Страница 12 из 33
Так и пришлось поступить. Незадолго перед отлетом из Годавери Курганову и Биррусу были сделаны прививки сыворотки из крови Лилэнд и Геты. Немедленная реакция показала, что действительно иммунитет бессмертных несколько понизился. Они, как и после первой прививки, впали в глубокий сон. Курганов спал три дня, Биррус — всего сутки. Это доказывало, что их уже начали пропитывать те самые яды, которые в обычном состоянии приводят к старости и смерти. Гета, Лилэнд и Карст решили подождать.
Бессмертные окончательно перестали походить на обыкновенных людей. Их вид вызывал смятение и ужас. Чтобы не возбуждать подозрений, они прибегли к помощи бинтов и повязок. Окружающим казалось, что они поранили себе головы, и величина их не казалась чрезмерной. Каждый приписывал эти размеры толщине повязки. Неудобно было держаться всем вместе. Такая группа жертв какой-то катастрофы вызывала не меньшее любопытство. И это, конечно, бросалось бы в глаза. На разных воланах и разновременно они покинули, наконец, насиженное гнездо Курганова, чтобы появиться в другом месте и при других обстоятельствах.
Незадолго до их отлета приходила к ним жена Альвареца. Она знала, что Курганов лечил ее мужа и горько жаловалась, что его «испортили». Эта женщина верила во всемогущество Курганова. Она плакала и умоляла вернуть ей мужа. Она ушла от него, но чувствует, что не может без него жить.
Бессмертные спокойно и невозмутимо слушали ее мольбы. Они не понимали ее, а если бы и захотели, то ничего не могли бы сделать.
— Ты помнишь, — шепнул Гете Карст, — что ты говорила и делала в день пересадки, когда тебя позвал Курганов?
Гета поморщилась, но ничего не ответила.
Двери главного зала Биологической Стороны Восьмого Города заперты наглухо. Мегафоны и стенной хоккок сняты. Сюда никого постороннего не впускают. Даже в прилегающих залах никого нет. Люди — только в самом зале. Их около сорока человек. Это целый ареопаг передовых научных сил Союза. Здесь и представители власти. Но и у них при входе отобраны карманные пти-хоккоки. Никто не знает, в чем дело. Их вызвал сюда председатель Ассоциации Биологов, вызвал шифром, употреблявшимся лишь в случаях особой, чрезвычайной государственной важности. Кое-где слышен разговор шепотом и вполголоса. Все чувствуют себя тревожно. Они, пожалуй, спокойнее бы себя чувствовали, если бы их вызвал Военный Отдел. Определеннее и понятнее были бы возможности и ожидания. Здесь же их могло ожидать что угодно, вплоть до таких сказочных открытий, которые обещают перевернуть вверх дном весь налаженный аппарат жизни и экономики. Не открыт ли «мертвый панит»? Но тогда бы их вызывала Химическая Сторона. Синтез белка? Это не требовало бы такой спешки…
К гордости и торжеству по поводу открытий науки примешивалось чувство страха и беспокойства. Только успевала жизнь, техника, экономика приспособиться к данному состоянию научных знаний, только вступала в колею, как новое открытие делало напрасным весь предшествующий труд и заставляло снова перестраиваться. Это требовало непрерывной, напряженной работы, работы часто непроизводительной, но в то же время необходимой.
Никто не знал, что принесет завтрашний день. Наука и жизнь должны были идти в ногу. Трудно даже приблизительно подсчитать, сколько напрасных сил и средств требовала такая игра вперегонку. В то же время остановка была немыслима. Это был довольно жестокий закон развития, но в своих законах природа и история не скупятся на жестокость там, где она необходима.
Наконец, открывается задняя дверь. На кафедру выходит председатель, глубокий старик. Его знает весь мир. Этот человек, всегда уравновешенный и спокойный, теперь долго не может начать говорить. Он стоит, облокотившись о перила кафедры и, высоко подняв голову, трет свой белый, красивый лоб. Его глаза светятся. Еще глубже и заметнее стали трагические складки углов рта. Он обводит всех странным, удивленным взглядом. Он хочет что-то сказать, из груди вырывается не то стон, не то плач, похожий на смех. Он садится на стул и роняет голову на руки. В зале движение. Поднимаются на кафедру. Предлагают воды.
— Не надо!
Он уже справился с волненьем. Его голос окреп. Он встает и призывает к тишине и вниманию.
— Сегодня, — почти кричит он, — сегодня скончался старый мир… Сегодня нет смерти! Сегодня утром Пять Бессмертных… Нет, я не могу… — он старчески всхлипывает и закрывает лицо руками, — не могу… я сяду…
Он садится мимо стула на пол. Охватив свои худые колени руками, начинает, что-то приговаривая, раскачиваться вправо и влево.
Всем приходит в голову мысль, что он помешался. В этот момент у кафедры появляется старший ассистент. Не обращая внимания на председателя, со стиснутыми бескровными губами, он решительно поднимается по ступенькам и останавливается у барьера.
— В соседней комнате, — раздается в мертвой тишине его слегка задыхающийся, мягкий голос, — находится пять существ, которые когда-то были людьми. Эти существа бесполы и… бессмертны. Вам, конечно, приходилось слышать о загадочной гибели Балтийской Биологической станции. Да, это было двести лет тому назад… Владельцем станции был Курганов, преемник и помощник Фора, открывшего туберколь. Курганов и четверо его помощников, находящиеся в соседней комнате… бессмертны. Вот все, что мне поручил сказать вам Курганов, остальное вы услышите от него самого.
Ассистент помог подняться все еще сидевшему на полу председателю и, ведя его под руки, скрылся вместе с ним в задних дверях. Тот шел, как автомат.
Зал не шевелился. Казалось, на этих людей неумолимо опускалась свинцовая гора. Все замерли и, как на солнце, не смели взглянуть в глаза действительности. Отворилась задняя дверь. К кафедре вышло пять фигур с головами, плотно завернутыми синим шелковым газом. Одна из этих фигур взошла на кафедру и неторопливо сняла с головы свой шарф. Вместе с шарфом это существо сняло и темные очки.
Сорок пар глаз, не отрываясь, смотрели на сверхъестественное, чудовищное подобие человека. Необъятный, блестящий череп, переходящий в маленькое, почти детское лицо, на короткой и толстой шее…
Некоторые пытаются выйти. Но двери заперты. Они беспомощно опускаются на пол. Слышны плач и смех. Остальные сидят, как пригвожденные, на своих местах. Ни у кого на лице нет ни кровинки.
— Я — Курганов, — слышится звенящий, как металл, голос, — пусть мои спутники тоже откроют свои лица.
В группе, возле кафедры, легкое движение. К говорившему один за другим поднимается еще четверо таких же людей. Они занимают всю площадку; безволосые, блестящие головы их покачиваются и шевелятся, как воздушные шары на нитке у торговца. Они походят общим обликом на муравьев-термитов.
Курганов протянул руку на запад.
— Там, — сказал он, — ничего не должно быть известно, я надеюсь, вы это хорошо понимаете. — Он выдержал паузу и продолжал: — Мы работали два столетия. И теперь явились к человечеству с тем, чтобы сделать его бессмертным. Да, сделать бессмертным Гражданина Земли, но не хищника! Сейчас не время объяснять способы и пути наших достижений. Нас только пятеро. Мы не могли прийти в иное место, как только сюда, в центр научных организаций. Мы не можем использовать даже хоккок. Наше пребывание среди смертных связано с необходимостью скрывать свою наружность, что ограничивает свободу действий. Мы рискуем сейчас, но наше явление человечеству неосуществимо в иной форме. Перед нами передовые силы Союза. Мы передаемся в ваши руки вместе с тем, что с собой принесли. На вас возлагаем заботу о дальнейшем, посвящение в дело правительства и всю вытекающую из этого ответственность. Без общей помощи мы сами ничего не сможем сделать. Мы надеялись в вашей среде найти наивысшую психическую устойчивость. Но первый, к кому мы обратились, наш уважаемый председатель, кажется, не выдержал этого натиска. Ну, ничего. Ободритесь. Подойдите сюда, ближе к нам.
Бессмертные сошли с кафедры и были сразу окружены плотно обступившей их толпой. Чтобы не смущать присутствующих тяжелым взглядом своих глаз, Курганов и все его спутники надели очки. Бледная, напряженная толпа стояла вокруг них темным, молчаливым кольцом. При малейшем движении бессмертных в ту или другую сторону, ряды пятились назад. Напряженное молчание стало совсем невыносимым, когда внезапно один человек отделился от общей массы и взбежал на кафедру. Это был член Совета Труда и Обороны.