Страница 6 из 81
Профессор, казалось, вперил в малого взгляд сквозь очки.
- Боюсь, я ничего не помню…
- А вот это… – начал Виктор и с наигранной театральностью выдал:
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздий венки свивать.
Хочу упиться роскошным телом…
Алик замерла в ощущении скандала, но молодой человек замолчал и вышел. Лонгин Антонович благодушно гмыкнул и ничего не сказал. Молчала и гостья – чувствуя гнёт каких-то трений, каких-то счётов.
Когда вернулся Виктор с подносом, хозяин застолья сказал с безоблачной заботливостью:
- Альхен, вам должен прийтись заливной судак! Нравится с лимонным соком? Виктор, будь добр – полей. А я, с вашего позволения, ещё чуточку «ерофеича»…
Принялись за судака. Профессор заговорил, словно припоминая: да… о чём бишь я хотел? Вот… Ему рассказали о случае, разбиравшемся в суде. Муж и жена возвращались из поездки, ночью шли с вокзала домой по глухому месту. На них напали два хулигана. Муж убежал. Они схватили женщину, та в крик. Подбежал прохожий, крепкий мужик, стал её отбивать и подвернувшимся под руку кирпичом двинул одного из хулиганов по хребту. Сделал инвалидом. И попал под суд. Женщина была свидетелем. Между прочим, её спросили: как она смотрит на то, что муж убежал? Оказалось, нормально смотрит: правильно сделал. Не убеги он, его могли бы ударить кирпичом и сделать инвалидом. А стукни он – то был бы под судом.
- Прохожего осудили, хотя и условно, – с расстановкой проговорил профессор. – А как ему помотали нервы!
Лонгин Антонович ждал, что скажет Алик, но она посчитала – разве же и так не понятно? она всей душой за прохожего!
Повисшую на несколько секунд тишину вновь оборвал густой баритон хозяина:
- Я рассказал о паре людей, которые, как вы, Альхен, выразились, не думают, а хотят тепла и гармонии. Они и живут в гармонии, неисчислимые массы простых людей. Это удобно тем, кто, может, и непрост, но о себе знает: добровольно он под пулю не встанет. Эти знающие укрепили мнение, будто дуэли глупы, смешны. Как удалось трусам навязать всем такую гадость? Благодаря несчётным, живущим в гармонии!
Он сказал вдруг потеплевшим до ласковости голосом:
- Что-то мы замолчали…
Девушка меж тем открыла невероятную для себя важность в услышанном: ради неё встанет под выстрел Боб? Дэн? Данков? Гаплов? Взглянула на Виктора: не поспешила она со своим заверением о нём? Заговорила с тихим напряжением:
- Я не хочу, чтобы тот, кого… кто мне нравится… чтобы его убили. Поэтому я рада, что дуэлей нет. – Она тряхнула головой, отчего метнулись змейками её пряди цвета южного солнца. – Но… но мне не надо, чтобы он побоялся вызвать того, кто меня оскорбит.
Профессор проговорил с добродушной подковыркой:
- А ведь одно исключает другое… какая уж гармония?.. – покачал головой и вдруг произнёс другим тоном: – Скажите, Альхен, эта женщина ничтожна?
В Алике забродило что-то горькое и сильное, она не скрыла страстности:
- Но вы не можете знать, что переживает та женщина – сравнивая мужа и другого… того подбежавшего человека!
Виктор, с ленцой ковырявшийся в тарелке, живо заметил:
- Женская психология! Свои тонкости.
Лонгин Антонович в рассеянной задумчивости сказал:
- Она не могла не сравнить… Альхен, вы замечательно поправили меня, – Ну да, – продолжил он, – от сравнений бывает больно. Чем лечиться? Не забывать войну.
«О, Боже… – девушку облило тоской, – съехали!» Он, разумеется, воевал, и потянется рассказ… На войне были оба её деда, заслужили ордена, медали, один особенно охотно рассказывал, как поднимал роту в атаку, шёл грудью на… как правильно-то – дот? дзот?
Профессор проговорил с едва заметным лукавством:
- Война, о которой я, хм… это осмысленная повседневность…
Алика прохватил острый сквознячок недосказанности, она ждала продолжения. Вдруг Виктор обратился к хозяину:
- А почему вы никогда не рассказываете о той войне? Вы как-то сказали – были в партизанах…
Вопрос окрашивала вкрадчивость, близость некоего намёка. Девушка почувствовала невнятную тревогу. Парень с неотступной настойчивостью ждал ответа. Не выдержав, добавил:
- Вы… убивали?
Лонгин Антонович с осторожностью повёл пальцами по столу, нащупал нож, приподнял его, говоря с фальшивой игривостью:
- Крови!.. После рассказа об избиении нужен рассказ о кровопролитии – по нарастающей… – он издал смешок.
- Интересно, каким вы сами-то были… – невинным тоном обронил Виктор.
Профессор сделал вид, будто сосредотачивается на чём-то необыкновенно значимом и вдруг искренне просто сказал:
- Выпьем за псковские леса!
Он выпил стопку медленно, словно мысленно уносясь в далёкое уединение, молодой человек неохотно хлебнул нарзана, Алик лишь пригубила рюмку.
Беседу следовало возобновить, дабы гостья не решила, что пора прощаться, и хозяин задал ей вопрос с удавшейся непринуждённостью:
- Альхен, если парень вертит в пальцах спичку, а девушка её отнимает, что сие значит?
Удивлённая быстротой перехода, Алик улыбнулась:
- Она согласна с ним дружить.
- Видите, какой я эрудит! – с нарочитым самодовольством произнёс Лонгин Антонович.
9
Хозяин желал затеять чаепитие, но Алик почувствовала в себе тончайшую границу, отмерявшую время визита. Стала прощаться, а он перечислял названия варений, которые она могла бы отведать, и вдруг на её: – Я не в силах, профессор! – воскликнул:
- Назовите меня Велимир-заде!
- Что, что?
- Покличьте Велимиром-заде!
- Ну почему?
- Ум-мереть можно, до чего прелестно это ваше «ну почему»!
Сидя в машине рядом с Виктором, отвозившим её домой, Алик не могла не вспоминать вслух о настроении слепого, столь необычном для калеки.
- Велимир-заде – и придумал же! Ему действительно идёт.
Парень помалкивал, небрежно держа руки на руле. Глядя на дорогу, попросил:
- Можешь дать ему характеристику?
Она взглянула на Виктора сбоку в чувстве: он зол на профессора. Волевой, властный, тот может этим надоесть и предстать деспотом.
- Тебя глубоко волнует моё мнение? – спросила неторопливо.
- Интересно…
Понимая: он изучает её, Алик стала подбирать слова. Её затрудняет его слепота. Если о ней не думать, то налицо: пример птицы высокого полёта. Привык к тому, что преуспевает. Выражаясь по-книжному, произнесла она, светский лев. Добавила: «в прошлом». И заключила:
- Хотя и теперь ещё бабник.
Виктор чуть заметно кивнул и покривил губы, не дав себе улыбнуться. Она спросила:
- Зачем тебе, как он воевал в партизанах?
Остановив «волгу» перед светофором, парень повернул голову и вдруг показался расслабленно-понурым:
- Хотелось услышать что-то…
Дом, где она жила, был уже недалеко, девушка занервничала – миг прощания! – и завернула в фантастику:
- Он был штурмбаннфюрер, прятался в лесах, одичал, обрусел и проник в советскую науку!
Виктор сказал без тени иронии:
- Куда до него штурмбаннфюреру.
Она указала на дом, парень подрулил к подъезду. Вряд ли он дерзнёт с поцелуем, полагала она, но всё же поспешила выпорхнуть из машины и, уже стоя на тротуаре, назвала свой номер телефона и поблагодарила «за всё сегодняшнее».
Он чувствовал, как сердце отсчитывает каждый её удаляющийся шаг, и упрямо хотел быть насмешливым и злым. Вспоминался рассказ профессора о муже, что бросил жену, убегая от хулиганов, и думалось – он обязательно напал бы на них: и лишь потом, наверное, стал бы считать, будто причиной была женщина... Кирпич необходимо метко направлять в голову, как нож – в подреберье. Услышь он это в детстве – чтил бы как зарок.
10
Физически очень развитый, Виктор и в двенадцать лет не допускал неосторожности к себе, особенно при неблагоприятном встречном ветре.
Приятного ему недоставало и чаще – при его избытке, а ветер охотно кидался навстречу, и можно взять мутный зимний день, когда Виктор с приятелями бежал на каток по выглаженному позёмкой скользкому тротуару. Гнулись тонкие ветви деревьев, и мальчики отворачивали лица от прокалённых стужей порывов. Товарищ отчего-то сплюнул на бегу, и плевок прибило к рукаву Виктора. От омерзения натянулась под шапкой кожа головы.