Страница 11 из 29
Как бы ненароком, притворяясь, что ей жарко, она расстегивает две верхние пуговки своей черной китайской блузки из шелка с вышитым красным драконом, пронзенным мечом. Появляется возможность полюбоваться полукружьями ее грудей, не стесненных бюстгальтером.
– У меня всего пара вопросов.
Патологоанатом мнется, поедая глазами ее грудь, пожимает плечами и подходит к полкам с папками.
– Что именно вы хотите узнать о Дариусе Возняке?
– Что стало причиной его смерти?
– Остановка сердца.
Лукреция Немрод включает в своем «Блэкберри» диктофон, но для отвода глаз заносит карандаш над блокнотом.
– Любая смерть вызывается остановкой сердца, не так ли? Даже от укуса змеи или повешения. Я спрошу иначе: что вызвало остановку сердца?
– По-моему, переутомление. После выступления он был без сил. Мы не догадываемся, как это утомительно: два часа кряду заставлять публику смеяться. Это требует колоссального нервного напряжения.
– Как бы вы расшифровали три буквы: BQT?
Патологоанатом показывает на свои инструменты из нержавейки.
– Так называется мой профессиональный комплект ланцетов, я покупаю их по скидке наборами по десять штук: «инструменты базового качества», по-английски Basic Quality Tools. Получается «Би-Кью-Ти», похоже на «бигуди». Трупам ни к чему инструменты из чистого серебра.
Он посылает меня по ложному следу. Напряжение не должно ослабевать, иначе он воспользуется любым предлогом и смоется. Пускаем в ход призывной взгляд 24-бис, полуулыбку номер 18 – и берем его тепленьким.
– Мог ли Дариус умереть… от смеха? – спрашивает она.
Специалист в удивлении.
– Нет, смех не убивает, а лечит. Смех приносит только пользу. Существует даже смеховая йога, люди принуждают себя смеяться, чтобы подстегнуть иммунную систему и улучшить сон.
– От чего тогда можно умереть в закрытом помещении, если смерти предшествовал взрыв хохота?
Доктор Патрик Боуэн аккуратно закрывает папку и ставит ее на место.
– Наверное, у него были нелады со здоровьем. То, что он хохотал, прежде чем умереть, – чистое совпадение. С тем же успехом он мог бы играть на пианино или кататься на велосипеде. Это не значило бы, что его пианино или велосипед – убийцы. Скажем так: в процессе чего-то у него отказало сердце. Не более того.
Он берет колбу с формалином, в ней покачивается человеческое сердце.
– Уверен, если вы расспросите его родных, они подтвердят, что у него и раньше случались остановки сердца.
23
45 тысяч лет до н. э.
Восточная Африка, примерно нынешняя Эфиопия.
Лил дождь.
Стая людей, позже нареченных кроманьонцами, увидела пещеру и захотела в ней спрятаться.
Первых, кто туда сунулся, сожрала семейка львов-параноиков.
Остальные заколебались.
Решение подсказало небо: подожгло молнией валявшуюся рядом ветку. Ее схватил один из кроманьонцев.
Огонь помог прогнать львов, как те ни упорствовали.
В пещере племя собрало сухие листья и ветки и разожгло большой костер. Все, усевшись вокруг костра, наслаждались светом и теплом. И тут у входа в пещеру появились человеческие силуэты.
Они были почти такими же, но не совсем: чуть пониже ростом, чуть коренастее, лоб пошире и пониже, с сильнее выпяченными надглазными дугами, на шкурах, в которые они были одеты, было больше швов.
Кроманьонцы этого не знали, но позднее пожаловавших к ним в пещеру нарекут неандертальцами.
Дождь лил все сильнее, два племени, кроманьонцы и неандертальцы, изучающе смотрели друг на друга. Те и другие слишком устали, чтобы затевать ссору.
«Нам и так достается от капризов матушки-природы, не хватало добавить к ним внутриродное насилие», – рассуждало большинство.
Вновь прибывшим позволили разместиться у живительного пламени.
Все разбились на семейные кучки и для пущей уверенности почесывали друг дружку, ища блох.
При вспышках молний матери прижимали к себе испуганных грозой малышей.
Один кроманьонец, превосходивший соплеменников любопытством, встал, подошел к чужакам и проворчал нечто означавшее:
– Ничего погодка, бывает и похуже, вы так не считаете?
На что неандертальцы ответили ворчанием, означавшим:
– Что вы такое говорите?
Так зародился диалог.
– Вам не будет трудно повторить? Что-то я вас не пойму.
Но собеседник в ответ только гримасничал и мотал головой.
– Положительно, я вас не понимаю. А не понимаем мы друг друга потому, что говорим на разных языках.
Другой подошедший кроманьонец спросил:
– О чем это он тебе толкует?
– Не знаю. Я предупредил его о возможности проблем с взаимопониманием, потому что мы определенно изъясняемся на разных языках.
В конце концов раздраженный неандерталец встал, подобрал обожженную палку и нарисовал на стене пещеры зигзаг, означавший молнию.
Кроманьонец, наклонив голову и расшифровав послание, в ответ поднял уголек и нарисовал рядом с зигзагом стоящего человечка с удивленно разинутым ртом.
Это означало: «Я ничего не понимаю».
Довольный, что завязался этот диалог в виде картинок, превосходящий эффективностью звуковой, неандерталец изобразил над зигзагом кружок – пухлую круглую тучу, сыплющую молниями.
Кроманьонский человек предположил в этом намек на плод со стеблем и указал на свой рот, имея в виду: «Полагаю, вы нарисовали еду, значит, вы голодны?»
Пока собеседник раздумывал, кроманьонец нарисовал человечка побольше, разинувшего рот, чтобы съесть плод.
Соплеменники сопровождали каждый этап диалога одобрительными в целом комментариями.
Наконец, разозлившись, что его не понимают, неандерталец вышел из пещеры и ткнул пальцем в небо, указывая на темную тучу.
В этот момент ударившая из облака молния угодила в мокрый палец, сыгравший роль громоотвода. Гоминид рухнул как подкошенный.
Это было так неожиданно, что все неандертальское племя застыло с разинутыми ртами.
Кроманьонца же осенило: «Ага, он говорил не о плоде, а о грозовой туче!»
Осознание собственного замешательства повлияло на него странным образом: он почувствовал щекотание в животе и расхохотался.
Это возымело последствия.
Пока все кроманьонцы давились от смеха, неандертальцы, потрясенные гибелью своего смышленого соплеменника, решили не есть и не выбрасывать его, а зарыть в глубине пещеры.
Так благодаря юмору человечество перешагнуло важный рубеж в своем развитии. Теперь неандертальцы хоронили своих мертвецов, а кроманьонцы рисовали на стенах пещер. Часто это был кружок, от которого отходил зигзаг, и человечек не рядом, а под ним, как того требовала приверженность истине.
И всякий раз, когда какой-то кроманьонец рисовал круглое облако, молнию-зигзаг и человека с разинутым ртом внизу, его племя покатывалось со смеху.
Так кроманьонец изобрел карикатуру и комикс.
Считается, что именно тогда гомо сапиенс превратился в гомо сапиенс сапиенс, то есть в современного человека.
Что касается неандертальцев, то они, не додумавшись до юмора второй степени, вымерли.
Большая история смеха. Источник: GLH.
24
У мужчины низкий лоб, широкие плечи, квадратный подбородок, роль разговора у него играет исходящее из живота урчание. Только розовый костюм прямоугольного покроя не позволяет признать в нем прикинувшуюся человеком гориллу.
Молодая журналистка Лукреция Немрод показывает свою карточку прессы. Охранник звонит своему начальнику, тот – своему, только после этого ее пропускают в частный парк.
Лукреция едет по парку на своем мотоцикле и восторгается открывающейся ее взору красотой.
Дариус Возняк построил не просто виллу, он создал настоящий миниатюрный Версаль с такими же гравийными аллеями, французскими садами, фонтанами и скульптурами.
Перед U-образным дворцом Дариуса выстроились роскошные машины.
В центре двора стоит вместо статуи Людовика XIV статуя самого Дариуса с приветственно поднятой рукой.