Страница 15 из 16
До того как попасть на объект, Шадрин после окончания военного училища три года служил на китайской границе. Там нарушителей приходилось вылавливать чуть ли не каждый день. Несмотря на то, что Китаю передали острова Большой, Тарабаров и Большой Уссурийский и провели границу по фарватеру Амура, китайцы все равно лезли на левый берег за женьшенем, лимонником и кедровым орехом. Или переходили границу, чтобы поохотиться на тигра.
Но иногда происходило нечто непонятное. Голодных, напуганных китайцев находили по двое, по трое в глухой уссурийской тайге в состоянии, близком к кататоническому ступору. На вопросы о целях пересечения границы они не отвечали, вели себя странно, игнорируя еду и предложение медицинской помощи. Глядя на них, жалобно скулили даже гарнизонные собаки. Беспощаден к нарушителям был один лишь замполит Красиков, который уверял, что китайцы ведут геодезическую разведку местности с целью поворота сибирских рек на юг. Но в его сумасбродную версию никто не верил. К тому же у заблудившихся в тайге китайцев никогда не находилось при себе хоть какого-то геодезического оборудования. Их без лишних заморочек просто передавали сопредельной стороне.
Здесь, на объекте, все было по-другому. Собственно, самого объекта Шадрин никогда не видел. Проводивший с ним инструктаж подполковник ФСБ в пуховой куртке сразу объяснил, что Шадрину выпала большая честь охранять границу нашей Родины совершенно особого рода (он в точности так и сказал). На вопрос, с чем граничит Родина в вологодских лесах, подполковник прямо отвечать не стал, уклонившись в дебри трепетно-патриотического агностицизма. Еще он сказал, что выслуга идет здесь год за два, а на пайковые через пять лет Шадрин сможет купить себе домик в Коломне, но это в том случае, если не будет задавать ненужных вопросов.
Шадрин сначала вдохновился открывающимися перспективами быстрого обогащения, но потом чуть не взвыл от тоски. Вся его служба состояла в периодическом осмотре закрепленного квадрата, на котором кроме дикого леса с кривыми северными березами и ядовитыми грибами больше ничего не было. Все офицерское общество состояло из него и майора Менещихина. Весь гарнизон – взвод контрактников. До ближайшего населенного пункта десятки километров по непроходимому бурелому. Шадрин честно пытался пристраститься к охоте и к рыбалке, но, несмотря на упорство, страсть в нем все никак не возникала, а обмануть себя в такой глуши было практически невозможно. Тогда он начал пить. Деваться все равно было некуда. За водкой Менещихин исправно раз в неделю отправлял гусеничный вездеход в Великий Устюг.
Он пытался выяснить у Менещихина, что они охраняют, чтобы придать своему жалкому прозябанию высокий государственный смысл, но майор отвечал, что это знать ему пока что рано. Шадрин решил, что Менещихин и сам толком не знает, просто напускает на себя важности. Но его мучительный пьяный бред по ночам с обилием загадочных и малопонятных терминов давал повод к сомнениям.
Менещихин что-то говорил ему, но из-за шума вертолетных двигателей слов было не разобрать. Вертушку трясло, как жестяной шарабан на дорогах Гагаузии. Майор, достав из внутреннего кармана кителя плоскую офицерскую фляжку, присосался к ней почти на целую минуту. Сержант, контрактник, сидевший напротив, уперев автоматный приклад в пол, внимательно наблюдал за ним. Потом сглотнул слюну и стыдливо отвел взгляд.
Менещихин, не отрываясь от фляжки, указал Шадрину в иллюминатор. Он увидел под днищем вертолета густо дымящий лес.
– В шестом квадрате тоже горит, – проорал Менещихин, наклоняясь к нему и обдавая чистым духом ферейновского спирта. – Сука, октябрь месяц.
Понять, что происходит, было действительно трудно. На Покров стояла почти тридцатиградусная летняя жара, деревья и не думали расставаться со своими едва пожелтевшими листьями. К тому же за последние три недели на землю не упало ни капли дождя.
– Кто-то поджег, – снова крикнул майор, кивая на лес.
За дымящим лесом показалась река. Шадрин разглядел тянущуюся вдоль реки, за холмами длинную серую стену. Что именно огораживала стена, даже с высоты птичьего полета понять было невозможно. Шадрин подумал, что стена своим нереальным видом только выдает секретную зону с потрохами вражеским спутникам. Вертолет накренился набок и стал облетать предположительное место посадки – небольшую лесную опушку, находящуюся в паре сотен метров от стены.
– И что тут нарушили? – не понял Шадрин, выходя из вертолета в густую по колено траву.
– Ты погоди, – неопределенно отозвался Менещихин, утирая пот со лба и хитро оглядываясь.
Неторопливо выгружающимся контрактникам он приказал построиться в шеренгу. Шадрин стоял рядом, заложив руки за спину, терпеливо ожидая, что будет дальше.
– Бойцы! – начал майор проникновенно. – Настал час послужить верой и правдой Родине, за деньги. – На лицах бойцов проступила сытая ухмылка. Менещихин выдержал небольшую театральную паузу. – Враг где-то рядом. Он опасен, коварен и метит в самое сердце нашей культурной самобытности. Поэтому наша задача найти его и обезвредить. Приказываю: не расслабляться, сохранять максимальную духовную концентрацию и бдительность. До окончания операции быть непреклонными в чистоте помыслов, несгибаемыми в благородных намерениях, а также внимательно слушать и в точности выполнять все мои приказы.
Шадрин слушал и пытался определить, в какой стадии опьянения находится Менещихин, произнося свою пламенную речь. Ему сильно хотелось пить.
Майор полез в карман кителя и достал оттуда небольшую жестяную коробочку.
– Напоминаю. Каждый из вас подписал обязательство о неразглашении. Но о том, о чем я сейчас расскажу, не то что говорить, поминать всуе запрещается. Всем ясно? Старший лейтенант Шадрин!
Шадрин, услышав свою фамилию, вышел из оцепенения.
– Я.
Менещихин протянул ему жестяную коробочку.
– Раздайте каждому бойцу по одной капсуле, – приказал он.
– Есть. – Шадрин, принимая коробочку, вопросительно посмотрел на Менещихина, но понял, что тот не бредит и не шутит, а сам исполнен какой-то упрямой, несгибаемой решимости.
Шадрин медленно двинулся к строю. Белые двухчастные капсулы с разделительной линией посередине, похожие на известковые окаменелости доисторических насекомых, одна за другой ложились на темные солдатские ладони. Контрактники с интересом разглядывали их, отпуская аптекарские шуточки.
– Себе, – приказал Менещихин, когда Шадрин закончил раздачу.
Сам он тоже аккуратно вытянул двумя пальцами одну и продемонстрировал строю, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Потом убрал коробочку обратно в карман.
– Это не то, что вы подумали. Долго объяснять нет времени. Но чтобы потом не было никаких недоразумений, коротко ввести вас в курс дела я обязан.
Менещихин потер свой небритый подбородок с колючей проседью и начал прохаживаться перед строем.
– Итак, перед вами одна из секретных разработок отечественной научной и философской мысли с рабочим названием «Аваллон Z». Каким образом и из чего его получают, я рассказывать не буду. Поэтому перейду непосредственно к фармакокинетике и внутренней алхимии. Данный препарат, непосредственно воздействуя на анахата-чакру, способствует пробуждению сердечного центра и таким образом открывает способность к неформальному духовному зрению, то есть к созерцанию иной метафизической реальности. – Менещихин остановился и медленно оглядел строй, проверяя реакцию на свои слова. Найдя, что бойцы внимают ему не шелохнувшись, он продолжил. – Еще с глубокой древности было известно, что нормальное физическое зрение, осуществляемое при помощи обычной пары глаз и обыденного ума в количестве одной штуки, не является единственно возможным. Чтобы было понятно, зачитаю небольшой отрывок.
Майор полез в нагрудный карман кителя и достал оттуда в несколько раз свернутый листок с мелкими черными буквами, похожий на инструкцию по применению какого-то мудреного лекарства. Потом, найдя нужное место, стал с выражением нараспев читать: