиатский способ производства явно предшествовал античному, поскольку тот развился на его базе в отдельных зонах мира: в Элладе и ее колониях, Риме и Италии, Карфагене и других колониях Финикии на Западе. Потому для древней или рабовладельческой формационной эпохи будет верно признать, что оба этих способа производства отражали лишь стадии единого процесса, при том что античный способ производства как высшая форма использующего труд рабов общественного хозяйства мог развиться не везде. Даже на Востоке, куда греческие мигранты во время походов Александра Македонского и после – во время диадохов (др.-греч. διάδοχος – преемник) принесли античные формы хозяйствования, развитие его шло зонально. Два способа производства, выделенных Марксом, соседствовали. Соседствовали даже два типа города: самоуправляемый полис с большой долей греческого населения и рабов и подчиненный власти царя традиционный восточный город. Первые были крупнее и стояли на важнейших тортовых путях, обеспечивая эксплуатацию внутренней периферии. Города второго типа как раз принадлежали к этой внутренней периферии. Лишь Римская империя, далеко не сразу и не везде распространив латинское и римское право на подвластные города в провинции, смогла понизить долю «азиатского» в античной экономике.



Волну прогресса принесли древнему обществу греческие полисы: как политическая форма города-государства отражали развитие мелкого рыночного рабовладельческого хозяйства. Не случайно этот период истории оставил нам множество серебряных монет. Их непрерывно находят археологи в местах, где стояли греческие города, включая и черноморское побережье. Полис как сообщество мелких рабовладельцев создавал не только товарное предложение, но и спрос. Олигархи той поры по более поздним римским меркам являлись собственниками средней руки. Успех македонских завоеваний дал полисной системе новые ресурсы и новые области для экспансии – создания новых полисов. Они были заинтересованы в эллинистических монархиях, так как те перераспределяли внутри государств ресурсы от «азиатской» экономики к новым античным центрам. Модель эта не могла не оказаться в кризисе, ставшем кризисом всех эллинистических монархий.

Новую волну прогресса в древнем обществе нес Рим.

Торжество Римской республики в Средиземноморье обернулось развитием более крупного рыночного рабовладельческого хозяйства. Не столь большими стали поместья, сколь много их сосредотачивалось в одних руках. И, конечно, тысячи рабов в таких поместьях производили продукты не для потребления владельцев. Нацеленность хозяйства была рыночной. Не случайно некоторые западные историки XIX–XX вв., как это делал немецкий ученый Теодор Моммзен, называли это время едва ли не капиталистическим. Моммзен, в частности, указывал: «…на столичном денежном рынке ссудный процент был равен лишь шести и что деньги в Риме были, таким образом, дешевле, чем когда-либо во всей древней истории»[13]. Здесь следует уточнить: речь идет о республике в период диктатуры Юлия Цезаря, уже одержавшего победу над оптиматами, партией олигархии.

13

Моммзен Т. История Рима. СПб.: Наука: Ювента, 1997. URL: http://ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1355853009