Страница 1 из 13

Транзитом в Израиль

Ходоров Самуил

Самуил Наумович Ходоров

Транзитом в Израиль

Автор выражает глубокую признательность Геннадию Шлаину за ценные замечания, содействовавшие улучшению содержания романа.

Все имена и фамилии, названные в этой книге, являются вымышленными, а любые совпадения – случайными.

Глава 1

Когда уйдём со школьного двора

Набережная Дона благоухала запахами невидимых цветов, сыростью речных водорослей и запахами шашлыка из ещё не закрывшегося ресторана «Казачий хутор». Лунная дорожка едва озаряла контуры проплывающих барж. Кира мечтательно вглядывалась в этот привычный пейзаж, кутаясь в праздничный пиджак Кирилла, наброшенный поверх её розового платья. Нарядный прикид был надет по случаю выпускного вечера. Сегодня ей, семнадцатилетней Кире Дуровой, вместе с аттестатом зрелости вручили золотую медаль как приз на финише долгой, не всегда простой школьной дороги. С этого незабываемого момента прошло уже несколько часов, а в голове до сих пор проносились грустные слова выпускного шлягера: «Когда уйдём со школьного двора под звуки нестареющего вальса, учитель нас проводит до угла…»

До утра было ещё далеко, а вместо любимого учителя её провожал по неофициальному, даже немного тайному девичьему рейтингу самый красивый юноша в школе – Кирилл Коновалов. В другом рейтинге, составленном уже юными школьными ловеласами, одной из первых числилась и зеленоглазая стройная брюнетка Кира. Уже почти несколько лет она была тайно влюблена в атлетически сложенного блондина Кирилла и ровно столько же времени не без опаски признавалась в этом только самой себе. Вполне возможно, что если бы такой выпускной вечер проходил не в ростовской, а в американской школе, то по принятой там традиции королевой и королём этого школьного бала стали бы Кира и Кирилл.

Но дело происходило в России, за десять лет до миллениума, то есть рубежа тысячелетия – 2000 года, в период, когда захлебнувшиеся в собственной свободе послеперестроечные процессы достигли фазы разброда, шатаний и небывалого экономического спада. Так что никому и дела не было до коронования Киры и Кирилла, которым, в свою очередь, в эту чуть прохладную лунную ночь было совсем не до сегодняшних горбачёвских реформ и грядущих ельцинских преобразований. Им казалось, что проблема сегодняшнего дня состоит только лишь в правильном выборе одной из всех открытых перед ними дорог, что самая трудная и тяжёлая в жизни пора – школьная учёба, уже позади. Сейчас же им хотелось только одного: раствориться и забыться в чувстве взаимного влечения друг к другу, в чувстве, которое в эти годы всегда принимается за нерастраченную любовь.

Раствориться удалось в заброшенном уголке набережной на уединённой скамейке, прикрытой пышной кроной белой акации. Кирилл крепко прижал к себе Киру и пылко целовал её в пухлые нежные губы, не забывая при этом шептать на ухо:

– Любимая моя, ты для меня дороже всех на свете, я очень и очень люблю тебя. Ты будешь со мной всю жизнь, до конца века.

В пылу страсти Кирилл забывал уточнить, до окончания какого века, заканчивающегося или грядущего, он будет любить её, а Кира, опьянённая шампанским, предусмотрительного захваченным Кириллом, таяла в его объятиях, подсознательно соглашаясь со всеми его притязаниями.

Неизвестно, сколько бы ещё длились эти признания и растворения, если бы лунную речную дорожку вдруг не пронзили огненно-фиолетовые зигзаги молний и донскую набережную не накрыла ливневая завеса июньской грозы. Кирилл едва успел подхватить девушку на руки и добежать до улицы, где подъехавшее такси довезло их до Кириного дома.

Настенные часы в спальне четы Дуровых показывали три часа ночи. Ни мать Полина Лазаревна, ни отец Андрей Петрович не спали. Первый раз за свою семнадцатилетнюю жизнь их любимая дочка в столь поздний час была не дома. А тут ещё взрывные раскаты грома и барабанящие по оконным стёклам крупные капли дождя. Нарастающую тревогу родителей перебил нетерпеливый дверной звонок. В квартиру вместе с резким порывом ветра буквально ворвались промокнувшие до нитки Кира и Кирилл. Андрей Петрович быстро приготовил дочке горячую ванну, а в Кирилла, исключительно в лечебных целях, влил рюмку чистого спирта. Уже через полчаса после всех этих профилактических мер, несмотря на позднюю ночь, все сидели за наспех накрытым столом и смаковали домашнюю наливку в честь выпускного школьного праздника, обмывая тем самым по русской традиции золотую медаль Киры.

Уже через несколько дней новоиспечённая выпускница уверенно шла к внушительному зданию ростовского университета, где подала документы для поступления на исторический факультет. В отличие от большинства выпускников, у Киры не было никаких колебаний и сомнений по поводу будущей специальности. Любимый дедушка Лазарь привил ей любовь к исторической науке. Он постоянно твердил внучке, что дерево не может вырасти без надёжных корней, что в жизни человека роль этих корней играет история, что будущее строится на основе настоящего, а настоящее зиждется на прошлом. Вот для этого будущего Кира и мечтала посвятить свою жизнь детям и так же, как дедушка, преподавать историю в школе.

Золотую медаль в школе она получила не по протекции: ведь действительно, все десять лет ученической жизни отдала накоплению знаний, не распыляясь, в отличие от своих подруг, на различные внешкольные удовольствия. Перестроечная неразбериха не вызывала у молодёжи заметного интереса к уже перекраивающейся истории, поэтому Кира в университет поступила легко, на одном дыхании преодолев не такой и уж и большой конкурс.

Университет всегда грезился Кире неким таинственным храмом, сродни какому-нибудь православному собору, вступить под своды которого считалось если и не загадочной мистерией, то уж точно необычным действием. Наяву всё оказалось гораздо обыденнее. Когда она впервые после экзаменов вошла в уже свой храм науки, ею вовсе не овладело заранее предвкушаемое ощущение, что здесь предстоит преодолевать непокорённые вершины. Первые лекции не очень-то и отличались от материала, пройденного в школе. Учиться было совсем не сложно, новым был только подход к обучению. Группа, в которую попала Кира, ничем выдающимся не выделялась: основная масса студентов обучалась в сельских школах и по знаниям и эрудиции до её уровня явно не дотягивала. Уже после первой сессии на неё обратили внимание преподаватели факультета как на знающую и мыслящую студентку.

Не сильно перегруженная учёбой Кира, в свою очередь, обратила внимание на старшего преподавателя кафедры иностранных языков Сергея Ивановича Пузанова. Этот тридцатилетний мужчина больше напоминал не знающего поражений на любовном фронте мачо из ковбойского вестерна, чем недавно защитившего кандидатскую диссертацию начинающего учёного в области английской словесности. Из него не столько выпирала английская транскрипция шекспировских выражений, сколько проскальзывала неведомая Кире сексуальная энергия необузданного самца. Воспитанная на благородных мужских символах русской литературы, Онегиных, Печориных и Базаровых, неискушённая Кира боялась даже самой себе воссоздавать днём ночные сновидения, в которых Сергей Иванович виделся ей далеко не в строгом костюме университетского сеятеля разумного и вечного.

Трудно сказать, что Сергей Иванович понимал под разумным и вечным, однако он не мог не выделить из не очень уж привлекательной массы будущих «историчек» очаровательную юную красавицу Киру Дурову. Поэтому ему, засыпающему ночью в объятиях симпатичной жены, которая была всего-то лет на пять старше его студентки, снилась не она, а Кира, и тоже, разумеется, не отягощённая одеждой.

Видимо, между двумя неравнодушными друг к другу сердцами, принадлежащими людям не одного и того же пола, рано или поздно возникает почти ньютоновская сила тяготения, которая, как известно, обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Получается, что чем ближе друг к другу находятся объекты притяжения, тем сильнее оно проявляется. Однако в советском университете дистанция между преподавателем и студентом была настолько велика, что не вписывалась даже в зону действия всемирного закона Ньютона.