Страница 8 из 13
Да, он известен. Он популярен. Он любим. Презентации, интервью, письма… деньги… Последний роман Стоуна принёс ему столько денег, что о них теперь можно не думать до самой смерти и можно – тут его виртуальный друг, по всей видимости, был прав – можно больше ничего не писать.
Если бы он мог! Почувствовав себя окончательно расстроенным и несчастным, Джек решил подняться наверх, в роскошную спальню, где его любимая жена, должно быть, видела уже десятый сон.
Писатель медленно поднялся по лестнице, вошёл в комнату, присел на кровати и зажёг ночник. Немного посидев, он тронул за плечо спящую жену:
– Джен, ты спишь?
Она не отозвалась. Мужчина решил, что лучше её не будить и подождать до утра. В комнате было ужасно душно. Он встал и открыл окно. Джен резко вскочила, села на кровати и уставилась на окно. По её щеке медленно поползла слеза.
– Я же не открывала окно, – прошептала она. – Я не открывала! Джек, зачем ты это делаешь? Зачем ты меня мучаешь?! Уйди, пожалуйста. Уходи, я не хочу тебя видеть. Мне страшно, Джек. Я к этому не готова. Уходи.
Когда это они успели поссориться? И главное – почему? Джен часто плакала в последнее время. Может, у неё что-то случилось? Сколько Джек ни старался, он так и не смог вспомнить, говорила ли ему жена что-нибудь по этому поводу. Он попытался обнять её за плечи и успокоить, собирался извиниться, хоть и не знал, за что именно, но Джен словно не замечала его и всё в каком-то исступлении повторяла: "Я же не открывала окно… Я не открывала окно…". Наверное, он не может ей сейчас помочь. По опыту мужчина знал: если у жены начинается истерика, он бессилен. Что бы он ни говорил, как бы ни пытался её успокоить, всё было бесполезно и даже усугубляло ситуацию: Джен требовалось оставить в покое и дать ей время успокоиться самой. Хотя потом извиняться, конечно, всё равно придётся.
Джек снова спустился вниз, прошёл на кухню и достал из холодильника банку пива. Подумав, поставил её обратно и взял едва начатую бутылку мартини. До утра он пил любимый напиток маленькими глоточками прямо из горлышка и не заметил, как заснул.
***
Разбудил его тихий, но очевидно встревоженный голос жены, говорившей с незнакомой пожилой женщиной. Мужчина услышал, что Джен снова плачет, и его сердце сжалось от боли. Надо было остаться с ней ночью и не уходить, пока ей не станет легче.
До него долетали только обрывки фраз:
– Да, окно снова было открыто… И пустая бутылка из-под мартини лежала на полу возле его любимого кресла…
– Дженнифер, соберитесь. Я не знаю, почему он ещё здесь, но я могу сделать так, что он уйдёт туда, где он должен быть…
(Кто это он – я, что ли? Как это – почему? Я здесь живу! И кто ты вообще такая, чтобы гнать меня из моего собственного дома?!)
Джен всхлипнула:
– Мне страшно… Что, если что-то пойдёт не так?
– Дженнифер. Мы обсуждали это не один раз. У меня есть опыт в этих делах. Я делала это не однажды. Всегда успешно. Подумайте: если мы сейчас этого не сделаем, вы будете обречены закрывать открытые окна до конца своей жизни… Что ещё – собирать пустые бутылки? Выключать компьютер? Сколько ещё вы хотите издеваться над собой, Дженнифер? Скажите мне.
– Но… как же это возможно? Я не понимаю… Ведь он умер две недели назад…
(Кто? Кто?! КТО УМЕР?!)
– А Джек… ну… как вы можете быть уверены, что всё сделаете правильно? Какие гарантии, что он больше не вернётся? И… что ему там будет хорошо?
Всё, ему надоел этот фарс. Полный бред. Сейчас он пойдёт и разберётся. Прекратит эти истерики и выгонит незнакомую тётку из своего дома. Заставит жену выпить успокоительное и впервые за долгое время попытается поговорить с ней об их проблемах… А в том, что проблемы у них всё-таки есть, он уже убедился.
– Ну что – начинаем? Вы уверены? Хорошо. Зажгите свечи и отойдите в сторону. Можете присесть в кресло. Нет, не в его любимое. В другое.
Дом медленно стал наполняться запахом лаванды – любимым запахом Джека. Что это они там начинают?! Мужчина попытался встать, но не смог сдвинуться с места. Он так и продолжал сидеть в своём любимом кресле и слушать голос – странный, гипнотизирующий голос, медленно, но верно вводивший его в транс…
– Уходите, мистер Стоун. Вы меня слышите? Следуйте за любимым запахом, он отведёт вас туда, где вы должны быть. Не беспокойтесь о своей жене, с ней всё будет хорошо. И… вам будет хорошо. Поверьте мне. Так будет правильно.
«Правильно?! Да кто ты такая, чтобы стоять здесь, в моём доме, и рассуждать о том, что правильно, а что нет? Кто ты, чёрт возьми, такая, чтобы выгонять меня отсюда?» – подумал Джек, медленно поддаваясь гипнозу. Никаких эмоций он уже не испытывал.
– У вас не осталось здесь незаконченных дел, мистер Стоун. Уходите, – по-прежнему жёстко произнесла незнакомка и вдруг смягчила интонацию. – И не смейте ни о чём жалеть, Джек, иначе вы никогда не сможете отсюда уйти.
– Прощай, Джек. Я буду любить тебя всегда…
С тяжёлым сердцем, с обрывками воспоминаний о своей прежней жизни, только сейчас начинающий понимать происходящее, Джек Стоун смог, наконец, встать. Его тело (можно ли сейчас сказать об этом "тело"?) стало лёгким, будто невесомым.
Спустя мгновение мужчина оказался в длинном коридоре, сотканном из тумана лавандового дыма. Где-то вдали виднелся слабый свет. Даже если бы Джек захотел сейчас остаться, выбора у него больше не было. Пути назад не существовало.
Не успев толком попрощаться с женой, размышляя, вернётся ли к нему вдохновение там, куда он направляется, и изо всех сил стараясь ни о чём не жалеть, писатель Джек Стоун сделал первый шаг в сторону света.
март 2008г
Вечная мерзлота
Здравствуйте. Я Лиса, и я – ведьма. Только не подумайте, будто я хвастаюсь: мне совсем не нравится быть такой. Я даже хотела отказаться от этого… назовём это даром… но мне сказали, что, если я откажусь, весь негатив всё равно останется со мной. Исчезнет только моя реальная сила…
В этом свете я не назвала бы эту силу даром. Скорее, это проклятье. Хотя, возможно, это ненадолго – когда-нибудь я всё же научусь её контролировать, и тогда всё наладится.
Наверное, жаловаться было бы несправедливо, ведь на самом деле «негатива» не так уж и много. Разве что моя злость иногда выходит из-под контроля: вы бы не поверили, что глазами можно реально метать молнии… Особенно мне жаль молока – это правда, кстати, что, когда ведьма злится, в округе киснет молоко. По счастью, на меня ещё никто не жаловался – наши люди ведь не верят, что ведьмы действительно существуют… Но сама я свежего молока не пила очень, очень давно. Настолько давно, что уже забыла его вкус…
Хуже всего с любовью. Если бы не испытала на себе, я бы сама не поверила ни за что на свете, что любовь греет – я думала, это просто такой фразеологический оборот…
Но дело в общем, не в том, что любовь греет, а в том, что она НЕ греет. То есть реально не греет, скорее морозит. И в этом вся беда. Дело в том, что, когда я улыбаюсь, всё на улице улыбается и цветёт вместе со мной, и солнце греет землю своими ласковыми лучами. Но вот когда наоборот…
Недавно с моего любимого спали розовые очки. Может быть, он увидел меня такой, какая я есть на самом деле. А может быть, наоборот, в своём воображении наделил меня какими-то не слишком приятными чертами, возможно, мне даже не присущими. Он стал очень холоден со мной. Я чувствую лёд в его взгляде, ощущаю его лёд всей своей кожей сквозь расстояние, разделяющее нас. Я слышу арктический лёд в его голосе, когда он говорит со мной.