Инквизиция

Миссис Лонг чопорная чистоплотная женщина, достаточно требовательная и крепкая на словцо. Она чем-то напоминает мне Салем. Наверное, потому что ее надо слушаться и слушать.

Миссис Лонг учит меня резать овощи, чистить картошку, дает первые уроки кулинарии. Я еще наказана мытьем посуды за всеми вместо посудомоечной машины. Не жалуюсь. Но о маникюре приходится забыть, даже с перчатками на руках.

Именно от миссис Лонг я впервые слышу это слово — Химеры.

— А вы давно здесь работаете?

— С шестнадцати лет. Мои родители здесь жили. Ну куда? Режь тоньше, смотри, какие ломти рубишь! — Она срывается на меня, шлепнув по руке. И я начинаю стараться резать тоньше. Вокруг нас кипят кастрюли и скворчат сковородки. Здесь жарко, душно в такие моменты. Поэтому я стала надевать на кухню очень открытое и легкое: майки с бретельками и юбки до колен.

— А почему Саббат называют Шабашем?

— Дык, ведьмы тут обитали.

— Мисс Реджина говорила что-то, что было это давно.

— Очень давно! Так, а теперь кидай это в воду и режь теперь лук. Посолить не забудь, как я учила!

— Я не понимаю, почему столько времени прошло, а люди до сих пор замок Шабашем называют?

— Ну знаешь, как это бывает, когда что-нибудь плохое случается с человеком, так потом и привязывается прозвище. Вот и с замком так было. Они же, ведьмы, Химерами были.

— Кем?

— Химеры. Считай злые ведьмы. Травлю устраивали на народ. Им же всё нипочем было тогда. Говорят, кровь с черной магией лилась рекой. Вот шабаши и устраивали тут, пока Инквизиция не пришла и не сожгла их всех к чёртовой матери. С тех пор замок и зовут Шабашем. А теперь возьми сливки и добавь туда столовую ложку.

— Так?

— Да.

Я выполняю каждое указание, смотря, как превращается вода с добавлением туда ингредиентов в съедобный соус к мясу.

— Химеры… Слово-то какое. Не колдуньи, а химеры…

— Колдуньи — это колдуньи, а химеры — это химеры. Не путай и не забивай себе ерундой голову. Так! Сходи-ка в кладовую, в ту, что возле лестницы, и принеси мне грецких орехов.

— Так есть же еще!

— Я сказала, сходи, значит — сходи.

Я откладываю нож, чувствуя себя разгоряченной от пара, мне жарко, я потная и мечтаю о душе. Спрыгнув со стула, я с неохотой иду в кладовую.

— Ступай, ступай. И побыстрее! Двигай ногами!

Едва успев выйти из кухни, я налетаю на Рэя. Парень спускался с лестницы для прислуги, что рядом с кухней. И, как тогда, на чердаке, я чувствую легкую панику и головокружение от его присутствия. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, после чего закусывает губу и со стоном отворачивается, будто у него болит зуб. После чего кидает злобный взгляд своего цвета грозы и произносит сквозь зубы:

— А еще скромнее кофты не нашлось? — Он кивает на мой вырез и, не дождавшись ответа, срывается в кухню.

Что? Это что сейчас было? Меня обвинили в неподобающем виде? Нормальная ведь кофта! Или мне стоит свариться заживо там?

Обозвав его дураком, обиженная, убегаю в кладовую за орехами. По возвращении вижу уходящего Рэйнольда, который стремительно покидает кухню, не обращая внимания на меня. Будто не меня он целовал на чердаке. Действительно, у него, кажется, крыша подтекает… Или у меня?

Войдя на кухню и отдав орехи миссис Лонг, я узнаю главную новость: завтра приезжают какие-то важные гости. Они будут у нас до ночи. А это значит, завтра весь день торчать ей и мне у плиты.

Да наступит день

Лист бумаги лежал на столе, где черными буквами, шрифтом Times New Roman был написан запрос от Сената на аутодафе.

«Реджине Хелмак и Артуру Хелмак,

Светочам школы Инквизиторов Саббат.

Совет Старейшин святого Сената просит исполнить долг Инквизиции в школе Саббат и покарать ведьму за бесчинства и ряд нарушений a

Обвиняемая — Мария Смитт. Химера.

Наказывается:

— за попытку украсть заклинание у Архивариусов Сената,

— убийство трех смертных,

— применение дара (разряд: телекинез) на людях,

— применение запрещенных заклинаний,

— сделки с дьяволом и продажа души.

Сенат приговаривает ее к сожжению на костре.

Да свершится суд.

Да наступит день.

Dies irae, dies illa.

Совет Старейшин святого Сената».

— Dies irae, dies illa! Господи, как пафосно. Меня всегда воротило от этого выражения! Глупое и бессмысленное.

Я сажусь в кресло и закуриваю. Артур бесшумно смеется надо мной.

— Я всегда думаю, кем бы ты стала, выбери в самом начале путь Химеры?

— Не знаю, наверное, Марией Смитт. — Я откидываю двумя пальцами белоснежный лист, который совершает путь по столу и падает на пол.

— Мне кажется, Химеры многое потеряли в твоем лице. Так или иначе, в тебе от них слишком много. — Артур улыбается мне, затем аристократично пьет свой кофе из миниатюрной позолоченной чашечки. Его слова не оскорбляют меня, наоборот, даже льстят.

— Так или иначе, я здесь. С тобой. Даже душа целая и ни разу не заложенная.

— Если говорить по поводу, что бесит каждого, так вот, мне всегда «нравится», что в обвинении указывается продажа души. По мне, так это личное дело каждого.

— Согласна. Практически все Химеры обращаются к нечистой и закладывают души. Если считать это обвинением, то мы их всех должны сразу же истребить.

Я стряхиваю сигарету в свою любимую пепельницу Сваровски, наблюдая, как на зеркальной поверхности серыми комками пыли падает пепел. Пепел. Слишком много в моей жизни пепла.

— Ты с чего такая нервная? — Артур разворачивает газету и принимается читать биржевые сводки. — Ты никогда так не реагировала на запросы Сената.

— Не нравится мне это всё. Химеры и вправду активировались. И дело не в том, что их больше. Они просто нагло бесчинствуют. Будто живут на всю катушку. Костры Инквизиции слишком часто стали гореть.

— Так, наоборот, хорошо. Чем больше их горит, тем лучше нам.

— Угу. Пока не будет нарушен закон равновесия. Тогда и мы пойдем гореть, или, в худшем случае, будем обращены.

— Успокойся, Реджина. Вызови себе массажистку, в конце концов.

— Не могу, Артур. — Я взвилась, не в силах больше сидеть и начала мерить комнату шагами. Единственное действие, которое я смогла придумать в данную секунду беспомощности. — Они же все ближе и ближе подбираются к нам! Неужели не видишь? Ты знаешь, за что на самом деле судят эту Марию Смит?

— Думаю, не убийство смертных.

— Именно. Эта дура попыталась выкрасть заклинание поиска у Архивариусов. Вот скажи мне, — я подошла к нему, наклонившись, чтобы наши глаза были на одном уровне, — Зачем какой-то Химере заклинание поисковика?

Я слышала, как Артур начал расчленять вопрос и выуживать логические цепочки.

«Зачем?…Хм… Заклинание поиска — сильное заклинание неопределившихся инициированных…»

— Так, — подначиваю я, слыша правильный ход мысли.

«Заклинание древнее… Замешано на крови… Хм… Почему тогда они не использовали ведьмин огонь?»

— Ну-ну, давай! Всё правильно.

«Если не использовали ведьмин огонь, значит, он не в состоянии отыскать нужную ведьму. Значит, либо они не знают ведьму в лицо, либо она еще не инициирована…»

— Так, — довольно протягиваю я. — А теперь скажи, кого ты знаешь не инициированного?

— Мелани?

— Бинго! — шепчу я. После чего поднимаюсь и снова начинаю мерить комнату шагами. — Она ведьма. Но амнезия спутала все карты. Она снова вернулась в начало. Ей опять надо определяться. Ее сейчас не берет ни одно заклинание ведьминого огня или сестринского зова. Химеры знают что-то о ней, знают о ее даре и ее сестры. Но что? Артур, я всю голову сломала! Никто не знает, что это. Но Химеры берегли их, как зеницу ока, делая огромные ставки на них.

— Ну, не очень-то берегли, раз она у нас.

— То была случайность, сам знаешь. Никто не был в курсе этого шабаша. Рэй и Стефан там случайно оказались…

— А с чего ты решила, что Мария Смитт крала заклинание для поиска Мелани? Может, она хотела кого-то другого.