Пояс для Эмилии

За спиной девушки цветок блестел бирюзовым льдом. Гостья коридора бесконечности будто смотрела в схваченное морозом окно. Там, под сводами пещеры, мама и другие Леди ожесточённо боролись с Верлиокой. Вот сверкнула молния, и потолок обвалился. В ужасе Мила прикусила губу. Только бы никто не пострадал!

— Им тяжело, — увиденное отрезвило наследницу, — а я, глупая девочка, мечтаю о мирах. Вы сказали, что поможете найти её. Но где?

— Около вершины, — Лукерья посмотрела вверх, — пойдём.

— Мы успеем за час?

— Здесь время течёт иначе. Туфли оставь, помешают.

Мила послушно разулась и оставила обувь у трещины. Правда что, на каблуках по деревьям не покарабкаешься. Девушка плохо представляла, как перебраться на другую ветвь (не прыгать, как ниндзя?), но не отставала от Лукерьи. Та уверенно бежала по светящейся коре, сразу видно, провела в коридоре вечности много лет. Интересно, Марена и Виринея тоже любуются звёздными волнами и цветами из огня? Или сёстры следят за боем в подземелье? И кто мать первых обладательниц пояса?

Наследница прочитала дневник от корки до корки, но ничего подобного не нашла. Всё же, особенные истины не стоит переносить на страницы, не то прочитавший потеряет почву под ногами. Лишится рассудка и наделает глупостей. Изучи Мила тетрадь Лукерьи до посвящения, решила бы, что стала жертвой розыгрыша. Глупого, жестокого, проверяющего способность трезво мыслить. Подобные шутки любила Света, не раз ставящая сестру в неловкое положение. Будь то «случайно» забытое домашнее задание в школе или рассказанные старшекурсникам истории из детства «забавной младшенькой», после которых над Милой не потешался разве что ленивый. Интересно, Света нашла себя в столице? По сестре она не скучает, это само собой, но обрела ли внутренний покой? Если всё… успокоится, то надо её увидеть. И сестру, и Анатолия. Нормально простить и попрощаться, ведь бегство оставило в душе неприятный осадок. Пусть отец оказался не родным, срывал злость по поводу и без, но воспитал, дал образование. Есть, за что поблагодарить.

Над толстым сучком ветер покачивал ветвь, с которой свисала сплетённая из листьев лестница. Гибкая, на вид, прочная. Невольно Мила вспомнила школьный лагерь. Верёвочные лестницы и дом на старом дубе, куда старшие пускали только богатых или полезных ребят. Мила к таковым не относилась, поэтому смотрела на шалаш издалека. Что ж, в каком-то смысле ей воздалось. Кто-то из одноклассников устроился в банк и заработал на элитное жилье, несколько девочек стали домохозяйками при солидных мужьях, одна организовала салон дорогих меховых изделий, но никто не открыл путь в другой мир. Несколько месяцев назад, застенчивая и молчаливая, привыкшая к тирании и боящаяся перемен Мила уверенно шагала по коридору вечности. Поднималась по ветвям и мысленно готовилась к встрече с великой силой, способной усмирить Верлиоку.

— В странном месте вы живёте, — вполголоса произнесла девушка, уцепившись за верёвки из дубовых листьев. Ярко-зелёных, расчерченных инеем, словно собранных весной в лесу морозным утром.

— Нет, — усмехнулась Лукерья, — коридор — дом стражей. Мы вольны путешествовать по стратам и оставаться в любой. Недоступна лишь та, где родились и прошли физический путь. Первый путь. Повторного появления пряхи не одобряют. Переступить грань — всё равно, что бросить вызов.

Мила приподняла бровь:

— Пряхи?

— Они отмеряют срок жизни. Прядут нить, ровную, а иногда с узелками. Пряжа обрывается, и человек закрывает глаза навечно, — Лукерья протянула руку и помогла наследнице ступить на ветвь, — когда тебе исполнится сто лет, ты встретишься с ними. Для полного посвящения тебе надо сделать ещё три шага. Каждый в своё время.

— Как пряхи решают, что… пора?

— Этого не знаю даже я.

— Можно ли повлиять? — Алая Леди видела, как вдали ветер покачивает другую лестницу, — попросить? Переубедить?

Проводница обернулась через плечо.

— Увидишь прях, поймёшь.

— Значит, нет.

— Только единожды они связали разорванную нить. Когда твоя мать отдала воскрешающий латырь. Негодовали, кричали. Старшая в сердцах сломала прялку, но я напомнила о забытом обещании, и они сдались, — Лукерья слегка ссутулилась, будто воспоминания отозвались болью, — правда, зуб на Ольгу и на меня точат.

— То есть, отплатят при случае?

— Скорее всего.

Девушки бежали по очередной ветке. Повеяло холодом, и Мила увидела, как угасает цветок. Замирают лепестки, растворяется последний язычок пламени, лёд покрывает бутон. Мгновение, и в покрывале звёзд мерцает зеркало, готовое пропустить в иной мир. Интересно, там живут люди или кто другой? Встаёт ли по утрам солнце? Одно? А, может, два или три? Леди отмерян длинный век, вдруг получится прикоснуться к другой розе ветров? Великая Лукерья-то, наверняка, изучила все.

Но приключения после. Сначала — дом. Маме очень нужна помощь, да и Жене пригодится. Глеб Антонович очень хитёр и не остановится ни перед чем.

— Вы упомянули о матери. Кто она?

— Сестра Верлиоки.

Споткнувшись, Мила чудом не упала в пропасть. Большой палец на ноге пересекла царапина, но удивление приглушило боль.

— Что?

— Дара. Её младшая сестра.

— Но… как?

— В каждой страте есть подобные нам. Дети, внуки, правнуки существ, одной крови с Верлиокой. Отец либо мать приходят из этого мира, ищут вторую половину и оставляют наследников. Таких, как я, Марена и Виринея. Выросшие среди обычных людей, мы лучше понимаем, кто друг, а кто враг, и откуда тянется корень зла. Своего отца я никогда не видела, да и он вряд ли знал о нашем существовании.

Алая Леди прикусила губу. Подобный расклад отдалённо напоминал династические браки Европы времён монархии. Двое заключили договор и маются друг с другом, зато у государства — праздник. Так и здесь, разве что «союз» продлился несколько дней. Встретились, выполнили долг и навеки разошлись.

— Вам не было обидно?

— Как сказать, — Лукерья повела плечами, из косы выбилась серебристая прядь, — в первой жизни я видела её всего раз. В день раскрытия тайн мироздания, когда меня и сестёр провели за грань. Здесь мы встречались, но у матери нет любимчиков, все дети равны. Тебя, наверное, интересуют объятия и улыбки? Нет, этого не было и не будет. Мы для неё средства для достижения великих целей.

Мила поникла. Понимала, перед прародительницей стояли другие задачи, но поддержка семьи означала бы многое для любого. Простолюдин или одарённый магическими талантами человек — неважно, каждому улыбка родного придаст сил. А тут, изначально выстроенная стена, через которую не перелезть. Точнее, перебраться можно, но рады тебе не будут. Почему-то загадочная Дара напомнила Миле Анатолия.

Внезапно что-то просвистело над ухом Алой Леди. Мила резко пригнулась, а в бронзовый побег воткнулся ледяной шип.

«Чужая! — коридор содрогнулся от громогласного рокота, с цветов осыпались лепестки, — кто пустил чужую?»

Около толстой ветви парил мужчина. Мерно взмахивали чёрные крылья с шипами, как у летучей мыши, сияли в тёмных глазницах звёзды. Седые кудри, схваченные у висков рубиновыми заколками, вились до пояса. Незнакомец поигрывал по плечам острейшими ногтями, причём, на указательном пальце тот отрастал заново. Концы блестели, точно у спиц, готовых пригвоздить к стволу неугодную Леди.

Ветер волновал свободную тунику и брюки оттенка угля, расшитые огнём и золотом. Особенно взгляд девушки приковало ожерелье: горящая роза ветров на тройной цепи, будто награда за подвиг. Пламя исходило из середины и алыми искрами полыхало на краях, не причиняя владельцу вреда.

Вокруг летали вороны и словно ждали приказа: атаковать! Но мужчина выжидал. Или размышлял: как эффектнее наказать «чужачку»?

— Она не чужая! — Лукерья закрыла Милу собой, — она моя правнучка! Радагаст, оставь шутки для других!

«Поэтому в ней капля сил? Измельчал твой род, измельчал. Неудивительно, что в её мире творятся беды. С такими-то хранителями!»