Внук Донского

В дверь поскреблись. Ждан с Устином сообщили, что меня к князю вечерять зовут. Разговаривать с ними на тему своей прежней жизни было, по меньшей мере, бесполезно. Парней только-только прислали для моего обслуживания. Надо будет всё же отпроситься у отца и съездить в монастырь, к монахам.

4

Проводила меня в трапезную толстобрюхая мамка, переваливаясь при ходьбе как утка. Ожидал снова увидеть отцовых ближников, но к моему великому счастью, государь предпочитал ужинать наедине с собой, или с самыми близкими людьми. Давали грибную икру, кашу из какого-то мелкого зерна, оказавшуюся очень вкусной, хлеб ржаной в кусках и квас с яблоками мочеными. День оказался из числа постных. Кстати, какой идиот придумал, что наши предки за столом ели молча. Ничего подобного. Ещё попробуй через заполненный едой, жующий рот чего-нибудь понять, что тебе вещают. Слова с трудом пробивались из жующего княжеского рта и доносились до моей физии мощными лёгкими отца вместе с крошками пищи:

— Благодатно сие есть, иже Господь тя воскресил для жития державна, дондеже я есмь живый и здравый. Аще пагуба ми прииде внезапу, нагим те належит быти без собины. Токмо в монастырь понове вращатися. Надысь велю рядцам грамоту духовну переписати. Земли те в собину сыскати. Братовья тея старшия ужо уделы явнут. Алчут боле поитити собины, же не обрящут, ибо отступники. Постольником тя нареку. Яко ми, ты государев промысел требен рядити. Посему думу боярску повелю созвати. Вся узрят, кой сыне мой разумом воспрял.

С удивлением подумал, что без учёта отданных старшим сыновьям и Жеховским уделов у отца ещё остались в прямом владении обширные галицкие земли. Да и столичный Звенигород с окрестью никуда не делся. Какие земли мне собираются сыскать, интересно бы знать? А вслух деликатно провякал:

— Как решишь отец, так и будет. По-моему, ты сильно торопишься со своими задумками. Здоровья тебе не занимать!

Ладно, пока не разобрался в своей ситуации, прикинусь чокнутым принцем Гамлетом, чтобы не привлекать внимания к своей особе.

— Господь наш токмо ведае, яко судьба повернется, — возразил князь, — Яко те с братами во злобе и оскуде не жити, глагол мой заветны чтите. А кои буде сие рушити, прокляну с того света.

На Руси всё же лучше к наследникам относились по сравнению с Западной Европой. Там по принципу майората поместье доставалось только старшему сыну, а младшие пополняли ряды безземельных рыцарей, монахов, нанимались на государственную службу, становились купцами, или промышленниками. Здесь от заботливого родителя наследство доставалось всем сыновьям без исключения, иногда в равной доле. Даже дочерям перепадало кое-что в виде приданого.

Случались исключения, странным образом подтверждающие правило. Так по завещанию Дмитрия Донского последнему его сыну Константину ничего не досталось. Родился он почти одновременно со смертью отца. По настоянию его матери, княгини Евдокии Дмитриевны, старшие братья выделили ему небольшие части своих владений. На деле то были жалкие ошмётки от их уделов с самыми захудалыми деревеньками. Лишь после страшного мора двадцать шестого года, сокрушившего многие княжеские дома, правительство при малолетнем Московском князе Василии воспользовалось этим обстоятельством и захватило часть земель у потомков князя Серпуховского Владимира Андреевича Храброго. Среди них наличествовал богатый Угличский удел, ставший вскоре княжеством Константина.

Задумчиво теребя свою роскошную бороду и выбирая оттуда хлебные крошки, отец вдруг высказался:

— Старец Паисий рече ми, иже прииде знамение небесное. Оное укаже благословление Христово примати ми под сею руку Русь Святу. Поиду на Москву ноли и сгоню сыновца со стола. Митрополит Фотей такожде пророчил о моем восшествии на великий стол. Ждёт Русь праведного порядия от моей десницы.

Хитёр старец. Лихо придумал со знамением, которого можно дожидаться хоть до морковкиного заговенья. Отодвинуть начало военных действий до отключения литовского фактора было бы совсем неплохо. А после какое-нибудь знамение соорудим и навяжем коварной Софочке и её сыночку свои правила игры. Двадцатипятилетняя династическая война, которая по своим последствиям была сопоставима с Батыевым нашествием, не повторится.

А князь продолжал вещать, обрабатывая зубами очередную порцию еды:

— Васька не по старине на стол московски сел и главы сей не имет. Мате его, литвинка Софья с боярином Иваном Всеволожем и с митрополитом Фотеем, наместо него правят. Не допустит Господь сего кощунного владычествования на столе дедичевом, всеволодовом. Верные люди рекоша, иже осерчал брате мой на жену сею литвинку за блуд ея и отказал сыну в завете, мя указал. Софья с бояры тую грамотку подмениша. Средь моих бояр израдники сыскалися, пособиша московцам.

— Выход ордынский готовить теперь не надо. Васька ведь ничего в Орду не повезёт. Всё себе оставит. Потому-то тебе и не сообщали о секретных соглашениях с Литвой, чтобы деньгу тянуть, — решил хоть немного подбодрить отца.

— Истинно сие, — рассеянно согласился он — Сам соиму купно выход требны и слещу в Орду царю Мехмету. Аще сведает он про васькину израду, даст ми ярлык на великое княжение абие.

— Великое княжение не в Орде берётся, а среди сердец русичей обретается. Князья на Москву глядят, как и братья твои. Перетянуть их надо на сторону Галича. Чтобы они собрались вокруг тебя, как полвека назад вокруг твоего отца.

— Есть князья, кои зрят в мою сторону. А прочие ждут, кой зельне стане. Ноли они к тому прислонятся.

Князь вдруг резко сменил тему разговора и снова принялся выражать радость от того, что я интерес стал проявлять к державным делам, отвалившись от радений пустых, книжных.

Так вот почему Димона ненормальным здесь считали? Он, оказывается, книжки почитывал. Каким нехорошим мальчиком я был, однако!

— Человек умом через науку возвышается, иже в библах хранится, — позволил себе не согласиться.

— Не спорю, сам люблю библы многомудрые чтить. Но ты и от ратной мастроты отворотился, и помощь в детелях моих без усердия сполнял. Я ужо мнил, иже придется тя, яко Ивана, в иноках схоронить. Матушка любила тя паче. По ея завету зельно тя не бивал. Ныне Бог порадовал мя теим вразумлением. От матушки лепостью одарен, а от мя разумом державным примыслился, — расхваливал меня вовсю отец.

Что-то уж подозрительно много елея проступило в его голосе.

— Со старой княгиней Еленой Ольгердовной и боярами боровски слажено бысть выдасти за тя сестру князя ихнего младого Василия Ярославича Марьюшку. Злы боровцы на Москву за отъяты земли. Полюбие готовы с нами крепити. Ныне ты разум ял и требен покоритися воле родичевой.

Что-то темнит батя. Когда это он успел договориться насчёт моей женитьбы, если я только пару дней в статусе случайно выздоровевшего тут нахожусь? Свою кандидатуру он обговаривал с боровцами стопудово.

Великий мор выкосил почти всех мужских потомков князя Серпуховского Владимира Храброго. Когда умер в 1427 году его последний сын Василий, князь Перемышльский и Углицкий, бремя власти в обширных землях пришлось принять на себя семидесятилетней матери Елене. Племянник последнего князя Василий Ярославич по младолетию не мог взять в свои руки бразды правления. Умевшая подавать дельные советы мужу и сыновьям, оставшись самой на державном месте, старая княгиня растерялась и допустила кое-какие хозяйственные просчёты, приведшие к появлению большого долга по дани в Орду. Вдобавок, некоторые из её умерших бездетных сыновей не оставили завещаний. Из-за этого московские казуисты смогли фактически отторгнуть от наследия Владимира Храброго Городецкие земли и богатый Углицкий удел.

В старину родственные узы были залогом устойчивого союза между государствами. В дальнейшей известной мне истории сестра Боровского князя Василия обручилась с Василием Тёмным примерно два года спустя, и он добросовестно сражался на стороне московского свояка и сюзерена против моего отца и братьев. Когда московский Василий избавился от всех конкурентов на великокняжеский престол, он отплатил своему верному вассалу и союзнику чёрной неблагодарностью. Обвинил его в несуществующем заговоре и под этим предлогом отобрал все уделы, включая отчину. Бывший князь Боровский умер в кандалах, находясь в заключении в Вологде с сыновьями. Только его старшему сыну Ивану и жене удалось избежать страшной участи, отправившись в изгнание в Литву.