Страница 22 из 29
Себ в сердцах швыряет на пол вилку, тут же поднимает ее под укоризненными взглядами других посетителей и вытирает салфеткой.
Чтобы разрядить обстановку, Лукреция достает подарок Стефана Крауза, брелок со смехом. Механический хохот позволяет всем перевести дух.
Себастьян Долин рассказывает дальше.
– Представляете, полные залы аплодировали моим шуткам, моим диалогам, моим персонажам. Он своровал у меня даже мимику, даже позы и повороты головы.
Она подливает ему вина, уже чтобы успокоить, потому что язык развязался полностью.
– Я подал на него в суд, было разбирательство. Но вы знаете поговорку: «Хороший адвокат знает закон, очень хороший – судью».
И он сам смеется своей шутке.
– У Дариуса был именно такой защитник, дорогущий адвокат, всеобщий знакомец. Якобы не проигравший ни одного процесса. Мой он выиграл без малейшего труда. Но это были еще цветочки. Суд не только закрепил за ним право использовать мои скетчи, но и приговорил меня к возмещению всех ЕГО расходов в связи с моим «злоупотреблением правосудием с целью причинения ущерба публичному лицу». Мне еще пришлось с ним расплачиваться!
Вилка опять летит на пол, но Лукреция ловит ее на лету и отвлекает рассказчика, наливая вино в его бокал. Желая его успокоить, она говорит:
– Прав был Лафонтен: у сильного всегда бессильный виноват.
– У сильного – бессильный, так и есть. Но и это еще не конец. Моя адвокатесса, скорчив рожу – мол, очень жаль, не повезло, аргументы противной стороны лишили нас всяких шансов, – подошла к Дариусу за автографом! Никогда ей этого не прощу! Ладно бы она одна, так еще и судья: «Я не для себя, а для сына, он в вас души не чает». После этого встал в очередь весь зал, как будто это был не суд, а спектакль Дариуса. Гиньоль поставил на колени Ньяфрона![13] Роль Ньяфрона сыграл я.
Себастьян Долин с саркастическим смехом рвет зубами лепешку и продолжает с полным ртом:
– Но его ненависть ко мне еще не была утолена. Дариусу мало было украсть у меня спектакль, разорить, унизить в суде, ему понадобилось исполнить обещание и в фигуральном смысле переломать мне ребра. Он постарался, чтобы я фигурировал во всех стоп-листах всех телеканалов.
Торговец цветами, приняв их за влюбленную парочку, предлагает букет жасмина, издающий сильный искусственный запах. Лукреция отрицательно крутит головой, но торговец не отстает.
– Поздно, мы уже переспали, – говорит она ему, чтобы отшить.
Бедняга пятится от их столика и предлагает свое чудо цветоводства другой паре.
– Как один комик может запретить другого? – недоуменно спрашивает она.
– Очень просто: обронить фразочку вроде: «Если в вашей передаче появится Себ, меня можете не звать». Достаточно сказать это всего раз одному-единственному журналисту – и пороховая дорожка добежит куда надо, ему даже не нужно повторять свою угрозу, ее успешно разнесут и намотают на ус.
– Вы его ненавидели?
– Слишком слабое слово, чтобы передать мое отвращение к этому субъекту.
– Вас обрадовала его смерть?
– Я отпраздновал ее шампанским. Плясал один перед домашним телевизором, когда показывали его похороны.
– Это вы его убили?
Он нервно давится.
– Нет, мне не хватило бы смелости. Но я очень сожалею об этом. Если бы я это сделал, то мог бы без стыда смотреться в зеркало, это точно.
– Если предположить, что это убийство, то кому, по-вашему, хватило бы на это смелости?
Он задумывается.
Индус приносит десертное меню. Лукреция выбирает блюдо с непонятным названием «гулаб джамун». Им подают залитые медом шарики из манки с шафраном.
Себастьян Долин ест с аппетитом, самозабвенно, размашисто двигая челюстями, словно перекусывая хребет невидимому врагу.
Он делает неопределенный жест.
– Любому из комиков, всех не перечислить. Все, кроме шайки его сообщников, были настроены против него. Я имею в виду тех, кто знал, что он собой представляет.
Опять требуется разрядить атмосферу, для этого годится брелок со смехом. Себ озадаченно глядит на «испуганную деву».
– Хуже всего то, что суд имел губительные последствия. Усилиями прессы он послужил предостережением для всех остальных. Комики перепугались. Теперь их можно безоглядно грабить.
– Мне трудно представить Дариуса таким, каким вы его рисуете. Но так же трудно счесть все эти подробности вашей выдумкой…
Он плещет вино в свой недопитый бокал, вино течет на скатерть.
– Дариус был вором. Он похищал шутки у их создателей. Собирал ничейные шутки, не стесняясь их присваивать.
А Исидор может оказаться прав!..
– Когда все остальные комики смекнули, что это за человек, они встали в нейтральную позицию: при его появлении они прерывали выступление. Это был единственный способ заявить о неприятии его сомнительных приемов.
– С другой стороны, он помогал молодым, создал Школу смеха, продвигал новые таланты, разве нет? Он не боялся создавать себе конкуренцию.
– Это было хуже всего! Если у вас остаются сомнения, советую посетить его великий благотворительный проект, так называемый Театр Дариуса, открывающий юные комические таланты. И как следует присмотритесь. Там вы получите ответ на вопрос, кем был на самом деле Дариус.
Лукреция Немрод не знает, что подумать.
Себастьян Долин все пьет и пьет, пока не напивается совершенно допьяна.
За его спиной картина во всю стену, на ней блещет золотом и серебром великолепный дворец.
37
3212 г. до н. э.
Индия, город Хараппа.
Девушка танцевала на цыпочках, под завораживающую мелодию бубна, флейты и арфы.
Люди, преодолев проблемы с пропитанием, безопасностью, архитектурой, общественным устройством, политикой, гигиеной, получили возможность посвящать свободное время не самым обязательным занятиям. К ним относились религия, живопись, музыка, танец, игры, литература.
После представления к танцовщице пришел молодой принц. Он показал ей папирус, на котором его писец изобразил всевозможные сексуальные позиции, и указал на ту, что была обозначена индийской цифрой 83.
Молодая танцовщица повертела рисунок и сообразила, что предлагает ей принц.
Она согласилась, и они поднялись в спальню, где громоздилось огромное ложе, заваленное алыми подушками.
Она встала на четвереньки, он пристроился к ней так, как было указано на рисунке, их ноги переплелись.
Потом руки. Слияние двух ртов, сладострастное колыхание тел. Принц был танцором не хуже ее. Рядом с ними курился ладан.
Наслаждению не было конца.
Кожа девушки пахла цветами магнолии.
Наконец мужчина забился в сладостной судороге, женщина издала долгий стон.
Они хотели разъединиться, но не тут-то было: он застрял у нее внутри.
Сначала им было забавно, но затруднение не проходило, и обоим стало не до смеха. Принц решился вызвать слуг. Те, прибежав на зов, увидели два сплетенных тела и не смогли удержаться от хохота.
Контраст между счастливым мгновением и постыдной развязкой разил наповал.
Так родился анекдот, сопровождаемый картинкой.
Дело было в четвертом тысячелетии до н. э. Тогда и была изобретена первая сексуальная шутка.
Один из слуг – его звали Пребод, – занимавшийся йогой, вдохновился этой шуткой и изобрел смеховую йогу: это когда человек делает все, чтобы смеяться как можно дольше.
Большая история смеха. Источник: GLH.
38
Снаружи Театр Дариуса похож на цирк. Афиши и розовые неоновые объявления заключены в рамки из мигающих лампочек.
Каждая дверь украшена, как гербом, флажком с символом Дариуса. На каждом флажке черная ленточка – напоминание о недавнем уходе основателя театра в мир иной.
Лукреция Немрод встает в длинную очередь зрителей. Дойдя до окошечка кассы, она предъявляет свою карточку прессы, надеясь на скидку, но кассир объясняет, что бесплатные места предоставляются только специально приглашенным журналистам, а скидка предназначена только для инвалидов, студентов, безработных и вдов воинов, погибших в боевых действиях.
13
Гиньоль и Ньяфрон – персонажи французского ярмарочного кукольного театра.