Рай для Темного

Диссертация будет сдана и защищена, вечный кандидат наук уйдет в прошлое, и его место займет доктор наук, профессор — специалист в древнейшей филологии, и чуть ли не единственный в его родной Калифорнии человек, способный пошутить сразу на нескольких разновидностях древнерусского. Именно что профессор, если верить весьма лестному предложению контракта от ставшего уже родным МГУ.

О, это было не предложение, а мечта! Минимум преподавания, шикарная тема для исследования и довольно привлекательная для кандидата зарплата. Мог ли он мечтать об этом, когда пять лет назад сочинял план докторской диссертации? Обнаруженные не так давно хроники Урманских князей, составленные попеременно на двух славянских и трех неизвестных науке наречиях, были лакомым кусочком для многих. Но… увы и ах, знающих два-три языка специалистов много, а истинных полиглотов, осваивающих в год по языку и щелкающих лингвистические загадки, как семечки — единицы. Так что Мэтью не сильно переживал, что занял чье-то место.

Ответив на приглашение восторженным письмом (на архаическом русском), привыкший к гладким дорогам и ухоженным палисадникам американец за один вечер собрал сумку и прилетел в Москву.

Вот тут-то и началось все самое интересное. Во-первых, оказалось, что стипендия, полагающаяся студенту-докторанту Государственного Университета имени Ломоносова, была таких размеров, что ее спокойно можно было, как здесь говорят, свернуть в трубочку и… Ну, в общем, понятно. В крайнем случае, эти трубочки пригодились бы для косяков с травой — те хоть скурить можно. Потому что больше никакого толку от этой стипендии не было. Хорошо еще, что на первое время деньги у Мэтью все-таки были.

Во-вторых, жизнь в похожем на огромный улей, загазованном и перенаселенном городе была на удивление опасна и трудна. «Раздели» его еще в первую же неделю, когда, пытаясь найти альтернативу безумно дорогому AirBnB, он поехал смотреть плохонькую, но доступную однушку в Бутово. По требованию хозяйки, Мэтью оставил свои добротные, кожаные ботинки у дверей в квартиру, и там же с ними и распрощался. Пришлось квартиру на первое время снять, чтобы заказать на ее адрес новые ботинки из местного интернет — магазина — не ехать же обратно в центр в одних носках.

Впредь, он был осторожнее — смотрел в оба. Так что ограбили его всего лишь еще один раз — увели только что купленный, пахнущий новизной велосипед, на котором он собирался ездить, за неимением машины. Позже Мэтью понял, как ему на самом деле повезло — гоняя по Садовому Кольцу на велике, он точно не дожил бы до дня защиты своей диссертации.

Цены в Москве были безумные, собаки злые, люди по большей части неприветливые. Однако последнее беспокоило Мэтью менее всего. Прирожденный интроверт, он с удовольствием отводил глаза в ответ на равнодушные, холодные взгляды.

А вот с ценами было сложнее. И если бы не Гоша Липатов, студент-первокурсник, недавно унаследовавший огромную, двухэтажную квартиру в самом центре города, недалеко от Кутузовского проспекта, Мэтью пришлось бы просить в посольстве денег на билет домой. Случайно узнав, что кандидат наук, бесплатно тренирующий весь поток в разговорном английском, тратит по полтора часа в маршрутке на дорогу домой, Гоша сдал ему замечательную, светлую комнату за сущие копейки.

Но самое сложное началось тогда, когда Мэтью понял, что его русского языка не хватает не то, что на исследование, но и даже на полноценное общение с себе подобными. Особенно с женщинами.

Вообще, его отношения с прекрасным полом за последние пять лет развивались по самому печальному сценарию. Когда Мэтью собирался в Россию, конечно же, начитался в интернете, как сильно русские женщины уважают иностранцев, и рассчитывал провести следующие пять лет весело и приятно. Оказалось, все немного… не так. Русские женщины иностранцев, разумеется, уважали, но таких, что прилетают в Москву на частных самолетах, а не нищих студентов, не вылезающих из рваных джинсов и таскающих за плечами рюкзаки с книгами.

Так что с женщинами была беда. С русским тоже — пришлось как следует подналечь на учебные пособия. Хоть первую проблему это и не решило.

Однако, все это было позади. Через год его пребывания на «земле господ, земле рабов», американец Мэтью уже даже во сне говорил по-русски. Девушки все-же соблазнились на его высокий рост и поддерживаемую здоровым образом жизни фигуру — в количестве аж целых двух. Последняя бросила его около полугода назад — и доконала ее, конечно же, хроническая студенческая нищета. Ну, и на том, как говорится, спасибо. Гоша оказался отличным, хоть и несколько шумным, соседом и неплохим товарищем, а амбициозный проект его увенчался таким громким успехом, что на защиту его диссертации сегодня ожидали светило древнейшей филологии, профессора Юлия Владимировича Миллера, аж из самого Оксфорда.

Еще бы! Предложенный Мэтью сравнительный анализ знаменитых Хроник показал безусловное сходство между древнеславянскими названиями животных и именами позднейших Шумерских богов. Он до сих пор не мог понять, как ему удалось расшифровать последовательность лингвистических связок, разорванных тысячелетиями. После защиты диссертации и издания монографии Мэтью грозила мировая известность. В определенных кругах, разумеется.

То есть, чисто теоретически, Мэтью имел полное право пребывать в волнительном душевном состоянии. Однако же — и в этом заключалась самая главная странность сегодняшнего утра — невзирая на самые радужные перспективы, молодой человек чувствовал себя отнюдь не волнительно, а именно из рук вон плохо.

Без пяти минут доктор наук подпирал стену монументального здания МГУ и задумчиво курил. До начала заседания оставалось еще полчаса, и он решил, что сигарета или две его расшатанным нервам совсем не помешает.

В первый раз с самого выпускного школьного бала Мэтью был, что называется, при полном параде. Темно-синий костюм — довольно дорогой, купленный в кредит — начищенные выходные туфли, стильный портфель с бумажным вариантом презентации внутри — на всякий случай, потому что конечно же в конференц-зале его уже ждал компьютер с приготовленной и настроенной презентацией в слайдах. Зачем-то послушав Гошу — и лишь спустя какое-то время сообразив, что сосед над ним просто, как здесь говорят, «прикололся» — вместо обычного галстука Мэтью нацепил под воротничок рубашки черную бабочку в горошек, отчего теперь сильно страдал.

В повседневной жизни он считал высшим пилотажем надеть не совсем рваные джинсы и что-нибудь вроде тенниски вместо футболки. В костюме с бабочкой, при росте под два метра, наверняка бледный и с мешками под глазами, будущий доктор наук чувствовал себя нелепым, грустным клоуном. Хорошо, что ему не встретился никто из учеников…

Мэтью вздохнул и в двадцать пятый раз посмотрел на часы. Нет, костюм и бабочка никак не могли объяснить, отчего так беспокойно сжимается грудь и так тревожно на душе. На простое волнение это было не похоже. Скорей бы уж покончить со всем этим и взять отпуск. Он в последний раз глубоко затянулся, затушил сигарету в огромной каменной пепельнице, решительно распрямил плечи и поднял прислоненный к стене портфель…

Но не успел сделать и шага.

Со всей дури, повернув голову куда-то вбок и чуть ли ни назад, в него врезалась запыхавшаяся, огненно-рыжая девица, с картонным стаканом в руке.

— Ах ты ж… — нечаянно выругался Мэтью, отброшенный обратно к стене и немедленно, во всю белизну рубашки, залитый чем-то очень-очень горячим.

Девица отскочила и уставилась на него, хлопая ресницами и переводя взгляд с уродливого коричневого пятна на его груди на опустошенный стакан в своей руке. Другой рукой она прижимала к себе папку с бумагами, тоже забрызганную кофе. Охнув, рыжая осмотрела и себя, но, похоже, ее офисному платью досталось совсем немного. Папка с бумагами и бедный Мэтью приняли на себя весь удар, а точнее взрыв, двойного латте.

— Вы что, с ума сошли? — растерянно забормотал Мэтью. — Что же мне теперь…

Девица опомнилась и, отбросив стакан, подскочила с той же решительностью, с какой и врезалась в него секунду назад. Подхватила Мэтью под локоть, вернула его в вертикальное положение и цепко осмотрела причиненный парадному костюму вред. Покачала головой.