Сенат

— Магический фон колеблется. Не чувствуешь?

Я прислушиваюсь к своим ощущениям: моя магия спокойная, как вода в озере в безветрие.

— Нет. А должна?

— Я чувствую. — Это уже доносится от Кевина, который тоже по ходу проснулся из-за этой проклятой лампы. Ганн медленно откидывается на мое место и с болезненным мычанием трет лицо руками. — Согласен с Дэррилом: фон неровный — скачет, как синусоида. И, кажется, амплитуда увеличивается… Странно, что ты это чувствуешь, Дэррил, в отличие от Мел.

— Не ты один такой одаренный. Я тоже немало умею.

Я хотела уж было цыкнуть на этих двоих, чтобы прекратили друг к другу цепляться, но мой взгляд падает на окно.

— Что это?

Я никак не могу понять, что там происходит. Окно Карцера, как всегда, выходит на склон горы с заснеженным лесом. Только там мерцает что-то… Мигающая лампа, как назло, не дает рассмотреть: то чернота, то резко свет по глазам и я вижу свое сосредоточенное, призрачное лицо в отражении стекла. Так невозможно ничего рассмотреть! Подхожу вплотную, уткнувшись лбом к холодной тверди стекла и прикрыв руками, чтобы свет не мешал…

Секунда, две…

Бзззз…

Вжик.

Сначала мне кажется, что там блуждают какие-то лучи, падающие сверху на снег. Пока до меня не доходит.

— Ребята! Посмотрите!

— Что?

Я слышу торопливый шорох, и вот нас уже трое у окна.

Бзззз…

Вжик.

Бзззз…

Вжик.

Мы молчим и вглядываемся в темень с блуждающими вразнобой вспышками.

— Что это? — Кевин также озадачен, как и я.

— По-моему, не только у нас проблемы с электричеством.

То, что мне казалось световыми всполохами откуда-то сверху, оказывается отблесками света на деревья и снег от самого Сената: здание мигало, как азбука Морзе. Ощущение, что мы на огромном корабле и смотрим на отблески огней в воде, которые то вспыхивают, то гаснут.

— Твою мать!

— Фонит, говоришь?

Я напугана. У ребят тревожные и растерянные лица. Мой страх, наконец-то, всколыхнул во мне магию, и я почти кожей стала улавливать этот самый неустойчивый фон. Этот шум, который приняла за электричество, разросся и стал плотным, тягучим, похожий на то, будто вы на дискотеке и всем телом ощущаете ритм музыки. Только это было беззвучно и не так резко, но все равно — волны то накатывали, отключая лампочку, то уходили, возобновляя свет в комнате.

Кевин кидается к стационарному телефону, а Дэррил начинает судорожно набирать кого-то по мобильному, пытаясь при этом поймать сигнал.

— Свяжите меня с Дознавателем Оливией Барона! — Кевин почти орет в трубку. А Дэррил чертыхаясь произносит: «Почти… Давай! Ну же!»

— Эй! Что происходит? — Я с ужасом наблюдаю за паникой ребят.

— Расширение — вот, что началось… Есть! — Дэррил радостно восклицает, высоко подняв телефон.

— А разве оно должно быть не завтра? — Но меня они не слышат. Кевин кидает трубку и кидается к Дэррилу.

— Стационары не работают. У тебя получилось?

— Да!

— Попробуй отослать смс Реджине.

— Сейчас, чувак! Не все сразу!

Кевин будто вспоминает обо мне и оборачивается:

— Да, расширение должно быть завтра. Почему-то Старейшины перенесли всё.

— Но, если началось расширение раньше, то Морган не знает. Он так же ждет, как и мы завтра!

— Да. Это и классно! — Кевин почти счастлив. Он улыбается так, будто взял джек-пот, я же осознаю, что не увижу Рэйнольда, что план может и потек для всех в лучшую сторону, но не для меня.

— Отослал! — Радостно сообщает Дэррил.

— Отлично! Классная работа. Ты хорошо поработал над своим сотовым! — Кажется, что Кевин готов расцеловать Дэррила. Тот в ответ гордо улыбается.

— Я же говорю: вижу сущность вещей. Уж перенастроить мобильный, чтобы хоть как-то работал тут, я могу.

Стоит ему закончить фразу, как тут же резко становится темно. Свет потухает. Неожиданно. Пугающе. Тьма наступает везде. Во всем мире. Мы ослепли, замерев в своих позах, чтобы понять происходящее.

Чернота.

И наше тихое острожное дыхание.

За окном — ни всполоха: во всем здании отключен свет. А далее происходящее становится подобно кошмару: в этом мраке, в котором даже не ощущается магия, превратив весь Сенат в простое непримечательное здание, словно сирена или выстрел у уха, громко дребезжит всем своим пластмассовым коробом телефон, что мы аж подпрыгиваем на месте.

— Ай!

— Твою мать!

— Черт!

— Спокойно! Это просто телефон!

— Ну так возьми трубку, ты рядом!

— Тише! Вы слышите? — Цыкает Кевин на нас, и мы затыкаемся. Прислушиваться даже не надо, так как это повсюду, что мурашки бегут по коже, а я начинаю с испугу жаться к Дэррилу: пугающий, дребезжащий звонок телефона множится и превращается в странный тревожный звук, который, кажется, пронизывает все здание. Телефоны звонят везде. Всюду. Во всем Сенате, на каждом посту и каждой комнате! Они гудят, пищат, трещат, звенят и сигналят, сливаясь в один неприятный гул.

— Кевин, ты ближе всех, возьми трубку!

Я не слышу Ганна сквозь этот кошмар, зажимая уши руками, я лишь чувствую, как колыхнулся воздух и резко все замолкает. От этого мне становится дурно, будто я не только ослепла, но и оглохла.

— Алло? — Голос у Кешки предательски дрожит.

В этой темноте среди нашего шумного дыхания и липкого страха мы слышим пугающе доброжелательный голос диспетчера Сената:

— Здравствуйте! С вами говорит голос Сената от лица Старейшин. Просим прощения за причинённые неудобства. Сейчас проводится расширение здания Карцера. Через пару секунд будет включен аварийный свет. В течение десяти минут работа Сената будет возобновлена. Просим не паниковать и оставаться на своих местах. Не предпринимать никаких решительных и противозаконных действий, которые будут караться со всей строгостью Инициированного мира. Хорошего вам вечера!

102378

Я смотрю в черноту, туда, где, по идее, стоит Кевин с трубкой. Я не слышала от него ни звука — значит, он тоже в шоке.

— Нам надо подождать десять минут и всё. — Донесся ободряющий голос Дэррила. — Морган же не знает, что расширение раньше положенного.

Я тяжело вздыхаю в знак согласия. Ох, не нравится мне всё это! Но делать нечего. Только ждать.

Неожиданно в комнате мягко стало светлеть, приобретая оттенки заката — лампочка, с которой началось наше пробуждение, внезапно зажглась, поменяв свой цвет на красный.

От этой вежливости мне стало не по себе, как и от доброжелательного голоса в трубке.

Когда лампочка успела поменять цвет? Если это магия, то странно, что мы не почувствовали ничего, потому что по ощущениям Сенат сам, как лампочка перегорел, и вся магия из него куда-то делась.

Комната теперь была залита алым светом, в котором цвет губ собеседника сливался с цветом лица — выглядело жутко. Подойдя к окну, я увидела пугающие отблески от здания на снегу и деревьях, будто все обагрено кровью.

— Почему магия не чувствуется? — Я наконец совладала со своим голосом и задала Кевину вопрос. Если идет расширение здания с помощью магии, то почему она не ощущается?

— Я чувствую. Слабо правда, будто писк комара, но она есть.

— А расширение здания произошло?

— Думаю, да… Когда отключился свет прошел очень сильный всплеск. Сейчас Старейшинам нужно время, чтобы прийти в себя.

— Мы сейчас слабы, как никогда…

Я оборачиваюсь на Дэррила, который, кажется, успокоился больше, чем мы. Он сел на кровать и начал ковыряться у себя в ногтях, скорее от нервов, потому что никогда этой привычки у него не наблюдала.

— То есть, слабы?

— То есть, вот. — Он дергает рукой, произнеся заклинание, и искра незаконченной вязью падает с его пальцев к ногам и тухнет. Я стою, ошарашенно глядя на это, не зная, чему удивляться больше — что Дэррил не смог сделать элементарное заклинание или то, что оно сработало в комнате Карцера, когда раньше это было невозможно сделать из-за защитных полей, дабы преступники не могли воспользоваться магией и дать деру.