Сенат

Я центр вселенной? Или маленькая точка?

Теперь такое чувство, будто я везде.

Неприятно. Колюче. Или это больно?

Кажется, это называется холод.

Точно!

Я замерзла.

Темно с красными прожилками.

Рядом кто-то. Слышу шорохи.

И что-то громко тарахтит…

— Мелани? — Голос зовет меня. — Мелани!

Требует. Настойчиво.

Я пытаюсь донести Голосу, что слышу. Проходит шуршание с чем-то проносящимся по мне.

Мне не нравятся ощущения.

— Вы видели? Она дернула рукой! — Это Второй Голос. Кричит.

Неприятно.

Громко.

— Смотрите, она вся мурашками покрылась. Ей, наверное, холодно. — Мне нравится Третий Голос — догадливый. И он, в отличие от Второго, мягче и тише.

— Эйвинд, сбегай за одеялом в дом. — Первый Голос.

— А где оно? — Третий голос.

— Возьми у меня на кровати плед. — Первый голос.

Шаги. Кажется, Третий голос называется Эйвинд.

— Мелани? — Снова Первый.

Я чувствую странное ощущение. Оно определяет мои границы. Будто вода.

Горячо. Давит.

Это касание. Кто-то меня легонько трясет.

— Вот! — Эйвинд вернулся. На меня что-то падает.

Не больно.

Приятно. Мягко.

Благодаря этому, я могу определить границы. Я не такая уж и большая. Не вселенная и не точка.

Длинная. Палкообразная. Не цельная. Расщепляющаяся.

А! Это руки!

А вот ноги.

— Мелани, открывай глаза! Я вижу. Ты не спишь.

Глаза. Надо их еще открыть. Я пытаюсь отодвинуть темноту с прожилками, но становится резко больно.

Дергаюсь.

— Открывай постепенно!

Он касается моего лица, и я начинаю приподнимать веки. Всё равно больно. Но не так. Потому что Первый голос держит руку козырьком у моего лба, бросая тень на глаза.

Проморгавшись, вижу людей. Мужчин. Они стоят, вытянув руки вдоль тела, и смотрят на меня сверху вниз. Рядом со мной сидит Первый голос. И я его знаю. Только имени не помню.

— Привет! — Он улыбается. Я узнаю эту улыбку. Пытаюсь улыбнуться в ответ.

Странный звук. Будто хрюканье. Мои глаза рефлекторно находят источник — один из парней хихикает, смеется.

Я пытаюсь улыбнуться и ему. И он с фыркающим звуком начинает давиться сильнее.

— Похоже, она еще не до конца владеет мышцами. — Говорит рядом с ним второй мужчина, и по голосу узнаю — Эйвинд. Но ему отвечает Первый голос:

— Да, улыбка кошмарная. Ну ничего. Скоро придет в себя. Тебе бы в тело попасть после столь долго пребывания без оболочки.

Он начинает поднимать меня. Я пытаюсь помочь, но не могу — не умею. На помощь Первому бросаются остальные парни. Странными манипуляциями со мной, где на своем голом теле ощущаю их руки, мужчины меня укутывают в одеяло, при этом пытаясь удержать от падения. В итоге, на руки меня берет Эйвинд. Голову не удержать, и она закидывается назад. Очень тяжелая! И чьи-то руки помогают положить ее на плечо парню.

— Ее бы помыть. А то она в этой… слизи. И пахнет неприятно.

Пахнет? Я плохо пахну? Не чувствую… Странно.

— Мы ее еще мыть будем? — Второй голос озадачен. Впервые я замечаю, что парни разные и жадно начинаю рассматривать их.

Первый голос с длинной челкой, но короткими волосами на затылке. Глаза серые с пушистыми длинными ресницами. Тонкий чуть вздернутый нос. Татуировки на шее. Нравится мне? Не знаю. Но что-то это мне напоминает. Губы пухловатые… Как же его зовут?

Второй — с длинными светлыми волосами. Одет во все черное, скрипящее и кожаное. Взгляд напуганный, серьезный, с четким изломом бровей. Нос у него не тонкий, а широковат, где переносица. Без татуировок. Красивый.

Эйвинд был с тонкой верхней губой, с обычным носом и серо-голубыми глазами такими спокойными, такими мудрыми, что именно взгляд цеплял больше всего.

Все трое красивые.

Странно.

Откуда я знаю, что они не уродливы?

— Думаю, надо помыть. Я не знаю, когда придут девчонки. А оставлять ее нагой и мокрой нельзя.

— Тогда, может, ты это сделаешь? Ты, как никак, ее Создатель. — Я слышу странные притихшие нотки от Эйвинда. Я им не нравлюсь?

— Я не Создатель. Я просто восстановил тело. — Первый голос печален и расстроен. Наверное, потому что я им не нравлюсь. — Ладно, пошли наверх. Я ее помою без вас.

Меня несут в светлое помещение, где много дерева.

Дом. Здесь мило. Нравится. Уютно.

А еще вкусно пахнет.

Парни помогают Эйвинду — открывают двери перед ним.

Ванна холодная. С железными трубами и блестящими квадратиками… Плитки. Так, кажется, это называется. Мне не нравится здесь. Мерзну.

Вода полилась из трубы. Это… не помню, как называется.

Звук шипящий и бурлящий. Неприятно громкий, что больно в голове.

— Клади ее. — Приказывает Эйвинду Первый голос. И он меня опускает в железную ванну. Холодные стены, горячая вода.

Стону.

— Горячо? Подожди. Сделаю прохладнее. — Первый голос крутит блестящие ручки. И ногам становится прохладнее, но не телу. Жжется. Но через минуту становится приятно.

— Попробуй голову подержать сама. — Обращается ко мне Эйвинд, который до этого держал свои руки под моей шеей. Благодаря ему я не сползла в ванну. Теперь он пытался их вынуть. Я переношу вес на шею — и голову начинает мотать и шатать. Ужасно тяжело и трудно!

И как это у них получается? Я не выдерживаю и быстро устаю, откидывая голову. Врезаюсь макушкой в что-то с жутким ударом. Очень больно, что начинаю невольно плакать!

— Слушай, она, прям, как дети маленькие. Даже голову держать не может. Это сколько же нам ждать, чтобы она восстановилась? — Эйвинд заботливо кладет что-то мягкое под голову. Но все равно, где ударилась, пульсирует и саднит.

Первый голос смотрит на меня пронзительным взглядом, после чего выдает:

— Думаю, завтра она попробует уже ходить. Дар мне подсказывает, что на восстановление ей психически и физически где-то неделя-две.

— А разве не ты рассказывал, как те оживленные древние, чуть ли не дрались после воскрешения? — Второй голос недоуменно пялится на Первого.

— Всё так, Крис. Только там были бездушные. Да и восстанавливал я тела не как хранилище для души. А тут… Короче, всё по-другому.

Мне не нравится, что все трое пялятся на меня с каким-то безразличным суровым видом. Будто я вещь. Единственное, что я могу сделать в ответ — это дернуть ногой и закрыть глаза.

— Ладно. Идите, чай попейте, в холодильнике бутерброды.

— У тебя не вкусные бутерброды. — Бурчит Крис. — Как вы с Миа живете без мяса?

— Мы не живем без мяса. Просто мама не догадывается.

Ребята хмыкают в ответ Первому и удаляются из ванной.

— Хорошо, что Питер с девчонками, а то бы он постоянно флиртовал с тобой, шутил бы по поводу наготы, ради того, чтобы Эйвинд ходил красный от смущения. Нет! Они нормальные. Ты не подумай. Просто Питер Басс любит издеваться над Ларсеном.

Все это он говорит, намыливая меня мягким камушком — мылом. Приятно пахнет. Летом. Солнцем. Теплом. Травой. На мгновение вспыхивает картинка: круглое озеро, жара, яркая зелень и треск насекомых, трава высокая, сочная с желтыми пушистыми цветочками — одуванчики.

Я снова пытаюсь улыбнуться Первому голосу.

— О! Уже лучше получается! А то в первый раз ощущение было, что ты то ли зубы показываешь, то ли скалишься. Ничего. Скоро ты будешь полноценным человеком!

Он льет холодное на голову и начинает царапать кожу головы. Немного резко. Больно. Неприятно. Но пахнет травой. Другой. Не как у мыла.

— Попробуй поднять голову. Я смою пену.

Я с трудом делаю это, но отмечаю, что уже не так мотает. Даже могу чуть повернуть.

Равновесие. Очередное забытое слово врывается в мой мозг. При том сразу в двух вариантах.

Я пытаюсь произнести. Выходит непонятный звук «э».

— Подожди пока говорить.

И я замолкаю. Смотрю в глаза Первого и пытаюсь вспомнить имя. А я ведь его видела… во снах.

Э-э-э… Там есть этот давящийся, неприятный звук. Он сочетание сразу этих двух слов, означающих равновесие.