Страница 5 из 26
И Кутепов, и Гаврюшин, и Хоршев погибнут в окружении. Немцы пойдут на Смоленск и возьмут его в самом конце июля. Симонов в это время будет несколько дней в Москве. Он переходит из «Известий» в «Красную звезду». В эту короткую паузу ему предложено написать несколько стихотворений для газеты. Симонов пишет «Жди меня». В дневнике Симонов фиксирует: «Первым читателем „Жди меня” был писатель Лева Кассиль. Он сказал мне, что стихотворение, в общем, хорошее, хотя немного похоже на заклинание».
Но такое заклинание совершенно оправдано для воюющего мужчины в страшном 1941-м году.
В Смоленске в одиноком неразбомбленном доме работал телефон. Константин Симонов попросил дать Москву. Телефонистка ответила: «Сейчас». Он ждал минут пятнадцать. Наконец услышал: «Москва. Москва! Говорит Смоленск. Дайте 3-6-0-8-4». Потом длинный звонок – и знакомый голос произносит: «Алло», потом грохот и голос телефонистки: «Я вас разъединила. В Смоленске воздушная тревога». Симонов звонил в Москву Валентине Серовой. Лучшие симоновские военные стихи войдут в цикл «С тобой и без тебя» с посвящением ей. Там будет и стихотворение, где первой строчкой —
Симонов в Смоленске в первых числах июля. Город уже бомбят. 15 июля – массовый исход жителей из города. Вспоминает Леонид Андреев, в будущем профессор, декан филфака МГУ:
«Улицы были заполнены беженцами и войсками. У разбитого дома торговали мороженым. В ярком небе висели немецкие самолеты. В магазине без окон и дверей стояла очередь за сметаной. На берегу лежали восемь трупов расстрелянных немецких парашютистов. Под мостом закладывали шашки со взрывчаткой. На мосту тягач проехал по голове убитого подростка. Паника гнала людей на вокзал, лишала рассудка. Подошел состав с открытыми грузовыми платформами. Тысячи людей бросились к ним, опрокидывая друг друга, роняя узлы и чемоданы, крича, плача и ругаясь. Рядом с составом вдруг застучал крупнокалиберный зенитный пулемет. Люди метнулись к стенам вокзала, под платформы. Неудержимо плакала потерявшаяся девочка лет четырех. Пулеметная очередь осыпала ее брызгами разбитой штукатурки».
К 20 июля в районе Смоленска в окружении оказываются три наши армии —16,19 и 20-я. Немцы уже заняли Ельню, создав плацдарм, выдвинутый на восток.
Советское военное руководство полагает, что это вовсе не немецкий прорыв, а просто крупный десант. «Десант, десант, десант. В эти дни это слово буквально сидело в ушах», – пишет Симонов.
Симонов после короткого пребывания в Москве, где пишет свое знаменитое стихотворение «Жди меня», выезжает под Ельню.
В дневнике он пишет:
«Никто, начиная от командующего 24-й армией Ракутина и кончая командирами батальонов, не знал истинного положения под Ельней. Генерал Ракутин считает, что немцев из Ельни удастся выгнать через день-два, максимум через три».
На самом деле Ельня будет взята войсками 24-й армии только через полтора месяца, 7 сентября. 24-я армия входит в состав Резервного фронта под командованием Жукова. Ельня – наше первое большое успешное наступление. Но ельнинский выступ для немцев – второстепенное направление. В это время основные немецкие удары следуют на Центральном и Юго-Западном фронтах. Когда вермахт начнет генеральное наступление на Москву, он обойдется без ельнинского выступа.
Когда Жуков наступает на Ельню, немцы наступают на Киев.
Под Киевом в окружении, в котле, – пять армий Юго-Западного фронта. Командующий фронтом генерал Кирпонос погибает в бою. По немецким данным, в плену под Киевом оказывается 665 тысяч человек. По данным историка генерала Д. Волкогонова – 453 тысячи человек, включая 60 тысяч командного состава. В районе Мозырь—Гомель в плен попадает 78 тысяч, в Уманском котле – в окружении две армии, 103 тысячи пленных, включая обоих командармов – командующего 6-й армией генерал-лейтенанта Музыченко и командующего 12-й армией генерал-лейтенанта Понеделина.
Через несколько дней фамилия генерала Понеделина будет фигурировать в приказе Ставки за № 270 от 16 августа 1941 года. Приказ № 270 имеет отчетливую личную сталинскую интонацию. Видишь, как Сталин ходит взад-вперед и диктует:
«Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой прямо героически. Даже те части, которые случайно попали в окружение, сохраняют стойкость и выходят из окружения».
Далее следует бесспорное перечисление фактов успешного выхода из окружения.
Сталин продолжает:
«Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам».
И Сталин называет три имени. Первое – генерал-лейтенант Понеделин. Правда, на самом деле он генерал-майор. Сталин диктует:
«Он имел полную возможность пробиться к своим, но он струсил и дезертировал к врагу».
Вторым Сталин называет генерал-лейтенанта Качалова.
«Он предпочел сдаться в плен», – говорит Сталин. Третий – генерал-майор Кириллов.
«Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, сдающихся в плен? Нет, нельзя. Если дать волю этим трусам и дезертирам, они загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать».
Симонов в комментариях к дневнику 1941 года пишет:
«Я должен сделать горькое признание: я был человеком своего времени и тогда, летом 1941 года, читая этот приказ Ставки, под которым стояла подпись Сталина, не меньше других верил, что люди, упомянутые в нем, действительно виноваты во всем, что им приписывают».
После войны Симонов подробно изучит обстоятельства, при которых указанные в приказе люди попали в плен. Точнее, двое из них. Генерал-лейтенант Качалов вообще в плену не был. Он погиб в бою 4 августа и на момент выхода приказа № 270 был мертв. Ситуацию с Понеделиным Симонов отслеживает по журналу боевых действий Южного фронта. 4 августа записано: «Группа Понеделина продолжает вести бои в замкнутом кольце без снарядов и артиллерии». Генерал Кириллов со своим корпусом, судя по документам, все время прикрывает отход других частей.
Симонов пишет: «Не было никаких оснований объявлять их трусами, не пожелавшими прорваться к своим. На совести этих двух людей в тот момент было только одно – они физически не смогли, не успели или не решились застрелиться. Но это не повод считать их предателями, как это было сказано в приказе Ставки».
Генералы Понеделин и Кириллов, оболганные в приказе № 270, до конца войны будут в плену. Потом полгода на территории, занятой союзниками. Вернутся на родину. 30 декабря 45-го арестованы. Следствие будут вести пять лет. В 50-м они расстреляны. В 56-м признаны необоснованно осужденными.
В соответствии с приказом № 270 в 1941 году все попавшие в плен причисляются к изменникам родины. По приказу № 270 в 1945 году из немецких лагерей они попадут в советские. В этих лагерях окажутся и немногие уцелевшие защитники Брестской крепости. Репрессиям подлежат семьи попавших в плен. Они арестовываются и ссылаются в отдаленные местности СССР. В июле 1942 года Государственный комитет обороны в своем постановлении уточнит, что «членами семьи считаются отец, мать, жена, муж, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили совместно с изменником родины на момент начала войны».
С июня по декабрь 1941 года в немецком плену окажутся до 3 миллионов 335 тысяч советских военнослужащих. К концу января 1942 года в результате расстрелов, эпидемий и голода погибнет 2 миллиона пленных. Сталин, выступая на станции метро «Маяковская» 6 ноября 1941 года, говорит: «За четыре месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек, а раненых имеем 1 миллион 20 тысяч человек». Советских солдат, попавших в плен, Сталин вообще не упоминает.