Внук Донского

Сверкать голой попой музейным работникам не было настроения. Поискал глазами какие-нибудь штаны. Нашел какую-то холщовую ночнушку, только без рукавов. Елки кучерявые! Чего с моими руками случилось? Усохли что ли? И тело будто бы не мое. Тощее какое-то и без родинок на привычных местах. Интересная у меня болезнь. Может быть, с глазами что-то случилось? Зеркало бы какое-нибудь найти. Пошлепал босыми ногами по длинным помещениям и переходам. Почему-то встречавшиеся женщины сильно смущались, взвизгивали и чуть ли в не обморок падали от моего вида. На себя бы посмотрели. С такими крашенными мордами только ворон в огороде пугать. Развели тут, понимаешь, идиотский фестиваль, а туалетов не сыскать. Ещё притворялись, приколисты, непонимающими. Глаза круглили. Однако, как же мне хреново! Еле брёл, пошатываясь от слабости.

Во дворе молча разыскивал кустики с желательным малолюдьем, с трудом сдерживая рвущиеся наружу телесные жидкости. Было неожиданно жарко. Наверное, бабье лето настало, и сентябрь решил оставить о себе лучшие впечатления. Сколько же я тогда без памяти провалялся? Неделю, не меньше. Босые ноги пришлось запачкать.

Меня нагнали два бородача и принялись напяливать на тело фольклорную одежонку. Злобно сообщил, что готов устроить для них всех ласковый дождь, от которого грибов не будет, если не прекратится эта надоевшая самодеятельность. Мужики, врубившись в проблему, доверительно сообщили мне, что гадить я мог и у себя в спальне. Для такого холопы приспособлены с ночной вазой. Я с огромным трудом смог поймать падающую челюсть. Мочевой пузырь не позволил мне покрутить у черепа рукой. Ладно, если в этом учреждении так принято, то пусть будут ночные вазы с холопами. Надеюсь, что рано, или поздно этот идиотизм все равно закончится. Интересно, за какую зарплату тут согласились придуриваться?

Холопами оказались двое малохольных пацанов лет под пятнадцать на вид. Они торжественно внесли деревянную бадью, как обычно разукрашенную узорами. Сверху неожиданно расположился стульчак. Поставив принесенный агрегат, парни замерли истуканами, опустив очи долу. Я подождал некоторое время, потом взорвался вулканом матерных страстей, сообщив извращенцам, что показ моих гениталий будет им очень дорого стоить. Пареньки, толкаясь и подвывая от страха, шустро вымелись из спальни. С запозданием заметил еще одно маленькое ведерко с водой и лежащие рядом серые тряпочки. Бессильно матюгнулся. Никогда ещё меня так не унижали.

Так, надо скорей понять, что вообще происходит вокруг? Стоп… Почему эти люди так странно ко мне обращались, словно я в дурку попал? "Сокол ясный", "надежа", "господин"… Чем больше я думал, тем меньше вразумительных объяснений находилось. Лучшая мысль была, что я сплю, но боль от щипков была реальной. Всё вокруг было так правдоподобно.

Выглянул за дверь. Два "холопа" шустро вскочили с лавки и бухнулись на колени. Попросил их не переигрывать и, подозвав чернявого с узким, живым лицом и предложил:

— Приятель, вмажь мне по морде со всей силы.

Чернявый вдруг снова шлепнулся на колени и попытался поцеловать мои руки, чему я решительно воспротивился.

— Пощади, господине! — выл он, заливаясь слезами.

Жуткая догадка кольнула сердце.

— Какой нынче год? — задал я другой вопрос пареньку.

— Сие не ведомо нам. Не гневайся, княжич! — жалобно проговорил чернявый.

— Княжич? Хм… А в каком мы тогда княжестве, тебе ведомо? — продолжил я расспросы.

— В Галицком, вестимо.

Из истории, которую я знал хорошо, потому что со школы увлекался ею, вспомнил, что было два таких средневековых русских княжеств с одинаковыми названиями. Одно, более раннее, располагалось к западу от Киева. Другое, более позднее, возникло в верхневолжских лесах во времена Александра Невского, вернее его младшего брата Константина Ярославича — первого князя этого удела. Выходит, что я провалился на несколько веков назад? Это объяснило бы странную трансформацию моего тела и прочий заворот мозгов с холопами и бабами крашенными.

— А какой князь сейчас тут правит? — продолжил допрос.

— Юрий Дмитриевич, тей отич, господине, — последовал почтительный ответ.

Только теперь заметил, что говорил и воспринимал слова, сильно отличающиеся от тех, к которым привык. И это не вызывало у меня никакого дискомфорта. Словно некий интерфейс в фоновом режиме помогал мне как-то тут адаптироваться.

Знал одного только Юрия Дмитриевича, князя Звенигородского и Галицкого, третьего сына Дмитрия Донского. Правил на северо-востоке Руси на рубеже четырнадцатого и пятнадцатого веков. Боролся за великий престол с племянником, князем Московским Василием Васильевичем. Имел четырех сыновей: Ивана, Василия, Дмитрия и еще раз Дмитрия. Сейчас я вызнаю свое имя, и с учетом возраста смогу примерно определить год:

— А как меня самого звать?

Холоп с некоторым страхом посмотрел на меня, но ответил:

— Димитрием, господине.

Опять — двадцать пять. Теперь как сформулировать вопрос про какого Дмитрия из двух? Один был по кликухе "Шемяка", другой вроде бы "Красный", но прозвища обычно давались в течение всей жизни, может быть даже в зрелом возрасте. Стоп! Князь Юрий переселился в Галич из Звенигорода только после воцарения племянника в Москве в 1425 году, а через восемь лет захватил Москву, став великим князем… Шемяка должен уже быть в возрасте молодого мужчины, но никак не подростка. Методом исключений идентифицировал себя. Я — Дмитрий Красный. Правда, так меня в будущем обзовут. Народу чем-то понравился. Осталось только разобраться с точной датой своего попадалова.

За размышлениями позабыл, что передо мной на коленях стоит человек, хоть и пацан. Или это интерфейс меня так отформатировал? Спохватившись, велел ему подняться.

— Господине, леть нам бадейку пояти? — жалобно попросил чернявый.

— Еще бы не леть! Всю жизнь мечтал спать возле унитаза. Тебя то так кличут?

— Жданом рекусь.

— А приятеля твоего как?

— Его Устином рекл, господине, — махнув в сторону своего компаньона, сообщил Ждан.

Тощий и нескладный блондин, услышав свое имя, на всякий случай рухнул на колени.

Вытащив бадейку, парни спешно вернулись и стали обряжать меня в белую полотняную рубаху и синие штаны. Несмотря на жару, напялили ещё голубой кафтан, расшитый золотыми завитками, чем-то напоминающие абстрактные цветочки. Подпоясали кожаным поясом с вышитым серебристым узором. На ногах оказались сафьяновые сапожки кроваво-красного цвета. Причем на каждом сапоге по бокам были расписаны позолотой дурацкие птицы.

2

Знакомая уже женщина повела меня в одном ей ведомом направлении. Оказался в большой комнате со стоящим посередине столом, накрытым узорчатой скатертью. Поодаль от него на лавке у отворенных окон скучали представительные бородачи. В своих разноцветных расшитых кафтанах и колпаках они походили на киношных турецких вельмож. Поймав мой взгляд склонили голову, не вставая. Через мгновение они вдруг повскакивали и почтительно отвесили более низкий поклон. Оказалось, следом за мной зашёл Джигурда, тьфу, батюшка моего нынешнего тела. Он крепко обхватил меня за талию и буквально потащил к месту, куда я должен был присесть, приговаривая:

— Княжичу маву одесну сидети.

Прекрасно, не понадобилось изображать ещё не известные мне по этикету всяческие движения. Мужчины подошли к столу и стали чинно усаживаться.

Забегали, засуетились холопы в холщовых одеждах с посудой в руках. Командовал ими остробородый мужчина в кафтане. Передо мной возникла тарелка с похлёбкой мясной в капустных листьях, называемой почему-то ухой. Взгляд упал на свои руки. Перед едой их положено мыть. С детства впечаталась в сознание эта дурная привычка. Неосознанно сделал движение, чтобы встать из-за стола.

— Невежие еси покидати стол посреде трапезы, Митря. Аще коя требность прииде, мни о сей вятшести, — ласково прогрохотал сидящий рядом отец.