Страница 59 из 81
И он поведал, как 14 сентября 1954 года в густонаселённой Оренбургской области близ Тоцких военных лагерей была взорвана плутониевая бомба мощностью в два раза больше той, которая упала на Хиросиму.
Испытание именовалось общевойсковым учением «Снежок», им руководил маршал Жуков. Советская верхушка готовилась к ядерной войне и хотела знать, как ядерные удары скажутся на войсках и населении (24).
В месте, над которым на высоте трёхсот пятидесяти метров взорвалась бомба, заранее сосредоточили военную технику и сорокапятитысячный армейский контингент. Эвакуировали жителей лишь тех деревень, которые находились в пяти, в шести с половиной километрах от предполагаемого эпицентра, но уже через несколько часов после испытания они были возвращены на их местожительство. Сразу после взрыва технику и войска без средств защиты бросили в атаку на предполагаемого противника – в зону поражения, в самое пекло.
А через два-три дня зона стала местом автобусных экскурсий, сюда привозили не только взрослых, но и детей. Правительство обеспечило себя богатым материалом о воздействии на людей ядерных ударов.
100
В одну из суббот профессор и Алик отправились к озеру, до которого было три часа езды. Солнечным утром казалось, их ждёт славный денёк бабьего лета. «Волга», сверкая чёрным лаком, неслась по шоссе: по сторонам высокой насыпи простирались поля с ещё не убранной сахарной свёклой, пролегли полосы лесопосадок.
Разгулялся равнинный ветер, быстро нанесло низких толстобрюхих туч. На ветровое стекло упали дождевые капли. Обворожительное личико Алика сделалось кислым:
- На что это похоже, Ло? или нас ждёт закрытая для других укромная партийная гостиница, где можно мило уединиться?
- Нас ждёт турбаза, – бодро сказал муж, – побудем в народе.
Дождь сулил оказаться затяжным. Шоссе, маслянисто блестя, уходило в хвойный лес. Профессор убавил скорость, вскоре лес поредел: раскинулось тёмное неспокойное озеро; шоссе забирало влево, в обход его – а Лонгин Антонович съехал по спуску прямо к безлесному берегу.
Берег был застроен сборными дощатыми домиками, окрашенными в светло-зелёный цвет. Лонгин Антонович подрулил по мокрому песку к строению покрупнее – с высоким крыльцом и террасой под навесом, с промокшей линялой вывеской «Буфет». Струи дождя так и лили с оцинкованной железной крыши.
Профессор, подхватив Алика под руку, увлекая за собой, взбежал на крыльцо.
- Ло, что ты собрался здесь покупать? Да тут и нет никого!
- Не скажи. Кто-нибудь да есть!
Порыв ветра едва не сорвал с него шляпу, он схватил её за поля и энергично натянул на голову. Постучал в окошко костяшками пальцев и, когда оно отворилось, опередил нестарую с накрашенными губами буфетчицу: – Ну, чего надо? – Улыбкой дал понять, что острит.
Она смотрела оценивающе. Не разделяя его шутливости, но, однако, и без грубости произнесла:
- Буфет закрыт.
- Вы посмотрите, кто к вам приехал! – Было непонятно, продолжает ли он шутить или уже говорит серьёзно.
Буфетчица приоткрыла заднюю дверь помещения, увидела начальническую чёрную «волгу». Вернувшись к окошку, заговорила дружелюбно: не знает, что и предложить. На турбазе – «массовка», праздник: чествуют трудовых победителей, всё позабрали.
- Коньяк? Водка?
- Только пиво. Оставила себе четыре бутылочки.
Профессор поинтересовался, свежее ли пиво? Алик изумилась:
- Ты его сейчас будешь пить?!
Холодный ветер, пронизывая, ударял порывами, обдавал густыми брызгами дождя, они казались Алику ледяными. До чего стало ей зябко, как она съёжилась в наглухо застёгнутой куртке, когда Лонгин Антонович принялся пить пиво из горлышка.
- Ты простудишься, Ло! Перестань!
Но он стоял на ветру с мокрым от дождя лицом, с открытой шеей, вливал в себя содержимое бутылки, и кадык ходил вверх и вниз.
- Бррр! – она зажмурилась, и в этот миг её рот ощутил губы Лонгина Антоновича, горьковатый вкус пива, ей удивлённо подумалось: «Неужели я влюблена в него?»
Он говорил:
- Ты покупала так называемый комбижир? Ах, мама покупает для пирогов. Ну, так ты его видела. Про маргарин я уже не спрашиваю, без него и подавно не обойдёшься. За квартал от любой столовой чуешь горелые комбижир, маргарин. Их делали из растительного масла. Чтобы хватало на страну, нужно засевать масличными культурами полтора миллиона гектаров. Но, оказалось, всё можно упростить... – Лонгин Антонович, обнимая Алика, отвёл её на край террасы, перед ними волновалось хмурое осеннее озеро, хлестал дождь, барабаня по навесу.
Профессор, наклоняясь к жене, шептал: сколько было вложено труда! сколько понадобилось изобретательности! Сперва взялись строить по купленному проекту (устаревшему, дрянному, конечно) производство синтетических жирных кислот. Их используют в мыловаренной промышленности как заменители натуральных пищевых жиров. А я предложил получать из кислот маргарин и другие жиры, предназначенные в пищу...
Алик оторопело высвободилась, взглянула на него, веря и не веря:
- Но это не прошло?
- Почему же? Верхам неопасно: они едят только то, что проверено, что экологически чисто. А высвободить полтора миллиона гектаров! На это можно такие суммы выделить... и разворовать.
Цех построили. Было это в городе соседней области. Тут мне звонки: нельзя, мол, работать! Вредностей целый букет: в твёрдом, в жидком состоянии, в виде паров, газа... – Лонгин Антонович сделал «ужасные глаза», – каждую смену кого-нибудь увозила «скорая помощь». Я предложил примитивную, зато дешёвую вентиляционную систему: все летучие выбросы стали направлять прямиком в атмосферу. А для других отходов поставили печь: сжигать. Как известно, ничто без дыма не горит. Дым опять же из трубы – и в воздух. Ничего: дышат. И комбижир, маргарин идут нарасхват.
Алик подумала о себе и потрясённо выдохнула:
- Что ты творишь!
Он прижал её к груди: я каюсь! Но партия посчитала дело полезным, а народ не возражает. И не надо уверять, будто он ничего не знает. В народ просачивается всё! Но он безмолвствует.
Ей вспомнилось: мать принесла домой три кило французского сливочного масла, похвастала на кухне – достала через знакомую! Отец тут же взял нож и, пробуя масло, сказал довольно: «Вот где никакой химии!»
А как-то Алик студенткой собиралась в турпоход, мать купила для неё рыбные консервы в томате. Всегда, мол, покупай в томате, а не в масле: известно, что за масло в консервы кладут. Мать предостерегала: «Не пей лимонад: там – химия!», «Не ешь дешёвые конфеты: они – синтетические!»
Значит, действительно просачивалось: слышали, знали. И не испытывали позыва громко возмутиться. А она сама? Принимая предупреждения, отнюдь не закипала от негодования.
Мучает противная мысль... что может быть гаже принадлежности к быдлу? Поделилась с мужем. Он весел и ласков: не выдумывай пустяков, моя хорошая! у тебя такой дар любить! «Я не о любви, а о протесте...» Любовь, прошептал он ей, рождает способность к протесту, одушевляет твоё творчество! Твой талант – в начале развития, ты – из редких избранниц.
101
Ветер яростно трепал поднятое на стальных штангах полотнище: «Туристическая база «Комарик». Распахнулась дверь ближнего строения: выскочили две девушки в непромокаемых куртках, но с голыми ногами, помчались вглубь турбазы. В комнате включён на полную мощность проигрыватель:
Полем, вдоль берега крутого
Мимо хат,
В серой шинели рядового
Шёл солдат.
Шёл солдат, слуга Отчизны
Шёл солдат во имя жизни…
Лонгин Антонович демонстративно вздохнул и сказал жене:
- Во имя какой жизни он шёл!
Из другого домика вышел мужчина в плаще с капюшоном, накинутым на голову, поглядел на чёрную «волгу», на двоих на террасе буфета. И направился к шумным соседям, вид он имел начальнический. Взойдя на крыльцо и встав у открытой двери, коротко взмахнул рукой, сделал замечание – музыка стала потише. Он закрыл снаружи дверь и направился к двоим. Плащ он не застегнул, и под ним был виден спортивный шерстяной костюм, явно импортный. Человек поглядывал на незнакомую пару юркими глазами, у него было поношенное лицо отменного любителя выпить и закусить.