Химеры

— Я тебе деньги переведу в Саббате.

Сказано не для того, чтобы уверить меня в своей честности, а как напоминание, что подарок общий — молчи, Стеф, не возражай. Иногда Ева раздражает этим. Хочется, чтобы она дала слабину и я мог побаловать ее подарками, заплатить за ужин, чтобы вспомнила, что мужчина я и могу позволить одаривать и заботиться о своей женщине. Хотя, тут подарок для Оденкирка… Бог с ней! Пускай переводит, если хочет, если это принесет ей удовлетворение. Иногда кажется, что Ева никогда не выйдет за меня. Так и будет держать на расстоянии.

— Надеюсь, Оденкирку понравится. Если нет, подарю эту вазу. И пусть не вякает потом.

Достаю телефон и щелкаю на мобильник фарфоровое чудовище.

— Я смотрю, мистеру понравилась наша ваза.

Оборачиваюсь в немом шоке на голос продавщицы. Нет, не показалось, она серьезно.

— Очень. Я в восторге от этого… объекта!

— О! Это работа известного итальянского скульптора. Называется «Пунктуальность».

— Ну да… Я только так пунктуальность и представлял.

Пузатое чудовище с зеркальными выемками в виде глаз и шипами смотрелось несуразно в строгом Швейцарском бутике часов. Понятно, что эта ваза попала сюда не случайно: наверняка, стоит дорого, либо этот самый известный скульптор хотел избавиться от неполучившегося творения и подарил уродца магазину.

— Стефан у меня ценитель современного искусства, — Ева похлопывает меня по плечу, обращаясь к консультанту. Я еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеха.

— Если хотите, могу дать вам адрес арт-салона этого художника.

— Конечно, давайте! — Ева протягивает руку, и ей на ладонь ложится визитка, которая через секунду исчезает в кармане белоснежного пиджака. — Стефан, я теперь знаю, где искать тебе подарок к Рождеству.

— Даже не вздумай, — протягиваю, мило улыбаясь.

Вот же шутница! Я беру ее за подбородок и, будто бы в благодарность за заботу, целую в губы, хотя оба издеваемся друг над другом. Уверен, в ближайшем будущем в моей спальне появится такое же фарфоровое чудовище, которое с удовольствием расколочу или передарю Рэю.

Мы шли к ближайшему кафе, шутя и подначивая друг друга.

— Будешь возникать, я тебе скуплю все произведения этого скульптура!

— Все не надо. Только «Пунктуальность»! Я просто в неописуемом восторге от этой вазы. Такая красота зря простаивает! А вообще, тебе стоит навестить этого скульптура.

— Стеф, неужели в тебе проснулся ценитель современного искусства?

— Нет, милая, во мне проснулся Инквизитор. Судя по вазе, с этим скульптором нужно провести обряд экзорцизма.

Ева заливается смехом — мой самый любимый звук во Вселенной.

— Как ты думаешь, Рэйнольду понравится наш подарок?

— Мне кажется, ему действительно будет все равно. Сама знаешь, чего бы он желал на день рождения.

Ева притихла, и у меня на душе заскребли кошки от недоброго предчувствия.

— Даже не вздумай! Не лезь, куда не просят. — Я рычу на Валльде. Это чревато проблемами! Мы и так, можно сказать, отделались легким испугом в суде, а ведь дело могло принять другой, более серьезный оборот. И сейчас я меньше всего хотел, чтобы Ева рисковала или игралась с законом.

— Я и не думаю. Успокойся. Просто мне их жалко… Рэй же без ума от Мелани. И она от него.

— Не надо было этого ублюдка Савова выбирать!

Я не понимаю, почему Ева защищает ее. По мне, Мелани сама виновата. И если ей плохо с Виктором, то так ей и надо! Жаль только Рэйнольда. Понимаю, что у него в душе творится.

— Ты не справедлив.

— Да? — Я восклицаю слишком громко, что пара прохожих оборачивается на меня.

— Вспомни, как летом ты торчал на Начале и пытался прорваться ко мне. И каким ты приехал! «Ева, прости! Не могу жить без тебя».

Я останавливаюсь и смотрю в ее жестокое лицо. Ева единственная, кто может меня пытать словами, издеваться, уничтожать, и я не отвечу, потому что действительно жить не могу без нее. Когда она далеко от меня, мне словно воздух перекрывают.

— Не сравнивай нас и их! Мелани выбрала другого, я же тебе не изменял.

— Она сделала ошибку в суде. Так же, как и ты, когда ударил ее. Результат тот же: она сейчас наказана удалением от Рэйнольда.

— Ты вообще с чего решила, что она раскаивается в выборе?

— Стефан, я вижу будущее. Там, где Рэй, постоянно вертится Мелани. Она словно призрак возле него. То же самое в отношении нее.

— Ты все еще видишь, как Рэй сжигает Мелани?

Ева отворачивается, пытаясь скрыть печаль на своем лице, но я все равно замечаю.

— Да, вижу. Ничего не изменилось.

И мы скорбно молчим, осознавая, что расставание Оденкирка и Гриффит — лишь начало трагедии. У этой пары нет будущего.

— Стефан! Ева!

И я вздрагиваю от прозвучавшего голоса за спиной. Ее еще не хватало на мою голову!

— Лаура? Ты что здесь делаешь? — Я смотрю, как моя сестра отделяется от компании мужчин, среди которых, уверен, есть очередной любовник, и идет к нам навстречу. Отмечаю, что она изменилась. Стала более красивой, опасной и… опытнее что ли. В ее движениях появилась какая-то зрелая леность хищницы. Полы красного кашемирового пальто развивались подобно плащу римских полководцев.

— Я тут за тем, чем и вы. Отдыхаю, веселюсь, кушаю шоколад.

— Мы тут не отдыхаем. — Ева холодна и вежлива. Сестра улыбается своей восхитительной улыбкой, под которой скрывается ненависть к моей женщине.

— Да? Тогда зачем?

— По делам Инквизиции, — отвечаю я за Еву.

— О! Наслышана о вас и вашем деле в суде. Поздравляю, что остались живы.

— Спасибо.

— Я бы на вашем месте кутила и праздновала это событие. Избежать костра редко кому удается.

— Не сомневаюсь! Уж кто-кто, а ты, наверное, знаешь, каково это.

Меня раздражает Лаура своей наигранной беззаботностью, кидающая оценивающие взгляды в сторону Евы. Поэтому рефлекторно выдвигаюсь чуть вперед, будто пытаюсь закрыть подругу от своей сестры.

— Ты давно не был у матери, Стеф. Она тебя спрашивает, беспокоится.

Я киваю. Моя вина. Я действительно забросил маму с этой кутерьмой в Саббате.

— Навещу. Не беспокойся.

— Мать все спрашивает, не женился ли ты? Не обзавелся ли детьми?

Она хитро сверкает глазами.

— Нет, не обзавелся. А вот свадьбу планирую.

Я чувствую, как дернулась Ева, но сжимаю ее ладонь, чтобы успокоилась.

— Ева, дорогая, ты как-то выглядишь устало.

— Ну не всем же выглядеть так потрясающе, как ты.

Женщины улыбаются друг другу так, будто готовы разорвать друг друга, дай только повод.

Именно в этот момент к нам подходит мужчина в черном длинном пальто с кейсом и в солнечных очках. Любой Инициированный сразу поймет, кто перед ним — Архивариус из Сената. Мужчина снимает очки, показывая свои узкие темные глаза. Похоже, кореец…

— Стефан Клаусснер?

— Да.

— Добрый день. Архивариус Кан Син Гю. Я прибыл по обвинению вас Верховным судом мира Инициированных — Святым Сенатом в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма и в сокрытии улик. В связи с этим, вы изымаетесь из мира Инициированных в Карцер до суда. Прошу проследовать за мной.

В воздухе повисает напряжённая тишина. Я оборачиваюсь и вижу бледное от страха лицо Евы.

— Кто? — Лаура сипит, будто слова даются ей тяжело. Она тоже стоит ошеломленная и напуганная. — Кто из Химер обвиняет?

— Клан Татцельвурм*.

— Заклинатели змей…

Я вижу, Лаура знает больше, чем показывает. Не удивляюсь. Оно и так понятно: Химеры мстят за исчезнувшего Заклинателя, которого я убил летом, когда тот обращал Мелани в Химеру, при этом не закончив обряд и инфицировав девушку, едва не превратив в одержимую бесами. Сейчас Мелани в руках у Химер, и эти твари не упустили возможность отомстить за смерть Заклинателя. Вряд ли они пустят Гриффит, как свидетеля. Наверное, наплели Сенату, что я ради забавы прибил Химеру.

Дело дрянь! Я вздыхаю, осознавая, что возможно вижу в последний раз сестру и Еву, молча отдаю пакет с часами невесте и иду за Архивариусом.