Химеры

Он расслабляется в позе и снова улыбается.

— Как там в клятве? "Ибо мой выбор делаю я сам"? До этого мои методы не подводили меня. Все, кто мне нужен, так или иначе, пришли ко мне. — Морган поворачивается ко мне и смотрит в упор. — Кстати, снова дело для тебя.

Твою мать! Опять…

— Кто?

Темный подходит к своему кейсу и достает от туда папку.

— Ее зовут Нора. Красивая девочка. Шестнадцать лет. Глупенькая, романтичная. Ты уже с такими работал.

Он подает мне папку прямо в руки. Открываю. На меня смотрит длинноволосая девочка, серенькая, худенькая, чуть с крючковатым носом, но милая. Сразу видно, не Химера. Но и Инквизитор из нее будет никакой. В глазах не читается напористость их породы. Неопределившаяся…

Под ее фотографией написаны данные. Читаю: «Нора Грод. Дания. Шестнадцать лет. Родилась седьмого марта».

— Милая, правда? Чем-то на Анну похожа. Тот же мышиный цвет. Торчит на Начале уже год и пару месяцев. Запоздалая инициация. Все никак не решится, какую сторону выбрать…

— Что за Начало? — Я пытаюсь прикинуть, куда Архивариусы могли кинуть датчанку — где мне работать.

— Канада, Калгари.

Неплохо. Канада мне нравится!

— Сестры? Братья?

— Брат на семь лет старше. Ушел к Инквизиторам. Знак проявился сразу через месяц. Да там видно было, что он не наш. Да и не интересный. — Морган подходит почти в плотную. От него тоже разит парфюмом Шанель. Они с Марго в этом схожи. Любят покупать вещи одной марки. Притом не запланировано.

Ко мне не спеша приближается Маргарита и заглядывает в папку.

— Нет. Анна красивее этой в сто раз. Что за дар?

Ну конечно же красивее! Марго просто в восторге от своих любимиц.

— Редкий дар. Талантище просто. — Морган подходит и обнимает любовницу. — Тебе понравится: эта девочка умеет пробуждать желания.

— О! — Марго, флиртуя, берет клубнику у сестры и дает откусить Джеймсу. В их исполнении это смотрится противно. — Дар Суккуба?

— Нет. Больше! Не низменные плотские страстишки, Марго. Девочка может дать цель жизни. Вложить, внушить человеку, что именно ради этого стоит жить.

Наталия разражается заливистым смехом, чем обращает на себя внимание.

— И что ты будешь делать с этим?

— Что? Я разгоню ее дар с помощью Ганна и вложу всем в головы мысль, что любить меня, почитать — цель их всей жизни.

Тут уже смеются Марго и Джеймс. Я тоже. Хорошая шутка! Только, насколько в ней правды? За Морганом не постоит.

— Дорогой, когда не будет ни Инквизиторов, ни Сената, ни этих трех дураков Старейшин, тебя и так будут почитать и любить.

— Может быть, Марго, может быть… — Он отпускает женщину из объятий. — Но диктаторов тоже не любят! Ваш Сталин тому пример.

Джеймс садится в кресло и снова принимается есть печенье, кроша на свои дорогие брюки и свитер.

— И когда мне на Начало? — Я интересуюсь, прерывая довольно затянувшуюся паузу Главных, где каждый строит свои планы на «светлое будущее».

— Как привезешь Анну к нам, так можешь начинать.

— Понятно. Можно идти? А то невестушка заждалась в больнице. Апельсины, наверное, закончились.

— Иди, мой дорогой! Привет Анюте. — Морган делает пас рукой в сторону двери.

Попрощавшись, выхожу в коридор, спрятав папку в свою сумку. Дьявол! Придётся опять охмурять еще одну девицу, чтобы та пошла к Химерам. Опять изучение новой пассии, ее жизни, нахождение слабых точек в характере. Дар вкладывать цель жизни… Хм… Что-то мне это напоминает. Точнее кого-то.

Моя милая Мириам Оденкирк. Грустная печальная Мария Тереза наших душ — неудавшийся эксперимент, закончившийся неожиданно для меня самого.

Прислужница с шикарными ногами замечает, как я ухмыляюсь своим мыслям, и на ее лице расцветает очаровательная улыбка.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — Я подхожу к Лене, кажется, так ее зовут, наблюдаю, как развратный огонек желания зажигается в ее карих глазах.

— Ничего особенного.

К черту Моргана с его воздержанием!

— Как насчет, встретиться сегодня? Я знаю одно уютное местечко. Тебе понравится.

— Я подумаю…

— Не думай. Звони. — Я пишу свой номер на первой попавшейся бумажке.

Соблазнительная улыбка говорит, что позвонит. Она не дура упускать меня. Наверняка, после секса попросит замолвить словечко перед Главной, чтобы та отпустила ей грехи и перестала держать в Прислужницах. Я, конечно же, пообещаю, но не сделаю.

Иду к своей зазнобе. Анна, Аня, Анюта. Назови, как хочешь, суть та же. Люблю ли я ее? А как не любить того, кого ты сотворил своими руками, кого ты сделал таким, как тебе надо.

Красивая, покладистая, неуверенная, но со своей обидой на мир — такой я встретил ее на Начале. Долго влюблять в себя Шувалову не пришлось. Хотя сестра немного мешалась, но она не была против. Ух! Зажатая девочка превращалась в хищницу у меня на глазах. Мне льстило, как Аня смотрит на меня — как на бога. Еще ни одна моя пассия так на меня не смотрела. Что уж говорить о нраве — слушалась меня беспрекословно. А когда научил плотским утехам, так вообще стала идеальна. Безотказная, жаждущая меня и моей любви. И как тут не любить? Как же переживал, когда она исчезла! Я еще ни за одну женщину так не переживал, как за нее: моя Анна исчезла, возможно, мертва… Варька тенью ходила по квартире и твердила, как заведенная, что сестра жива. Думал, что она чокнулась или просто внимания не хватает; я даже переспал с Варварой, чтобы присмирить, думал, что отвлечётся на меня. В итоге, стало только хуже. Мне хотелось убить Варвару собственноручно, поставить ее на место, чтобы не забывалась.

И вот я получил невесту обратно.

Чертов Оденкирк испортил ее! Я вижу, как она не хочет меня, как отталкивает, уже не слушается. Ничего, Виктор! Если не пряником, так кнутом верну.

Я покупаю очередной букет из роз и заезжаю в кондитерскую французского ресторана, чтобы купить конфет. Отлично! Я готов к встрече.

— Вы к кому?

— К Шуваловой. — Толстая баба — дежурная медсестра тут же замолкает, плюхнувшись снова на свой стул. Ненавижу больницы, русские в особенности. Если вы думаете, что Химеры достигли апогея безразличия к ценности жизни, то вы не попадали в больницу, где ценность жизни обезличивается и приравнивается к стоимости оплаты лечения здесь. Нет денег — иди подыхай.

В русских больницах это еще подается с царским видом: что не медсестра, то монаршая особа, которая неведомым образом наказана пребывать и работать здесь.

Пройдя коридор, дошел до нужной двери. Открываю и вижу стоящего призрачного Оденкирка над спящей Аней.

— Сгинь! — Приказываю ему. И тот исчезает. Волна ненависти тут же опаляет меня. Тварь! Бес! Придурок! Подхожу к Анне — спит, как невинная овечка. Интересно, как далеко оба зашли? Я чую его магию вокруг нее. Раньше такого не было. Знаю, что Анька поставила блок. Похоже, он снялся, когда у нее была остановка сердца…

— Не люблю, когда мне рога ставят, Анна. Я вас отучу лазать друг к другу. Не хочешь по-хорошему, буду по-плохому.

И начинаю шептать заклинание, ставя блок на ее сознание, чтобы этот ублюдок к ней больше не совался.

— Не люблю, когда мое отбирают. С детства не люблю…

— Савов! Ты чего это с ней делаешь? — Я оборачиваюсь. На пороге стоит Варвара, за ней маячит ее игрушка-шотландец.

— Страхуюсь, Варвара. Чтобы на Анну не было влияния извне. Сама знаешь, как уровень восприимчивости магии меняется, когда человек физически слаб. А у Ани была остановка сердца. Считай перезапуск системы.

— Хм! Тоже мне нашел компьютер. — Варя говорит слишком громко, чем будит сестру, которая открывает глаза и спросонья непонимающе таращится на потолок. Надо отдать должное, у Ани потрясающие глаза — чистые, большие, блестящие. А сколько в них открытости и беззащитности! Сладкая девочка.

— Здравствуй, Аня.

Она переводит взгляд и видно, как приходит понимание, что сон кончился. Отмечаю, что Аня стушевалась, увидев меня на своей кровати.