Страница 5 из 11
Вместо ответа пальцы на его щиколотке только сжались крепче.
– Не крои з себя дурныка! – на этот молчаливый ответ фыркнул он – от фырканья из-под носа вылетел фонтанчик мокрой земли. – Сразу не потону, да и этих двух шлимазлов удержу, а ты давай с жердинами туда – пионерию вытащишь, комиссара вместе как-нибудь…
– Понял, дядь Йосип! – Пальцы на щиколотках медленно, с усилием разжались. Цепляясь за сосенку, четвёртый поднялся. Вымазан он был меньше напарников, можно было понять, что это паренёк лет пятнадцати или даже постарше, просто изрядно поголодавший, а потому тощий. Облепленная грязью и тиной одежда с чужого плеча болталась на нем, как на пугале. На носу криво сидели покорёженные очки с битым стёклышком. Парень провёл по ним рукавом, пытаясь отчистить, только растёр грязь, плюнул, подхватил сразу две жердины – и запрыгал. Прыжок – перемахнуть через обманчиво-зелёную «лужайку», ухватиться за деревце, прижаться к нему всем телом, переждать, пока перестанет качаться потревоженная земля, и снова – прыжок! Лишь бы жерди не уронить. Не уронил. Уже за третье деревце он снова уцепился ногами и аккуратно улёгся поверх коварной зелени. Земля под ним качнулась – туда-сюда, будто люлька младенца. В груди полыхнуло ужасом – точно сразу и жаром, и холодом обдало, а в руки и ноги словно что-то толкнуло: вскочить, бежать, не оглядываясь! Он не может помочь, только сам пропадёт!
– Не тот я гусь, чтоб драпать! – Парень до крови закусил губу, чтоб болью перебить ужас.
– Он за помощью… – жалобно простонали из болота.
– Сказано тебе молчать, пионерия! И не вздумай тут выступать, что комиссара первым вытягивать надо. Тяжеловат комиссар, не вытянет. Давай, хлопче…
Парень попытался кивнуть, ткнулся физиономией в грязь… и почувствовал, как погружается. Давя новый приступ паники, начал медленно, аккуратно выдвигать жерди вперёд. Вот они с шелестом скользнули по зелени, вот разрезали чёрную воду болота.
– Тяни руку, боец! – Приказ стегнул хлыстом, жижа на миг вспучилась, чёрная рука рванулась из болотного плена… пальцы схватили воздух возле самой жердины… Короткий вскрик… и едва отделившаяся от толщи болот чёрная фигура канула вниз, в жадно, со свистом засасывающую топь!
– А-а! Блуп! – И снова… – А!
Точно подброшенная, чёрная фигура возникла снова, руки отчаянно вцепились в жерди, и она поползла… из судорожно раззявленного рта текла болотная жижа, а из глаз – слёзы!
– Товарищ комиссар! – взвыл Йосип – от толчка комиссар разом ухнул в топь, только руки ещё хватались за плавающую поверху жердь. Вцепившегося ему в ворот Йосипа поволокло следом, с головой окуная в вонючую воду.
– Товарищ комиссар! – Парень рванул спасённого к себе, тот врезался ему головой в грудь, и оба отлетели, со всей силы приложившись об дерево. Сверху посыпались иголки. – Товарищ…
Чёрная вода покрылась мелкими пузырями… над ней ещё раз мелькнуло лицо комиссара и…
Шум белых крыльев походил на рокот взлетающего самолета. Громадная белая птица пронеслась над водой… и на тонущего комиссара упала верёвочная петля.
– Он вернулся! Вернулся! – отплёвываясь от грязи и тины, прохрипел спасённый.
Прямо по трясине… прошлепали высокие сапожки. И конец верёвки полетел парню в лоб.
– Тьяните! Szybko!
Парень мгновенно захлестнул верёвку вокруг ствола сосенки:
– И-и раз… и два… – Кольцо верёвки елозило по стволу, заставляя сосенку трястись и крениться.
Неизвестный спаситель уже метнулся к Йосипу, за волосы вздёргивая его голову над водой…
– Nie zatrzymac się![9] Тьянить! Тьянить, гайда! – раздался звонкий девчоночий крик…
– Ауххх! – Верёвка натянулась до упора, до звона. Мышцы на руках взвыли от боли, но парень рванул раз, и ещё раз, и ещё, повис всем телом, чувствуя, как рядом добавляет свой малый вес его товарищ…
Трясина разочарованно чмокнула. Чёрная жижа расступилась, потекла с лица и плеч комиссара, и тот, ухватившись за верёвку, принялся судорожно перебирать руками, выволакивая себя из топи.
– Ахххх, чё-ё-ё-рт… – под тяжестью верёвка рванула у парня из рук, срывая с ладоней и корку грязи, и живую кожу. Он с воплем упёрся подошвами в ствол… и сам чуть не заплакал, когда на пятачок суши, кашляя и задыхаясь, выползло жуткое болотное чудище.
А рядом, медленно и величественно, опустился здоровенный, аж сияющий на фоне болотной грязи… белый гусь.
– Товарищ комиссар! – Мелкая «пионерия» с истошным рёвом кинулась на «чудище», обхватив его обеими руками, разом с тиной, грязью, землёй и всем прочим. – Товарищ Гусь! – с таким же радостным воплем попытался обняться с гусем, но тот предупреждающе гоготнул и дёрнул шеей, уворачиваясь от чёрных рук.
Парень судорожно выдохнул и без сил привалился к сосенке.
– А вам нравится тут льежать? Задкуйте, пане, задкуйте!
– Задкую, панночка, как есть задкую! Задом кверху! – согласно бормотал Йосип, и действительно «задкувал» – изрядно оттопырив зад, медленно, на четвереньках, отползал от трясины. Дополз до сосенки, обхватил её обеими руками, прижался и затих.
– Швабы в первшый раз сказали правду? Советские партизаны – страшные чудища? – протянул девчоночий голос.
– Да брешут як завжды, не верьте им, панночка! – пробормотал Йосип.
– С чего вы взяли, что мы – советские партизаны? – с трудом приподнимаясь на локтях, прохрипел комиссар.
– Матка Бозка, если вы, пане, не рейхскомиссар Эрик Кох[10]… так я и не знаю, у кого ещё тут есть комиссар! – ехидно ответила она.
– У бога матери нет! – звонко провозгласил младший из их четвёрки.
– Жалко боженьку… сирота горькая… – все ещё тяжёло дыша, прошептал Йосип.
– Бога просто нет! Каждый учившийся в школе человек знает… – звонко продолжал младший…
– Что надо соблюдать конспирацию и не болтать лишнего… даже когда тонешь в болоте! – рявкнул комиссар. – Вы с Йосипом у меня из нарядов по лагерю до конца войны не вылезете!
– А чего Йосип-то? – немедленно возмутился тот. – Я товарища комиссара только шлимазлом назвал, а на это, извиняюсь, звание у Советской армии монополии нет!
– Оуфффф! – длинно выдохнул комиссар, приподнимаясь на четвереньки, – из карманов его шинели потекла болотная жижа. – Замолчите уже! Брали бы хоть пример, вот, с барышни…
Привалившийся к сосенке парень наконец поднял голову и попытался сквозь скособоченные на носу очки рассмотреть ту самую барышню… панночку… что так вовремя пришла им на помощь. Не увидел сквозь заляпанные стёкла ничего, в ярости сдёрнул очки с носа… и уткнулся во что-то белое, туманное…
– Беритье, беритье! Идти по болоту, ничьего не видя…
Перед носом у него висел платочек. Белый. И даже с кружевом.
«Сама напросилась… панночка!» – Грязными руками парень схватил платок… и принялся яростно тереть стёкла. Нацепил кое-как отчищенные очки на нос, покрутил платок, почему-то испытывая и злобное удовольствие при виде враз переставшего быть белым кусочка ткани, и одновременно какую-то смутную жалость… и уставился на их спасительницу.
И тут же поймал себя на том, что трёт платком руки.
Вот как можно на болотах быть такой… щеголихой? На пришедшей им на помощь девчонке красовались тёмные шаровары и охотничья куртка, аккуратно подогнанная по фигуре. Конспирация и впрямь налицо, в смысле, что лица не видно – волосы вместе со лбом, рот и нос закрывал намотанный на голову тёмный платок. Насмешливо избоченившись и склонив голову к плечу, девушка стояла… прямо на трясине! И тонуть явно не собиралась!
– Это вроде надувных водных лыж, которые у нас в Белоруссии были? – вдруг выпалила замурзанная «пионерия», тыча пальцем в странные плоские платформы на ногах у девчонки. Уточнять, что ходить по воде на той отрыжке советского спорта всё равно не получалось, сразу вверх ногами переворачивало, а можно было только плавать, как на плотике, не стал. Пусть не думают, что своими доморощенными изобретениями могут удивить советских партизан! – Из самой Москвы прислали! – И приосанился, аж грязь посыпалась с надутых от важности щёк.
9
Не останавливаться! (польск.)
10
Эрих Кох (1896–1986) – обергруппенфюрер СА и СС, гауляйтер и обер-президент Восточной Пруссии, рейхскомиссар Украины. Причастен к смерти более 4 млн человек и вывозу в Германию 2,5 млн. Приговорён к смертной казни 9 мая 1959 г., но приговор не приведён в исполнение и заменён на пожизненное заключение в польской тюрьме Мокотув.