Страница 53 из 70
Снова поднявшись с кровати я, хромая, вышел во двор. Там, на чурбачке сидел Пилат. Он был голым, проволока прочно удерживала все четыре конечности. Конечно, я не сразу его признал, Хель поработала с душой.
Первой бросалась в глаза улыбка. Человек, который смеётся. Губы и щёки были аккуратно отрезаны. Недоставало ушей, глаза тоже отсутствовали, но было заметно, что их не вырезали, как обычно делал я, а вынули чем-то вроде ложки. Присмотревшись, я заметил между зубов обрубок пениса, а на пеньке между ног был заботливо наложен жгут. Кожа на ногах была частично снята, все пальцы на руках расплющены пассатижами. Моя школа. Также в лепёшку были превращены тестикулы. На месте сосков имелись дыры, прожженные раскалённым металлом. Наконец, на животе имелся небольшой разрез, откуда тянулся тонкий кишечник, несколько метров которого было намотано на тонкое полено с сучком.
— Как тебе? — раздался голос справа.
— Очень даже, — ответил я, — ты умница, до какого момента дожил пациент?
— Да, собственно, до последнего, когда кишки снаружи были, тогда только помер.
— Очень неплохо. Жаль татуировок не было. Люблю срезать.
— Я хотела ещё "крылья"[10] сделать, но он помер уже, с мёртвым неинтересно.
— И так неплохо получилось. Крылья тоже обычно смертельны, если бы с них начала, кишки бы не пришлось мотать. В следующий раз попробуем.
— Сам-то как?
— Думаю, что смогу ехать. Что со мной было?
— Пули, осколки, — она пыталась вспомнить, — броня, про которую говорил Могила, похоже, сработала, вот только не везде. Плечо пробило легко, в животе тоже пуля глубоко ушла, пришлось доставать, час потратила, но кишки, вроде, целы, перитонита можно не бояться. Крови много вытекло, но то дело наживное. Есть хочешь?
— Спрашиваешь, давай!
— С едой было не так, чтобы хорошо. Тушёнка, наполовину состоящая из сои, — это, конечно, лучше, чем ничего, но и удовольствия особого нет.
— Слушай, — снова подала голос Хель, — а мы в Город ещё вернёмся?
— Можно, а зачем? — не понял я.
— Как минимум, хочу с той сукой пообщаться, что тебя сдала. Интересно, после удаления матки выживет? И рожу ей сделаю как у этого, — она кивнула в сторону двора, где сидел изуродованный труп.
— А вдруг, это не она?
— Тебя бы не один ментат не узнал, если бы ты сам ей не открылся. Она мужу своему стукнула, а он всех своих овчарок разогнал. К мужу этому я бы тоже сходила. Подозреваю, есть у него на теле лишние части.
— Ну, хорошо, — примирительно сказал я, проглотив последнюю ложку, как только будем в городе, сразу к ним зайдём. А мальчик где? — я попытался сменить тему.
— В другой комнате лежит, я капельницу ему сменила, пыталась даже покормить, пару ложек бульона он принял, но больше никак.
Я представил, что должно быть в голове у женщины, которая режет на куски живого человека, а в перерывах заботливо ухаживает за больным ребёнком. Это инстинкт материнства проснулся?
— Когда выдвигаемся?
— Да, прямо сейчас. Я за рулём, а ты рядом посидишь. Будешь монстров пугать своими бинтами.
— А транспорт?
— Все трофеи в автобус влезли. Ещё для мальчика место осталось, кстати, может, назовём его как-нибудь?
— Ну, — я задумался. — пусть будет Федя.
— Согласна, — она хлопнула по столу ладонью, — ковыляй в машину, а Федю я принесу.
Я послушно пробрался в машину и сел на пассажирское сидение, неплохо было разжиться новой одеждой, рубаха пришла в негодность, а брюки были залиты кровью, которую Хель честно пыталась отстирать. А, наплевать, доедем до места, там всё будет. Хоть в трусах, хоть без них. На тело я всё же натянул найденную в доме безразмерную футболку. Достаточно. Когда Хель принесла Федю, увидел, что он тоже не в простыне, а одет в какой-то спортивный костюм. Даже размер, вроде бы, на него.
— Капельницу сняла, последняя бутылка закончилась, — пояснила она, — в институт привезём, там, если захотят, новую воткнут.
— Главное, чтобы по дороге не помер и не обернулся, дальше не наше дело.
— Ну, да. Им виднее.
Дорогу нашу не омрачало ничто, кроме, разве что, двух лотерейщиков, что пристали к нам на окраине деревни. Крупные твари, явно недавно плотно пообедавшие, отличались большой прытью. На машине от них убежать можно, только дорога петляет, а нам ещё в столб не хватало въехать. Тяжко вздохнув, я достал револьвер. Первому прострелил голову навылет, чем вызвал бурю негодования у подруги. Да и чёрт с ними, с трофеями. Я не за трофеи его убил, а потому, что он меня раздражает. Второго она уложила сама, аккуратно выстрелив в грудь из дробовика. Добыча оказалась до смешного мала, два спорана.
Пейзаж вокруг стал меняться. Теперь это были не дикие места, не лес с редкими островками полей, а вполне цивилизованная местность, насколько это слово вообще применимо к Улью. Стали попадаться многоэтажные дома, даже целые куски города, вырванные из своего мира. Мелькнуло даже нечто, вроде ресторана. По пустым улицам слонялись пустыши. Но наша машина, если и привлекала их внимание, то ненадолго, если только посмотреть вслед неживыми глазами.
— Ты вообще, дорогу знаешь? — поинтересовался я, разглядывая окрестности, — по времени должны уже на месте быть.
— Сто раз тут ездила, — пояснила она, — на стаб с другой стороны заедем.
— Смысл?
— Так мне хочется, а что?
— Думал, ты знаешь что-то, чего не знаю я.
— Может, и так. Просто всегда перестраховываюсь, когда возвращаюсь с задания. Не в том месте, не в то время, не с теми людьми.
— Паранойя.
— Только благодаря ей я до сих пор жива.
— Профессора вызывают подозрения?
— Не могу сказать, но чувствую. Всегда жду какого-то подвоха.
— Посмотрим, но в случае подлянки с их стороны убивать я их не буду.
Она удивлённо на меня посмотрела.
— Чего? — не понял я, — науку я люблю, поэтому обойдусь членовредительством. Сломаю кое-что из ненужного. И отвалю.
Однако, все страхи оказались напрасными. Никто не расстрелял нас из пулемётов на въезде, даже наоборот, пропустили машину без очереди и в город, и в институт. На транспортную площадку спустился Шварц, а с ним ещё шестеро, похожих то ли на врачей, то ли на патологоанатомов. Я распахнул дверь машины и показал им "груз", а груз тем временем, повернул голову и, щурясь от яркого света, сказал:
— Здравствуйте, я хочу пить.
Восторгу научного сообщества не было предела, они так горячо начали поздравлять друг друга, как будто в том, что мальчик пришёл в себя, была их заслуга. Я предложил им, пока они не начали открывать шампанское, унести ребёнка в более подходящее место и дать ему, наконец, попить. И поесть.
Так и было сделано, быстро появились носилки, куда положили ребёнка, и два санитара быстро потащили его в здание. А нас Шварц повёл к себе для расчёта. На стол перед нами легли четыре жемчужины. Две чёрных и две красных.
— Вам, уважаемый Псих, рекомендую принять сейчас, а вам, прекрасная леди — подождать две недели. Ваш паразит ведёт себя не очень стабильно, приём жемчуга сейчас может… испортить вашу красоту. Вы понимаете?
— Понимаю, — буркнула она, — потом съем.
Она сгребла свою долю в карман.
А я, как уже сказано, ничем не рискуя, положил в рот красный шарик и проглотил его, чувствуя тепло внутри себя.
— Вы, кстати, заметили улучшения после прошлого приёма? — поинтересовался Шварц, — меня интересуют способности к сенсорике, они должны были уже пробудиться.
— Как это выглядит? — не понял я.
— Чаще всего, люди в темноте видят силуэты других людей, потом начинают видеть их сквозь стены.
— Но, я-то и так в темноте вижу. — возразил я, — а вот сквозь стены пока никак. Вчера очень нужно было, но даже сквозь ветки не видел.
— Всё приходит со временем, — успокоил меня профессор, — даже съеденная жемчужина не даст мгновенного эффекта, кроме того, нужна тренировка дара. Чем чаще его использовать, тем лучше он работает. Наконец, не так уж редки случаи, когда дар зависает. Не реагирует на жемчуг и горох. Тогда требуется помощь квалифицированного знахаря.
10
Крылья — старая скандинавская пытка, заключалась в том, что пытуемому разрубались рёбра справа и слева от позвоночника, после этого рёбра выворачивались наружу, образуя некое подобие крыльев. Эффект усиливали вывернутые наружу лёгкие.