Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 81

Молодой человек с живостью поблагодарил, на сей раз не сумев сдержать улыбку.

Гостей пригласили располагаться за столами на лужке, места для русских оказались в непосредственной близости от фельдмаршала. Городской голова, при Советах ведавший народным образованием, начал ровным голосом:

- Позволю себе сказать о лжи и о сознательности. Наш юный предприниматель, – он повернул голову к сидящему рядом Лонгину, – имеет заслуги потому, что освободился от лжи. Другие сомневаются, медлят, боятся обвинений в измене родине, потому что нас много лет запутывали ложью, – он подождал, чтобы его слова перевели фельдмаршалу, и проговорил с глухой тоской: – Надеяться нам было не на кого. Года за три до войны стали показывать кинокартину о нашествии Наполеона и чем потчевали. Крепостные крестьяне, чтобы французам ничего не досталось, сжигают свои деревни и уходят на восток. Рабам, видите ли, желательнее остаться рабами своего русского барина, чем получить волю от француза. Желательнее, чтобы тебя могли засечь до полусмерти, продать, проиграть в карты.

Городской голова невесело помолчал, прежде чем повысить голос:

- Оба моих деда с отцовской и с материнской стороны были крепостными, и я не верю, что они подтвердили бы такую ложь. Но кинокартина, вся сталинская пропаганда заставляли нас верить. Сегодняшним крестьянам внушается: ваш удел – готовность умереть за свою власть, которая отняла, отнимает и будет отнимать у тебя всё, что ей надобно.

Выступающий запнулся, сказал с горечью:

- Кем надо быть, чтобы принять это? Как надо растоптать свою сознательность? – тут его охватило другое чувство: – Но тому, кто её сохранил, даровано внимание сильных мира сего…

Он говорил об успехах, ожидающих людей свободного сознания, – взгляды не отрывались от Лонгина. Завершилась речь напоминанием:

- Ныне русские встречают немцев хлебом, солью, я сам видел, как крестьянки выносили иконы к дороге, по которой проезжали немцы. Я не забуду этого и мечтаю увидеть кинокартину о нашествии, где будут показаны бедные, но не горящие избы, запечатлена правда истории с подлинными крестьянскими улыбками, караваи хлеба на белом холсте, воздетые в крестном знамении руки, будет показан немецкий солдат, пьющий молоко из кринки, поданной ему русской крестьянкой. Это должно остаться, это должно крепнуть в отношениях русских и немцев!

Адъютант фон Лееба уведомил – пусть каждый пьёт, что ему нравится: коньяки, водку, вино, пиво, прохладительные напитки. Лонгин впервые попробовал французского и греческого коньяков, вместе со всеми здесь желая, чтобы как можно больше русских переходило к немцам. А тех и так уже потрясало число сдающихся в плен. Военнопленные охотно шли в германские подразделения возчиками, шоферами, работали в мастерских, было немало тех, кто брал винтовку (6).

52

На фабрику стало поступать оборудование для перегонки сланцев. Лонгин приставил к делу страдавшего, что остался без работы, инженера с дореволюционным стажем. Молодой предприниматель рассказал, какое будет создано предприятие, и многоопытный специалист рвался действовать. Его донимали болезни, но он был уверен, что «вполне ещё поприносит сто процентов отдачи», если получит лекарства. Лонгин счёл наиболее удобным попросить помочь Найзеля, причём обратившись к нему не в его служебном кабинете, а навестив вечером на дому. Оберлейтенант занимал в старом здании квартиру с видом на реку Великую.

Добрый семьянин скучал без своих домашних, и гость не ошибся, что визит развлечёт его. С начала двадцатых Найзель жил в Берлине и, из года в год приводя в порядок тронутые ветхостью ценные книги, общался с учёными, с писателями, ненасытно читал, не представлял себе жизни без раздумий и бесед, без труда над воспоминаниями.

Он пригласил молодого человека расположиться за столом у открытого окна, на минуту вышел – и низенький пожилой мужичок с бородой внёс самовар.

- Здешний дворник, – поведал хозяин, когда человек удалился. – Его жена свежее яблочное варенье сварила – попробуйте.

Гость не возразил, меж тем как хозяин занёс в записную книжку названия лекарств, после чего налил в чашки чай и откинулся на спинку стула, показывая, что прислушивается к чему-то за окном.

- Поют? – спросил парня.

Тот не спеша отведал варенья и кивнул. С берега реки доносились голоса.



- Одни девушки поют, – произнёс Найзель неторопливо, словно собираясь поразмышлять вслух. Выдержав паузу, добавил: – Вы можете сказать – и парни пели бы, если бы не война, если бы вы не пришли сюда.

Лонгин спросил себя: «Проверяет ранимость моего национального чувства?» У него появилась бесхитростная улыбка, ибо чувство пребывало в покое. Оберлейтенант сказал:

- Мы, немцы, привыкли, что в нас видят разорителей. Но на сей раз мы спасли маленький мирный и сверх похвал мужественный народ финнов.

Лонгин услышал то, что до сего мига оставалось неизвестно ему, заверченному деятельной жизнью. Когда немецкие танковые клинья входили всё глубже в страну Советов, а именно 25 июня, советская авиация принялась засыпать бомбами Финляндию, которая не нападала на СССР. 2 июля 1941 Красная Армия перешла советско-финскую границу.

Это вторжение Сталин стал тайно готовить сразу же после окончания «зимней» войны с Финляндией 13 марта 1940, дабы со второй попытки добиться своего: обратить независимое государство в советскую республику. На сей раз был создан такой громадный перевес в силах, что отчаянные финны неминуемо должны были быть задавлены. Немцы же спутали планы Сталина, колосс СССР не оказался с Финляндией один на один, и небольшая финская армия разбила советские войска, выбросила их со своей земли, продолжая наступление (7).

Найзель признался Лонгину, как ему приятно, что финны наверняка благодарны немцам. Молодой человек хотел заметить, что Гитлер, нападая на СССР, вряд ли заботился о Финляндии, но хозяин опередил:

- Так определило Провидение! Немцам в этой ситуации дана роль спасителей – благодаря нам Красная Армия не топчет Финляндию, НКВД не расстреливает интеллигенцию, финнов не выбрасывают из их домов.

Лонгин подумал – сидящий перед ним немец сентиментален, ему свойственно чистоплюйство (не оттого ли, что его воспитали в дворянской России?), он вознаграждает себя за застарелый груз упрёков, под которым большинство его родичей вовсе не собираются гнуться.

Немцы кажутся Лонгину нацией богатых смельчаков, которые настолько уверены в превосходстве над всеми, что для них обычно приподнятое настроение (8).

Какая у солдат неотразимая молодцеватость благодаря засученным рукавам!

А офицеры, конечно, и родились с той походкой гимнастов, с той непринуждённой статью, блеском выправки, которые вселяют тоску приниженности в советского человека.

И если ты в силах, ты учишься восхищаться всем немецким без зависти, начиная с горделивого властного немецкого языка. Тебе нравятся мужественные голоса немцев, нравятся их форма, оружие, их тминная водка и консервированная, в банках, колбаса, их техника – всюду проезжающие мотоциклы с пулемётами на люльках, амфибии и приземистые вездеходы Порше: когда их видишь на болотистой местности, они кажутся стремительно плывущими по траве лодками. А высокие стройные германские кони – смешно сравнивать с ними беспородных советскими лошадёнок.

Уютно побулькивал самовар, хозяин поднёс к губам чашку дымящегося чая – Густав Александрович Найзель, который, не будь первой мировой войны и переворота всего бытия, счастливо жил бы в России с её благополучно сохранившимися усадьбами, монастырями, часовнями.

- Вы явный оптимист, – обратился он к молодому человеку, – и мне хочется услышать от вас – каким вы видите будущее русского народа?

«Если ты любишь свой народ и желаешь ему процветания, то почему я должен верить, что мой достоин того же?» – задал себе вопрос Лонгин, думая об ответе, который понравился бы собеседнику.

- Лучше бы мне вас послушать. У вас опыт, а у меня только пожелания, – промолвил гость.