Страница 2 из 22
Еще вчерашние директора совхозов, коммунальных хозяйств и предприятий, обслуживающих сельхоз технику – ревностные поборники коммунистических ценностей, а ныне новорожденные предприниматели, не стояли на месте. Они активно занялись приватизацией вверенной им вотчины, а после с легким сердцем распродали все возможное имущество. Таким образом провинция перевалила в новый век на фоне пост-апокалиптического пейзажа. Люди остались с недоумением на руках словно дети с найденным на улице щенком – и бросить нельзя и дома не обрадуются. К тому же в обстановке лишенной всякого намека на демократическую эйфорию, о которой так много говорили в больших городах (конечно если верить телевидению). По словам отца, это время лучше всех описал зоотехник Степан Сычев, на последнем собрании совхоза по поводу торжественного вручения ваучеров, который сказал: «Демократия – это конечно дело хорошее, но на хера было на ферме окна бить?!».
Вот теперь кажется невообразимым как легко погибают идеи, которые двигали вперед целые поколения, под подошвой их потомков, бегущих на распродажу. Да теперь это был рынок и образно и буквально, а словосочетание «рыночная экономика», теперь стала как причиной и оправданием, так и стимулом. Единственно действенную информационную поддержку, этого нового оказывало так же обновившее свой формат телевидение. Кто-то скажет, что и теперь так и он прав, но в то время средний человек был куда более наивен в смысле доверия к тому что видит, нежели теперь (хотя…). Шутка ли, на тех самых каналах где прежде транслировалась основная идея государства, завернутая в упаковку научно-популярных, аналитических или даже детских передач, которая прежде не находила диссонанса с реальной действительностью, теперь скакали пестрые рекламные ролики. Красивые люди активно предлагали: курить американские сигареты, жевать жвачку исключительно без сахара и мыть голову шампунем, от которого волосы станут мягкими и шелковистыми. И само собой, большинство в давно принятом за правило коллективном порыве, поверили им не задумываясь и захотело все это срочно купить. Только некоторое время спустя осознав, что для этого нужны уже новые деньги.
Если отступить от частных последствий смены государственного устройства и вновь вернуться к лично моему взгляду на обстановку и себя самого, то здесь тоже ничего не осталось прежним. С чего бы начать… да собственно отчетливого начала этому новому и не было. Все собиралось из частей как букет или лучше сказать электрический кабель, вползший в голову множеством своих проводков.
Стараясь вспомнить самое первое, раз за разом всплывает чувство желания. А если упростить и сократить, а именно на этом настаивала та же самая реклама и время в целом, то можно назвать это словом «хочу!». Причем это «хочу!» невозможно было удовлетворить, особенно когда человек не знает, как ему к этому относиться, а я на тот момент не знал этого совершенно точно и просто хотел со всеми вместе.
А чего я хотел? Конечно того, о чем кричала реклама во всем своем многообразии. Сначала я хотел пить Херши-колу и Кока-колу есть Сникерс, Марс и Вагон-вилс, жевать жвачку Турбо и непременно носить синюю кепку с сеткой на затылке и аббревиатурой «USA» на лбу. А получив это отпустил свое желание на такую свободу, на фоне которой мое собственное воображение растворилось и зачахло, оставив за собой только малый намек способный лишь на неправдоподобное вранье родителям о том где пропадал допоздна. И вот мое «хочу!» одело меня в черный спортивный костюм несуществующей фирмы «Rubock» и обуло в белые кроссовки, такой же липовой, фирмы «Abibas». В кое-то веке все в моем образе звенело настоящим резонансом. Ведь как эти вещи лишь плохая подделка известных брендов, так и юность суррогат взрослого человека, искаженный неопытным взглядом.
Если юность – праздник глупой воли и наука переводить сложную окружающую действительность в порядок угловатый простой и тесный, то я стал ее самым рьяным и непосредственным адептом. Точнее не я один, весь мой возраст, за исключением некоторых отщепенцев, сбивался в компании, правда только за тем чтобы ничего приличного не предпринимать, ведь у нас было свое приличие.
Это теперь, мне видно из чего смешивался тот бульон, в котором мы так напряженно бултыхались, а тогда перед глазами стояла только вибрирующая пустота пубертатного периода из которой как из проектора по глазам били несвязанные между собой пестрые кадры. Улица требовала знаний азов общей полублатной романтики, и мы ее усваивали. Нашпигованные новыми боевиками, рекламой и беспредельно свободной музыкой мозги, все крепче усиливали градус этого самого «хочу!». Все это вело нас в самый центр молодежной жизни – на дискотеку выходного дня.
Говоря обо мне нельзя не упомянуть о моей компании, ибо «скажи мне кто твой друг и я скажу, кто ты!». Хотя лично меня эта пословица ввергала в сомнение и откликалась невольным вопросом: «А ты сам, кто такой, чтобы я не с того ни сего вдруг начал тебе рассказывать, кто мой друг? А после еще и выслушивал, кто после этого я сам!».
До сих пор не понимаю, что держало нас вместе, потому как настолько разные характеры нужно было еще поискать. Например, чего стоили два Дмитрия, точнее одного мы всегда звали Димой, а другого Димон, и никто из нас и подумать не мог обратится к ним иначе. В их конкретном отношении для нас это были совершенно разные имена, а уж люди… Димон – резковатый чуть нервный тощий блондин среднего роста, всегда с колким словом наготове и быстрой сообразительностью. Насколько помню, у него раньше нас всех появилась девушка. В то время как Дима – большой высокий и дико нудный, с самого малолетства стриженный почти на лысо, но с дурацкой полосой волос над лбом, изображающей челку. Если он чуть обрастал это было почти незаметно, но, когда обновлял прическу и приходил на очередные наши сборы, сразу звучал контрольный вопрос: «Брат стриг?», и не дожидаясь его невнятного ответа все начинали хохотать. А вообще Дима не отличался глупостью и, если бы не его слабая инициативность, в интеллектуальном смысле он вполне мог бы заткнуть нас всех за пояс. Кроме того, его родители освоили частное предпринимательство и не бедствовали. С некоторых пор они, занимались мелкой розничной торговлей на местном рынке, так что и в материальном смысле Дима имел приличную фору, но от чего-то ей не пользовался. Еще компанию наполняли Леха и Саня, эти вообще очень сильно походили друг на друга. По этому поводу даже ходил слух, будто папаша у них один, при том что они не знали своих отцов и воспитывались матерями (кстати подругами). Что еще особенного о них сказать – я очень редко их видел порознь. Вместе уходили, вместе приходили, жили по соседству и дружили можно сказать с пеленок. Не знаю отмечал ли кто-нибудь кроме меня нечто подобное, но они всегда были одеты лучше, чем все остальные, опрятнее и может быть с большим вкусом. И вообще тогда глядя даже на незнакомых мне сверстников, по одежде я легко определял, кто воспитывается в полной семье, а у кого только мать (это практически всегда подтверждалось). Но как бы то ни было и Саня и Леха и развивались нормально, и компанию всегда поддерживали, и постоять за себя могли.
Что касается моего семейного положения, для начала нужно отметить такую как мне кажется важную вещь – я у родителей не только единственный, но и поздний ребенок. Отцу исполнилось сорок два, а матери тридцать восемь, когда я родился, а в остальном, мне думается я ничем особенным от сверстников не отличался. Внешность тоже обыкновенная: рост чуть выше среднего, глаза голубые, волосы русые, в общем со всех сторон русский. Если обратиться к особенностям характера, то я скорее считал себя неким наблюдателем, и не особенно любил впутываться в гущу событий и может от того каждый раз оказывался именно в ней? Кроме того, события, происходящие вокруг казались мне не особенно насыщенными и любовь к их приукрашиванию с малых лет нашла во мне свое место – проще говоря – любил я приврать, но без фанатизма и только по мелочи. Иногда в пылу разговора мог скатиться к глупости в суждениях, но только со сверстниками и никогда в компании старшего возраста, от этого имел репутацию довольно воспитанного. Это конечно заслуга родителей – они у меня представители сельской интеллигенции, к тому же бывшие городские. Отец инженер-технолог в совхозе, мать заведующая учебной частью в школе. Нужно сказать с родителями мне повезло. И дело конечно не только в их воспитанности или образованности, хотя и этого умолять не стоит. Но их союз, как мне кажется, создавал нечто такое чего не было допустим в семьях моих друзей, как бы высокомерно это не звучало.