Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 11

Сам Никки считает, что на планете уже и так создано слишком много детей, и о них никто не заботится, поэтому не стоит создавать новых. На вопрос, чем занимаются его родители, он ответил: «Живут жизнь». Я подумала, что в этом много мудрости. У него в доме есть колумбийское мачете, он спит рядом с ним, потому что никому не доверяет. Его ванная комната была такой грязной, что я боялась туда заходить, но решила убраться там, раз уж мне тут еще три дня жить. После уборки его друзья, которые пришли вечером, аплодировали мне, потому что они тоже боялись заходить туда.

Чистота сближает людей. В итоге мы подружились. Он рассказывал мне, как это – быть усыновленным ребенком в маленьком городе, где все друг друга знают, зачем он принимает каучсерферов со всего мира, как он хочет найти свою любовь. Это было очень трогательно и по-доброму. Перед отъездом я написала письмо его маме и рассказала, какой у нее хороший сын. Когда мама читала письмо, она расплакалась. Такие поздние радости материнства. А я всерьез задумалась об усыновлении.

Гибралтар

«Многоликие монголы Пьют карбидовые смолы, Турки скачут по гробам Прямо в город Амстердам. Лабрадор, Гибралтар, Закрывается ангар», – пел Бутусов в моей голове каждый раз, когда я переходила взлетную полосу, отделявшую Испанию от Англии, после взмывшего в небо самолета.

Гибралтар – это место, где Средиземное море соединяется с Атлантическим океаном, маяк стоит прямо на краю Земли, со скалы видно Африку в хорошую погоду, альбатросы бросаются вниз со скалы, уходя в крутое пике. Место, из-за которого две нации постоянно спорят, не желая уступить друг другу этот лакомый кусочек суши. Портовые города не бывают бедными, в них слышен говор на разных языках, в ходу несколько валют, на яхтах можно встретить флаги государств половины планеты.

На Гибралтарской скале много обезьян. Когда я впервые поднималась на скалу, одна мартышка прониклась к человеку братскими чувствами, ласково посмотрела на меня, а потом протянула свою ручку с детскими пальчиками к моей руке, и уже через пару секунд она обнимала меня крепкими обезьяньими объятьями. Я слышала, что они любят попрошайничать еду. Но у меня ничего с собой не было. Обезьяна и не просила ничего. Она просто обняла меня на несколько секунд, потом отняла свое тело от моего, заглянула мне в глаза исподлобья и запрыгнула на плечо. Какое-то время мы шли вместе, пока ей не надоело. Но некоторым туристам везло меньше. Я слышала истории о том, как зеваки возвращались со скалы без мобильников и с разбитыми фотоаппаратами.

На скалу можно забраться по фуникулеру, а можно пешком. Если идти пешком, будешь наблюдать огромные кактусы, иногда закрывающие обзор, встретишь на скале мемориальные таблички, посвященные скалолазам, которые в поисках приключений не удержались на этом свете. Если будешь вовремя, сможешь увидеть, как кормят обезьян из большого пикапа, и обезьяны будут пролезать прямо в багажник и забирать бананы и орехи из рук работников. Когда поднимаешься на скалу пешком, выше вероятность побыть в одиночестве. Если сесть на вершине скалы и смотреть в сторону Атлантики, то океан заполнит все существо синью воды до горизонта и обратно. Когда захочется спуститься со скалы, океан будет уже внутри тебя. Он, словно оттиск, оставляет след на сетчатке глаз, на коре мозга и в глубине сердца.

В Гибралтаре живет особый народ. Они не испанцы, не англичане, не марокканцы, не португальцы. Они гибралтарцы и очень этим гордятся. Они ни за что не присоединятся к Испании, даже если все юридические формальности будут соблюдены, эти гордецы ни за какие экономические преференции не откажутся от своей вольности и инаковости.





Утром в Гибралтар тянется вереница работников из Испании, а вечером они, пересекая взлетную полосу, возвращаются обратно, меняют гибралтарские фунты на евро, закупаются в испанских супермаркетах, которые значительно дешевле английских, на следующий день готовят завтрак и снова отправляются в Гибралтар. Замкнутый круг.

Гибралтар был щедрым на совпадения и необычные знакомства. Однажды я задумчиво шла по центральной площади Гибралтара, погруженная в мысли, пока передо мной не вырос огромный мыльный пузырь. Я огляделась вокруг, чтобы понять, кто мог сотворить такое, и увидела крепко сложенного высокого парня с ведром мыльной пены. Его кожа на лице и руках потемнела от долгого пребывания на солнце, а волосы выгорели до цвета молодых колосьев. Я сразу запомнила этого парня, пускающего пузыри. И не зря. Он еще появится в моей жизни.

Три миллионера

Я пришла в порт, чтобы осмотреться и понять правила местного мироустройства. Был безлюдный вечер. Яхты стояли в бензиновых разводах, лодки качались на волнах, и натянутые канаты, привязывавшие их к пирсу, пели минорными скрипками. Лодкам хотелось на волю, в океан, раскрыться своими парусами навстречу ветрам, а в итоге они стояли здесь пленниками прихотей капитанов, истосковавшихся по земной жизни. Ну такая уж у лодок судьба: без капитанов им никуда.

Я была в длинной юбке, развевающейся от ветра, и с распущенными волосами. Очень непрактичный вид для человека, который хочет стать моряком. Я прогуливалась по цементному полу пирсов, смотрела на гибралтарский закат и провожала глазами улетающие самолеты, пока не услышала мужской голос, говорящий явно обо мне. Я обернулась и увидела импозантного пожилого мужчину на борту яхты. Крупный, грузный, но при этом подвижный и сильный, он нарочито громко говорил с кем-то по телефону. Я мысленно прозвала его Позером. Разговор был примерно следующего содержания: «На краю пирса стоит потрясающе красивая молодая женщина с шикарными рыжими волосами. Что мне делать? Как думаешь, она согласится ступить на борт яхты?». И престарелый франт лукаво улыбнулся мне. Я от души рассмеялась. Он быстро распрощался со своим собеседником и пригласил меня на борт.

Он начал расспрашивать меня, что я здесь делаю одна. Я рассказала ему о своей мечте пересечь Атлантику, о том, как я ради этого добралась до Гибралтара из Барселоны, о моем первом вечере поисков яхты. Он был явно заинтересован, чтобы я задержалась чуточку дольше, попросил своего помощника принести мне сока и, в общем, был очень мил. Его помощник был примерно такого же возраста, как и он, с белыми волосами с пробором посередине, молчаливый, крепкий, подтянутый, бодрый, хоть и пожилой, но в нем чувствовалась внутренняя энергия веселья, которую он сдерживал до поры до времени. Потом из машинного отделения на палубу пришел третий яхтсмен, источая аромат машинного масла и оттирая руки от него. Невысокого роста, седовласый, с добрыми-добрыми глазами. Он был самый молодой из всех. Позер представил его как суперкапитана. Они устроили мне экскурсию по яхте. А она была хороша. Трехпалубная, обшитая красным деревом, с просторными каютами и оснащенной кухней. Я стала расспрашивать их о путешествии. Позер был владельцем яхты, весельчак – его компаньоном, суперкапитан делал так, чтобы эта сумасшедшая тройка в целости и сохранности добралась до Карибских островов.

Они миллионеры, владельцы компаний в разных частях света. Один занимается самолетами, другой – недвижимостью, третий – ветряными мельницами. Каждому из них глубоко за шестьдесят. Они втроем выполняют bucketlist. Написали список того, что они должны сделать, пока не сыграют в ящик, и ездят по миру в поисках приключений, удаленно контролируя свои компании. Они напиваются в ресторанах, громко смеются, много курят, флиртуют с молодыми девушками, пересекают моря и океаны, прыгают с парашютом, погружаются с аквалангом. Делают все то, что не успели сделать в молодости. Не знаю, входило ли в программу bucketlist отправиться в ресторан с рыжеволосой русской девушкой, но они пригласили меня поужинать с ними, и я согласилась.