Сенат

Пока вспоминала, со стороны подсобки послышался грохот: звон стекла и крики парней.

— Кажется, кто-то ухнул коробку с бутылками. Надеюсь, это был не Блэк Дэниелс…

Питер срывается на помощь к ребятам, а я с тоской смотрю на список. Еще столько всего перетаскивать, а уже полдня прошло!

— Эй, перерыв! — К нам выходит запыхавшийся Эйвинд и устало садится ко мне на коробку.

— Что случилось?

— Ода упала с бутылками соуса. Там маленькое озеро из стекла и табаско.

— Как она?

— Нормально. Пострадали ее джинсы и самолюбие. Сейчас орудует тряпкой. Сказала, что пойдет — переоденется. Миа, там была коробка со Сникерсами. Вскрой, а то есть охота.

Миа послушно уходит вглубь фургона, громко стуча своими тяжелыми ботинками по металлическому дну кузова, и через пару мгновений она ловко кидает две шоколадки Эйвинду.

— На! — Он протягивает мне батончик, я тут же благодарно беру, чувствуя, как урчит желудок от голода.

— Спасибо.

— Как твое самочувствие?

— Нормально. Свежа и полна сил.

— Я видел с утра мистера Хенришсена. — Эйвинд улыбается мне. Я отмечаю, как ему это идет: у него лицо сразу приобретает мальчишеский задор, а резкие черты лица становятся мягче. Даже его серьезный мудрый взгляд теряет свою тяжеловесность, и он наконец-то выглядит под стать своим годам.

— И что он?

— По-моему, похудел. И так бодро передвигался. Никогда таким его не видел.

— Здорово.

Я киваю в ответ, чувствуя, как радость разливается теплом по телу. Это приятно знать, что смогла помочь ему. Ну и пускай я потеряла день, зато какой эффект!

Я разворачиваю с шуршанием обертку и вгрызаюсь в батончик. Сладко. Карамельно. Шоколадно. С орешками.

Интересно, как там Дэррил? Он выглядел очень расстроенным, когда уходил. Видно, что эта его подруга много значила для него.

— Ты что сегодня делаешь вечером? — Неожиданный вопрос выводит меня из раздумий, и я с испугом поворачиваюсь к Эйвинду. Ой! Всё плохо. Как не хочется давать надежду и отталкивать тоже.

— Эйвинд, я… — Слова — заразы! Так и не находятся для ответа. Но меня спасает внезапно донесшийся страшный грохот и вскрик из подсобки. Сначала показалось, что снова уронили что-то. Но по доносящимся звукам становится понятно — там явно идет борьба.

— Держи его!

— Отпустите! — Тут же слышится визг Оды. И мы вскакиваем со своих мест, смотря на закрытую дверь подсобки. Я ощущаю, как оттуда всполохом идет энергия магии.

— Миа, Мел, сидите здесь! — Суровый приказ Эйвинда. И я вспоминаю, что он Инквизитор. Ларсен вытаскивает силок из кармана и ловко делает вязь заклинания в руке, после чего резко распахивает дверь и ныряет в помещение.

Мы с Миа стоим, как изваяния, то и дело переглядываясь между собой от испуга. Только ветер неприятно холодит щеку и треплет волосы, давая понять, что мы все еще в реальности, а не в каком-нибудь страшном сне.

— Что там происходит? — Шепчу от страха, не в силах даже шелохнуться, прислушиваясь к доносящемуся шуму борьбы.

— Не знаю. — Миа осторожно подходит ко мне и плетет вязь заклинания. Я повторяю то же самое, чувствуя, как на пальцах моментально вспыхивают связи из слов, желаний и целей — и вот заклинание Небес тугой сферой ощущается в руке. Раньше так качественно у меня не получалось делать его.

Все решает резкий выстрел, раздавшийся внутри помещения, и мы испуганно вскрикиваем. А дальше, не сговариваясь, кидаемся на помощь. Мы одновременно врываемся в подсобку и видим столпотворение людей. С левой стороны в углу у лестницы идет какая-то возня, вижу только спины Ларсена и Бьярке. Но напротив, у входа в бар стоит троица, от вида которой, я замираю. Шок тормозит меня и выбивает из колеи: Клаусснер держит дуло у виска Оды, а рядом, за его спиной стоит Она — вторая я, которая так же озирается, ничего не понимая.

— Варя? — Девушка сразу поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются, и она замирает. — Варя! Варька!

Я кидаюсь к ней, проносясь через всю подсобку, мимо ошалевшего Стефана и Оды. Сестренка! Я почти повисаю на ее шее, ощущая знакомый аромат, отчего даже сердце больно сжимается от накатившей радости. Я уже не сдерживаюсь и начинаю плакать навзрыд, утыкаясь носом в родное плечо, путаясь в тонких шелковых нитях волос. Теплая, любимая, своя!

— Варька!

— Аня? — Она сначала, будто не веря своим чувствам, осторожно касается моей спины, а затем так вцепляется в меня, что остаются следы ее ногтей, несмотря на мой толстый свитер. — Анька! Боже мой!

Она отрывается от меня и хватает за пылающее от счастья лицо, улитое слезами. Сама она такая же: плачет и смеется. Мы сейчас две ненормальные, держащие друг друга в объятиях и хохочущие от счастья.

— Живая! Живая! Думала, тебя с того света возвращать надо, а ты живая!

Я поддакиваю на ее радость, всхлипывая и шмыгая носом.

— Живая! Давно оживили! Дэррил к тебе не пускал. Все говорил потерпеть!

Я, хохоча, снова накидываюсь на нее, стискивая в объятиях и ощущая теперь от нее робкую, почти незаметную, мягкую энергию ребенка. Кажется, там тоже радуются мне.

— Сохранила?

Я чуть отхожу и смотрю на живот плачущей Вари. Та не в силах ответить, лишь согласно мычит.

Одуревшая от радости и ничего невидящая от слез, я обнимаю Варю за плечи, а сама смотрю на онемевшего Стефана и Оду. Клаусснер уже опустил пистолет и неосознанно обнимал девушку; у обоих было одинаковое выражение лица: шок и интерес к происходящему.

— Стефан! Боже! — Я бросаюсь обнимать Клаусснера. Тот еле успевает меня поймать. Я же чмокаю его в небритую колючую щеку. — Ты все такой же огромный! Как дела у тебя? Как Ева? Ты как тут вообще оказался?

Стефан, кажется, онемел от того, что его обнимает покойница, и в ответ лишь посмотрел на угол, где столпились остальные люди.

Я оборачиваюсь и вижу всё тот же шок и замешательство, что и у Стефа с Одой. Парни сгрудились в углу и слышно как, кто-то постоянно шмыгает носом.

— Моя сестра меня нашла, ребята! Они свои! Они за мной!

Я пытаюсь расшевелить их: пусть хоть что-то промелькнёт на их лицах! Но они лишь переглядываются и смотрят куда-то в темноту угла. Проходит движение, и вижу, как чуть отходит Эйвинд, открывая взору улитого в крови Питера — кажется, ему кто-то сильно врезал, что повредил нос и губу, поэтому Басс постоянно шмыгает носом и утирает кровавые сопли рукавом.

— Ой, Питер! Кто тебя так?

Он делает странный пас в сторону темного угла, где уже различается черная куртка Кристофера и чье-то плечо. Я подхожу к ним ближе, и от увиденного мое сердце замолкает: за Эйвиндом и Питером у самой стены стоит Он, навалившись в борьбе на Бьярке. Похоже, мое появление предотвратило очередной перелом носа, только теперь Кристоферу.

Тот, который снился мне каждую ночь, тот, по которому я тосковала сильнее чем, по кому бы то ни было в жизни, тот, кто был самым первым моим воспоминанием, стоял во плоти передо мной. Это было удивительно и пугающе одновременно. Потому что мои мечты и сны внезапно стали осязаемы. Да, он не был столь идеален, как воспроизводило мое бедное сознание.

Н О О Н Б Ы Л Р Е А Л Е Н.

Я видела, как мужчина часто дышит, могла рассмотреть и коснуться его щетины, он приобрел болезненный цвет лица и тени пролегли под глазами, стал худее, и даже могу сказать, что постарел, потому что появились новые морщинки у глаз, ноРэйнольд был настоящий.

Боясь спугнуть видение, не чувствуя своих ног, я медленно шла к нему. Кажется, мир умер, остались лишь я и эти следящие за мной темно-серые с синевой глаза — цвет грозового неба, когда тучи клубятся, и на землю вот-вот хлынет дождь с раскатистым громом и яркой молнией. Только в этих глазах не было этой стихии, обычно она появлялась, когда Рэй злился, теперь я в них читала то же, что сама чувствовала: сердечную боль и недоверие к реальности происходящего.

Я подхожу, слыша, как за спиной расступаются и отходят парни. И вот я уже почти вплотную стою и смотрю снизу вверх на него. Мое дыханье дрожит от возбуждения, снова дар начинает пробуждаться и нестись, как оголтелый, по моим нервам. Глаза! Любимые, нежные, родные! Каждая черточка, каждая морщинка, впадинка — всё мое, так бы и расцеловала. Даже шрамик у уха тот же, неизменный. Чувствую, как кончики пальцев начинает покалывать от желания дотронуться до него. Он шумно сглатывает и хрипло произносит мое имя: