Любовь вне закона

Теперь о подобном развитии событий можно было только мечтать. Теперь нужно принимать меры. И срочно.

– Так как насчет вознаграждения? – спросила тетка.

В десятый раз? В сотый?

Чакуров сделал строгое лицо и сказал:

– Вначале нужно будет информацию проверить. Если она подтвердится, вы на коне.

– На каком коне? – спросила тетка.

Фамилия ее была Кошкина. Со своими откровенно блядскими глазами в молодости она, должно быть, отбоя не знала от мужиков. Но годы скомкали и перекорежили все, кроме этих жирно подкрашенных глаз, лицо увяло и сморщилось, грудь обвисла, на руках выскочили темные веснушки. «Ей надо лифчик потуже затянуть, а не ресницами накладными хлопать», – подумал Чакуров брезгливо.

Ему еще не исполнилось сорока. Высокий брюнет так называемого атлетического сложения. С подвижными бровями и профилем в виде месяца.

– На том коне, – подмигнул он, – который баксы возит.

На самом деле вознаграждение, если пострадавшие не блефовали, полагалось ему. У Чакурова уже возник план, как установить личность подозреваемой. Во-первых, она была молода, скорее всего, ровесница убитых парней, так что искать ее следовало в их окружении. Опросить всех, наметить круг подозреваемых, устроить очные ставки, вытрясти из них все, что возможно вытрясти. Глядишь, там и мотив всплывет. А пока следовало еще разок порасспрашивать Кошкину. Как правило, при этом всплывают новые детали, потому что подсознание успевает просканировать воспоминания.

– А сейчас, Любовь Викторовна, давайте повторим показания, – заговорил Чакуров. – Итак, вы работаете продавцом в магазине «Березка», где, по вашим словам, остались ночевать ввиду плохих погодных условий. Что заставило вас покинуть магазин под утро и отправиться домой?

– Я ж говорила уже, – недовольно пробурчала Кошкина. – Соседи позвонили, сказали, что Пашка мой к ним скребся, да так на крыльце и прикемарил. А наутро заморозки обещали. Он, скотина такая, застудится, а работать кто будет? Мы и так в долгах, как в шелках.

– Разбудили Пашку? – скучно спросил Чакуров, а сам искоса взглянул на свидетельницу, проверяя, не выдумала ли она причину, не выдаст ли себя.

– Когда я воротилась, он уже домой приполз, – ответила Кошкина, насупившись. – Грязи нанес, что свинья. Вот говорят, алкоголизм людей убивает. А я лично так не думаю. Мужики, гады, от водки только живучее становятся.

– Давайте не будем растекаться мыслями по древу, Любовь Викторовна.

– По чему?

– Не будем уходить от темы, – поправился Чакуров. – Вы сумеете указать точное место, где заметили девушку?

– Без проблем, – пожала плечами Кошкина. – Она от Тамонниковых через мост перешла и к трассе юркнула. Шасть, быстрая такая. А ведь крюк с километр получается. И все по грязи да по лужам. Ну, думаю, лярва ты, прости господи. Отстрочила и восвояси. Только почему пешком? Неужто на иномарку еще не заработала?

– На каком расстоянии от вас она прошла?

– Да, почитай, рядом. Два метра. Три от силы.

– Как вам удалось остаться незамеченной, Любовь Викторовна?

– Сколько раз повторять? – засмущалась Кошкина. – По нужде я присела в кустах. А краля эта по сторонам не глядела, ноги в руки и ходу, и ходу.

– Любовь Викторовна, а ответьте-ка на такой вопрос… Почему вы сразу не сообщили о своих подозрениях?

Голос Чакурова опять сделался скучающим, а взгляд – цепким, схватывающим все мелочи.

– Объявление только теперь дали. Смотрим телевизор, а там такое… Меня как ошпарило.

– Значит, если бы не денежное вознаграждение…

– А я что, даром нанималась вам помогать? – перешла в наступление Кошкина. – Может, та девица отомстить захочет. Плеснет кислотой в глаза, вот вам и опознание. Или того лучше, ножом пырнет.

Это была беспроигрышная позиция. Под статью об укрывательстве преступников не попадают те, кто молчит из страха перед возмездием.

– Опишите мне эту особу, – попросил Чакуров, прикрывая глаза.

– Описывала уже, – буркнула Кошкина.

– Еще раз, пожалуйста. Может, всплывут мелочи, которых вы не упомянули.

– Ну… Молодая. На голове шапка вязаная. Колпак полосатый, как у буратины.

– Буратино, – машинально поправил Чакуров.

– Я и говорю: буратина. Из-под колпака волосы длинные висят. Вот досюда. – Кошкина отмерила ладонью сантиметров десять ниже плеча. Прямые, темные…

Чакуров, до того жмурившийся, открыл глаза.

– Во сколько первый автобус идет?

– Что? – опешила свидетельница.

– Автобусы когда ходить начинают?

– Со станции выходят в пять с минутами. У нас – в половине шестого.

«Нужно будет наведаться на автовокзалы, – сказал себе Чакуров. – Девица могла уехать в обе стороны. Могла попытаться запутать следы. Полосатая шапка, длинные волосы, светлая куртка, сумка через плечо. Если камеры наблюдения ее зафиксировали, то птичка попалась. Рано или поздно удастся выяснить, куда она с вокзала направилась».

Кошкина продолжала говорить, но он ее почти не слушал. Ничего нового эта жадная дура не вспомнила. И, оттараторив свое, опять завела разговор о вознаграждении.

– Опять двадцать пять! – раздраженно сказал Чакуров. – Сначала преступницу поймать нужно, а потом уже деньги требовать. А у вас, Любовь Викторовна, хвост впереди паровоза получается. Ждите. Сейчас подпишу вам пропуск, и поезжайте домой. С вами свяжутся, если ваши показания окажутся полезными.

– Нашел дуру! – прошипела Кошкина. Глаза ее полыхнули ненавистью. – Думаешь сам приз заграбастать? Не выйдет! Без меня ты девку эту не сыщешь.

– Но-но! – прикрикнул Чакуров и пальцем по столу деревянно пристукнул. – Вы тут не очень-то! Не в бане!

В кабинете стало так тихо, что если бы какая-нибудь весенняя муха проснулась и полетела, то было бы обязательно слышно. Но не пролетела муха. И не выгнал Чакуров зарвавшуюся свидетельницу. Он вдруг понял, что у нее есть козырь на руках. И душа его сладко заныла в предвкушении праздника. В случае удачного раскрытия преступления Чакурова ожидало повышение по службе и моментальное обогащение.

Кошкина встала.

– Раз нам больше говорить не о чем, то я пошла. Выписывайте свой пропуск.

– Сядьте, – он указал на покинутый ею стул.

– Насиделась, хватит.

– Сядь! – рявкнул Чакуров.

Кошкина рухнула на сиденье, вытаращив глаза. Ее рот сделался маленьким и круглым, как будто она коктейль сосала сквозь невидимую трубочку.

– Что там у вас, признавайтесь? – заговорил Чакуров, напустив на себя прежнюю вежливую личину. – Ведь есть что-то, верно? Признайтесь. Без этого вам вознаграждения не видать, даже не мечтайте.

– А я по объявлению позвоню, – сказала Кошкина. – В объявлении номерочек указан.

Он изобразил зевок, прикрыв рот ладонью.

– И на здоровье. Родители покойников с полученными сведениями ко мне обратятся. Я показания рассмотрю и признаю несущественными. Что дальше, Любовь Викторовна?

На лице ее проступило мучительное раздумье.

– А дальше вот что… – начала она.

Чакуров принял расслабленную позу и переплел пальцы выложенных перед собой рук.

– Я слушаю.

– Треть твоя, следователь.

– Половина, – быстро произнес он, прекрасно понимая, что не даст этой вредной бабе ни гроша.

Торговаться нужно было, чтобы не вызвать у нее подозрений слишком легкой уступкой.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Кошкина.

Чакуров решил, что самое время зевнуть еще разок.

– Так что там у вас? – спросил он.

– Карта, – ответила она, понизив голос.

– Местности, что ли? – не понял он.

Вернее, это мозг еще не воспринял услышанное. Интуиция уже ликовала, колотя серебряными молоточками в висках. Удача, невероятная, потрясающая удача!

– Банковская карта, – сказала Кошкина.

Чакуров попытался зевнуть. У него это не получилось.

– Чья? – тупо спросил он.

– Лярвы этой, – был ответ. – Убийцы. Она телефон из кармана вытащила, чтобы подсвечивать. Карточка и выпала. Я подняла. Думала… Ладно, не важно.