Химеры

— На меня идет облава Сената?

— А с трех сторон не хочешь?

— В смысле?

— Архивариусы, Химеры и пара Инквизиторов, кто не вошел в круг знакомых Реджины. Именно она организовала нас на твои поиски.

— Я не хотела бежать. Они вырубили меня.

— Они?

— Виктор, Гроховски, Морган и еще один незнакомый парень.

— Как? Гроховски играет на стороне Химер?

— Уже давно, Стеф! Еще с моего суда!

— Охренеть! Реджине это не понравится…

Мы доходим до подъезда. Стеф привычным движением открывает дверь и пропускает меня внутрь. Тусклый свет, старый дом, кривая, но красивая лестница.

Клаусснер входит в дверь и пропадает. Я следую за ним. И звонкая тишина подъезда с запахом чьей-то выпечки сменяется городом. Ливерпуль. Я даже узнаю улицу. Это в двух шагах от больницы, где я жила целый год, не зная, кто я.

Мы молча идем до следующего портала. Погруженная в свои мысли о Рэе, о нас, о том, что мне не удалось сделать в Сенате, что на меня охотятся все, я и не заметила, как прошла путь до Саббата. Очнулась от размышлений, когда вышла в темноту с постоянным сквозняком из порталов и запахом сырости. На меня нахлынуло возбуждение и радость: хотелось громко засмеяться, закричать в полноту своих легких, но я лишь с удовольствием вдохнула запах подземелий, который когда-то раздражал. Горячим прикосновением я почувствовала, как Стефан схватил меня за руку и повел в темноте к выходу.

— Ступеньки, осторожно. — Сказано было в тот момент, когда нога промахнулась мимо лестницы, и я упала на пол, треснувшись коленкой. — Ты так рада видеть Саббат, что решила пол целовать?

— Не язви. Между прочим, больно.

Гоготнув, Стеф вывел меня во двор Саббата. Небо было не черным, а уже темно-синим, предрассветным. Холодно. Морозно, но не так, как в Швеции. Здесь мягче, а в куртках даже жарко. На улице стояли взволнованные Реджина, Артур и Ева. Увидев меня, они радостно заулыбались. Подойдя к ним, каждый меня тепло обнял, кроме Артура, который не терял своей холеной аристократичной вальяжности.

— Где Оденкирк?

— Остался с Варлаком и Матеушем. Не хотел упустить шанс официально похвастаться, что сжег Савова.

Произнесенное Стефаном, не удивило никого — наверное, все уже были в курсе.

— Значит так, Клаусснер, ты едешь со мной, Евой и Куртом.

— Куда?

— На обмен с Морганом.

— А нельзя подождать до утра? Я чертовски устал!

Реджина строго посмотрела на него, где во взгляде читалось: «Заткнись и делай!». За Светоча ответила Ева:

— Нельзя, Стеф. Пока Химеры не в курсе, что Савов мертв, мы можем успеть обменять Ганна.

— Кевина? Кевин у Моргана? — Я шокировано верчу головой, но вместо ответа Артур берет меня мягко за локоть и уводит от них в замок.

— Пошли, Мелани. По дороге объясню. Не будем отвлекать.

Мы вошли в столь знакомые, ставшие родными, стены Саббата. Я снова поразилась красоте замка. Как много стирается в памяти! Вот совершенно не помню, насколько красивая резьба у входной двери. А пол? Все эти черные прожилки у мрамора! Никогда не замечала, как красиво устроена стойка миссис Татум. Кстати, где она? Она все еще работает в Саббате? А немой Хью?

— Пошли через кухню. — Он уводит меня от главной лестницы в галерею, ведущую к кухне. Когда-то тут я убегала от Рэя, испугавшись его порыва извиниться наедине. Мы сворачиваем, и вот доносятся обалденные запахи еды, от которых сводит живот в приступе голода. Рядом с дверью в кухню есть старая лестница для прислуги. Сразу вспомнила, как отрабатывала наказание здесь, а Рэй меня засек в кофточке с глубоким вырезом. «А скромнее кофты не нашлось!» Сколько дорогих, любимых воспоминаний.

— А почему мы здесь идем, а не по главной лестнице?

— Не хочу, чтобы тебя видела мисс Деннард. Ее должен Ной с Чейз свести вниз к машинам.

— Она все еще здесь? — Ревность неприятно уколола меня при воспоминании о красивой брюнетке, которая когда-то целовалась с Рэем.

— Теперь не будет. Мы обменяем ее на Кевина, которого удерживал Морган.

— Что с ним? — А в голове вертится лишь одно: «Кевин не уходил! Его удерживали! Надо как-то об этом сообщить Варе!»

— Мы не знаем. Но зная методы Моргана, памяти его точно лишат. Лишние улики подбрасывать Инквизиции он не станет.

— А Рэй? Он вспомнил меня?

Артур разворачивается и смотрит на меня, аккуратно воздействуя на меня и мои взвинченные нервы:

— Он любит тебя. Этого уже достаточно, чтобы быть уверенным, что память восстановится. — Артур отходит и делает изящный пас рукой. — Прошу прощения, что не проводил до твоей двери. Думаю, ты помнишь, где твоя спальня?

— Да.

— Тогда осталось лишь последнее. — Он грациозно вытаскивает черный платок из кармана и складывает его в виде повязки. — Дай мне свою левую руку.

Я протягиваю, и Артур, шепча на незнакомом мне языке заклинание, обвязывает платок вокруг кисти, закрывая знак Химеры. После чего туго завязывает. В этот момент я чувствую, как мой знак начинает гореть и зудеть, будто при аллергии.

— Не снимай. Будь аккуратна. Можешь обмотать бинтами сверху, чтобы не съехало. Завтра повторим обряд.

— Зачем это?

— Ты хочешь попасть в руки Сената или Моргана?

— Тряпка жжется! — Я схватываюсь за кисть, чтобы уменьшить зудящее ощущение.

— Она прячет знак, делая тебя смертной. Жжение скоро пройдет. Спокойной ночи, Мелани.

И уходит, а я борюсь с желанием сорвать платок и опустить руку в холодную воду. Точно! Последнее я сейчас сделаю в ванне. Но к моему изумлению дверь в мою спальню закрыта. Как я ни дергала дверь, она была заперта на ключ, и от нее разило магией. Да что это такое?

Словно откуда-то с задворок памяти, будто из сна, вспоминается голос Рэя:

«Твоя комната в Саббате стала моим… единственным напоминанием, что ты была… Ты случаем не галлюцинация?»

Когда он мне такое говорил? Ответ напрашивался сам собой — это стертые воспоминания об Италии. Боже. Сколько же нежности уничтожил Морган?

Я стою напротив двери и не знаю, куда податься. Только к Рэю — к человеку, который меня забыл.

Его комната через одну от моей. Легким нажатием ручки, дверь поддается и впускает внутрь. Быть в его спальне равносильно, что прийти к себе домой. Удивительно, как зла память, я помню эту комнату очень хорошо, лучше, чем весь Саббат, хотя провела тут всего-то две ночи. Каждая вещь — это особенность Рэя, его воспоминание, его отношение. Ничего не изменилось с тех пор… Только новая фотография добавилась. Подхожу, и мое сердце сжимается от нежности. Рэй, любимый… Он напечатал мое изображение и поставил рядом с дорогими моментами жизни. Рамка стоит так близко к кровати, что, наверное, первое, что он видит, просыпаясь, — это меня.

И снова задаюсь вопросом: что стер Морган обо мне?

Хочется спать. Ужасно. Сильнее, чем есть. Я на грани. Очень устала. А у меня нет ни одежды, ни сменного белья, только все еще чуть влажные от снега джинсы и футболка. А если учесть закрытый платком знак, сделавший меня смертной, то я так заболею, если не переоденусь.

Я тяжело вздыхаю. Не думаю, что новый Рэй будет в восторге, если я тут начну хозяйничать. Но делать нечего. Поискав в шкафу, нахожу полотенце, а в ванной — халат. Этого будет достаточно до прихода Рэйнольда, а там уйду в свою комнату.

Приняв горячий душ, я понимаю, что сил больше нет, поэтому сажусь в кресло. И отключаюсь…

Между двумя параллелями

Я иду в Саббат, чувствуя пустоту внутри. Всё. Моя миссия окончена. Я не испытываю ни радости, ни сожалений, только освобождение. Даже закуриваю, ощущая, как дым пробирается в легкие. Я вспоминаю, как раскрылись его глаза, которые смотрели на мир с вечным прищуром. Можно поиздеваться над этим: типа, ты прозрел Виктор? Но не хочется. Я не смеюсь над этим. Я постоянно воскрешаю в памяти это ощущение вхождения ножа — резкая боль, что даже мозг жертвы не успевает интерпретировать, что она последняя. Но самое интересное, в этом самокопании и анализе произошедшего, те вспомнившиеся яркие голубые глаза, когда думал, что Савов меня прикончит, были не сестры. Это была Мелани. Эта любимая незнакомка. Иначе, не скажешь. Я вспоминаю, как она доверчиво жалась ко мне, а тот спонтанный поцелуй — вообще за гранью объяснимого: просто увидел, как она рухнула в снег в этой тонкой футболке, а когда освятил фонарем ее лицо, черты, которые никак не хотели складываться в один образ в моем воображении, все эти моменты, мучавшие во снах, — всё вспыхнуло разом, что я неконтролируемо поцеловал ее.