Страница 38 из 124
— Рэй! Ты меня узнаешь? Кто я?
— Стеф…
Тупой вопрос! Ей-богу!
— Сколько пальцев? — Он показывает мне два пальца.
— Два…
— А сейчас? — Теперь Клаусснер показывает мне средний палец в неприличном жесте.
— Да пошел ты…
— Нормально. Не сильно ударила! — Клаусснер обращается к Мел и пытается помочь мне встать.
Я чувствую, себя пьяным. Меня берут под руки. Оказавшись в вертикальном положении, мне становится совсем плохо и выворачивает под ноги остатками завтрака и кофе. Слышу брезгливый стон Стефа и Мелани. В глазах прыгают черные точки; хочется упасть и заснуть.
— Пошли! Нам надо его дотащить до портала. А там, рядом школа Охотников… — Слышу сквозь писк в ушах и пляшущий размытый мир в глазах.
Меня куда-то тащат…
Личная жизнь
— Оливия! Оливия! Стой! — К нам подбегает Архивариус Хенес. Глаза блестят, вид растрепанный и взволнованный. Сегодня Сенат полон как никогда. Все в панике и шоке: во время футбольного матча произошло воздействие на глазах у всего стадиона. Подрались две Химеры, свидетелей полно, все зафиксировано на кучу камер и сотовых телефонов. Уже появились первые кадры магии в интернете. Старейшины создали группу Янусов в помощь Архивариусам, но все равно людей и магии не хватало.
— Что случилось?
— Ты сейчас над чем работаешь? — Он смотрит на меня, делает оценку моей личности и снова переключает внимание на Оливию.
— Я не могу уйти, Пабло! У меня сейчас допрос. Я Первый Дознаватель.
— Что за дело?
— Убийство смертного.
— Оливия, это мелочи с тем, что у нас сейчас творится! Ты срочно нужна! Твой допрос сделает напарник.
— Он новичок, Хенес!
— Оливия, перестань! Считай, это приказ Старейшин.
Она яростно вздыхает и поворачивается ко мне, в глазах читаю безнадежность и злость — Барона явно не хочет заниматься стадионом. Но увы, ничем не могу помочь.
— Ной, что ты скажешь?
— Идите, Оливия. Я справлюсь. Я был на допросах, и не раз.
— Точно справишься?
— Да.
— Ну, вот видишь! А ты переживаешь! — Снова взрывается Хенес. Вся его чопорность Архивариуса от забот и аврала в Сенате пропадает, в жестах и внезапно прорвавшемся акценте теперь отчетливо читается горячность бразильца. — Парень справится! Доверься новенькому! Ведь, кажется, вы Ной?
— Ной Валльде. — Я протягиваю ему руку, тот с живостью ее жмет, при этом сощурив глаза, пытаясь вспомнить, где мы сталкивались. — Мы с вами работали над делом по тройному убийству в Венгрии.
— Точно! Вспомнил! Вы еще отлично описали способ убийства второй девушки.
— Он видит прошлое. — Вставляет свое слово Оливия.
— О! Такой дар! Поздравляю. — Он снова поворачивается к Оливии. — Тем более! Валльде справится! Он использует свой дар на допросе и ты получишь самые верные данные, будто преступник был на исповеди! Пошли скорее. Там уже почти все Первые!
Он утаскивает за руку Оливию, попутно прихватывая вышедшего Архивариуса из коридора № 56. Я смотрю на их удаляющиеся спины и понимаю, что я не с ними лишь потому, что числюсь в новичках. Хотя скоро и это изменится, если будет продолжаться в таком же темпе. В моей руке лежит черная папка о деле, которое мы расследуем вместе с Барона. Я разворачиваюсь на каблуках и иду к самой большой части Сената — Карцеру. Пройдя пару коридоров, по пути встретившись с несколькими людьми, поднимаюсь на нужный этаж и вхожу в Карцер. Здесь тихо, не так гулко и шумно, как внизу. Зыбкая тишина, сонная, ожидающая вердикта для многих. Пройдя ряд комнат, останавливаюсь у двери с табличкой «Амелия Шилдс. Дело № 38.55.12.1564».
Вхожу и сразу вижу стоящую у окна девушку с длинными светлыми волосами. Мы ее арестовали вчера и сразу же изолировали в Карцер.
— Добрый день, Амелия. — Она оборачивается и с презрением скользит по мне взглядом, не удосужившись поздороваться. — Ной Валльде, Архивариус третьего типа, Второй Дознаватель по делу о смерти неопознанного мужчины, в убийстве которого вы обвиняетесь. Я буду вести допрос. Присаживайтесь.
Мне не нравится разговаривать с ее спиной, но я привык к таким проявлениям. Редко, когда обвиняемый идет навстречу Дознавателю и ведет себя дружелюбно. Девушка разворачивается и с гордо поднятой головой опускается на стул возле стола. Я сажусь напротив, открываю папку и достаю ручку — механические действия в тишине комнаты под ее ненавидящим взглядом.
— Итак, по найденным магическим отпечаткам возле тела мы определили, что они ваши. Что вы делали днем пятнадцатого января?
— Я ничего не скажу.
— Вы понимаете, что суд может рассмотреть ваше молчание, как нежелание содействовать Сенату и подчиняться закону Справедливости, одному из трех главных законов нашего Инициированного мира?
Девушка поджимает губы, в глазах блестят слезы, но она пытается сдержать себя и не показать свою слабость.
— Я ничего не скажу и не признаюсь в убийстве этого мужчины. Я его вообще не знаю!
— Но улики пока против вас.
— Меня подставили!
— Тогда скажите, где вы были пятнадцатого января.
— Не могу. — Она сникает. Но в следующую секунду ее глаза снова начинают блестеть ненавистью и яростью. — Вы же нашли меня! Найдите и где была я?
— Не беспокойтесь, если надо найдем.
— Вот именно, если надо! А вам надо только осудить меня и закрыть дело.
— Мне ничего не надо, Амелия. Я — лицо беспристрастное. Итак, где вы были пятнадцатого числа днем?
— Дома.
— Свидетели есть?
Она молчит, кусая губы, на лице отчетливо читается мука.
— Нет. — Ее голос глух. Вижу, что девушка готова расплакаться.
— Вы понимаете, что Сенат имеет право открыто воздействовать на вас с помощью даров, чтобы добиться правды?
Она отворачивается, шумно сглатывая, стараясь незаметно утереть рукой слезы. До этого я все ответы, вносил в форму протокола. Но увидев, что девушка плачет, решил пойти другим путем. Громко захлопнув папку, я уставился на нее.
— Давайте так, Амелия. Я так понимаю, вы не можете сказать, где вы были пятнадцатого числа, потому что это как-то незаконно? — Молчит, все также отвернувшись от меня, но слушает. — Видите? Я закрыл папку и ничего не пишу. Предлагаю так: что бы вы не делали пятнадцатого числа, я проигнорирую незаконную информацию и постараюсь вам помочь. Не думаю, что вы желаете сгореть из-за того, что вас несправедливо осудят. Я готов идти навстречу, если согласитесь помочь следствию.
Она молчит, явно раздумывая. Видно, что ее терзает что-то и мучает, но в глазах читается желание сказать.
— Если не вы меня убьете, то они это сделают, если меня освободят…
— Попробуйте.
— Обещайте, то, что я скажу, останется между нами и не войдет в протокол.
— Обещаю.
— Нет! Не так! Как Инициированный. Ведь вы же Инквизитор? То есть были им? — Этот вопрос неожиданной болью отзывается во мне. Я словно слышу хриплый голос Нины: «Тебе не положено быть со мной. Тебе вообще не положено иметь личную жизнь. Ты теперь Архивариус». Все мое существо протестует против этой формулировки: Я — Инквизитор. Я мечтал о статусе Архивариуса, и я его получил. Но жизнь внесла свои коррективы. Нина. Я теперь не хочу терять ее.
— Да, я был Инквизитором.
— Тогда ваше слово будет намного надежней! Пообещайте мне, как Инициированный. Что вы не внесете в дело то, что я скажу вам.
— Я, Ной Валльде, обещаю Амелии Шилдс, что не внесу в дело ее признания, сказанные о том, где она была пятнадцатого числа. Итак? Где вы были?
— На свидании… — Она говорит грустно, я жду продолжения. Странно, что она не хочет открывать личность возлюбленного. — Дело в том, что я сбежала из клана в этот день. Я должна была охранять одну больную Химеру по приказу Главной. Но она так крепко спала, что я решила уйти на пару часов к своему молодому человеку.
— Тогда в чем дело? Вы можете сказать его имя.
— Моя Главная сразу поймет, что я покинула пост! Она мало того, что прикончит его на моих глазах, но и меня заодно!