Последняя Эра

Из моей груди вырвался непроизвольный глубокий вздох; ничего не поделаешь, приказ есть приказ.

Мои попытки, объяснить президенту, что я неподходящая кандидатура для такого дела, ни к чему не привели. Он сказал, что среди всех дипломатов я единственный, кому он может доверить такое дело.

От тяжелых мыслей меня отвлек еще один мелодичный звон.

– Не желаете ли позавтракать? – деликатно зазвучал в комнате приятный женский голос.

– Да, с удовольствием, – ответил я.

Двери раскрылись, и стеклянный столик с моим завтраком въехал в номер. На большом блюде лежали различные фрукты, миндаль, грецкий орех, сушеные финики и свежие смоквы. Кроме этого мне были предложены кукурузные хлопья и ананасовый сок. Позавтракав, я принял душ, и стал готовиться к предстоящей встрече.

Надо сказать, мысли об этом событии испортили мое настроение напрочь, и я почувствовал себя скверно, как никогда. Не потому, что мне нездоровилось, а от неизвестности и неопределенности. Я очень боялся и понятия не имел, как мне себя вести. Честно говоря, за все время работы послом я впервые ощущал нечто подобное. Мне многократно приходилось лично встречаться с разными царями и правителями государств, но встреча с Христом!.., от одной только мысли об этом у меня мороз пробегал по коже.

Я задумался. Мне было семь лет, когда Царь-Мессия возвратился на землю. Мое детство было наполнено ужасом войны, голода и постоянного страха смерти. Никто из нас не верил в то, что Христос возвратится, и никто не ожидал Его, потому что мы все больше заботились о том, чтобы выжить в течение этого наполненного сплошными катаклизмами времени. Однако, когда Господь все же пришел, я пережил такой ужас, что воспоминания об этом все еще стояли у меня перед глазами так ясно, будто это было вчера.

Мне рассказывали, что было время, когда люди не верили в существование Бога, и на земле были даже целые страны, которые не верили, что Он есть. Однако к моменту Пришествия, насколько я знал, никто уже не сомневался в существовании Всевышнего, как такового. Люди знали, что Бог-Яхве существует, но почему-то верили, что Он один из многих богов, захватившим власть над нашим миром, и считали Его злым, ненавидящим людей и желающим зла всем и вся. В то же время была прослойка людей, проповедующих там и тут, что Бог добрый, что Он любит людей, и что скоро придет Мессия и всех спасет. Среди царящего вокруг хаоса и катаклизмов было крайне трудно поверить, что это так, и этих людей гнали и жестоко преследовали.

Помню, что в момент Пришествия мы почему-то оказались на улице. Мы тогда редко выходили из дома, так как во время Великой скорби это было крайне опасно. В моей памяти не сохранилось, по какой именно причине тот день я, мама и мой младший брат оказались вместе на улице рядом с домом.

Неожиданно небо помрачнело так, будто посреди белого дня внезапно наступила глубочайшая и полностью безлунная ночь. Мы стали испуганно оглядываться по сторонам, не понимая, почему вдруг стало так темно. Затем так же внезапно стало очень холодно, и подумал пронизывающий ветер. Я почувствовал, что от этого холода и ветра моего брата как, впрочем, и меня, бьет крупная дрожь. Потом, в довесок к обычной кромешной тьме, на землю опустился густой мрак, и стало не просто темно, а осязаемо непроглядно темно, так, что я не мог различить ни брата, ни мать. В испуге я закричал, и услышал, как брат с матерью закричали вместе со мной.

Мы бросились друг к другу и наощупь крепко обнялись во мраке, не зная, чего нам ожидать. Я помню, мать крикнула срывающимся голосом:

– Господи, если Ты все-таки Спаситель, спаси нас… – однако ничего не произошло, и мы продолжали стоять вот так во тьме, совершенно ничего не видя.

Мне показалось, что это продлилось вечность, и лично я кроме страха и холода не чувствовал ничего.

Неожиданно небо озарила ослепительная вспышка света, которая больно полоснула по моим расширенным в темноте зрачкам, мы все одновременно вскрикнули, и я инстинктивно заслонил глаза рукой, но, когда я снова открыл их, все небо было полно падающих звезд.

В тот же миг земля под ногами вдруг затряслась так, что я с трудом смог устоять, а мой брат упал и громко закричал от страха. Впрочем, мы с матерью тоже кричали, сами того не замечая.

Неожиданно все улицы наполнились обезумевшими от ужаса людьми, кричащими и мечущимися во все стороны, а звезды все падали и падали, пронизывая небо светящимися длинными полосами. Некоторые из них падали близко от нас, как огромные, радиусом в пол метра и больше, тяжелые металлические шары. Один такой шар упал в метрах десяти от нас, но не взорвался, а лишь неистово кружился и шипел, как раскаленный кусок железа, разбрасывая вокруг себя разноцветные искры. Возможно, это было бы даже красиво, если бы не было так страшно.

Что началось дальше, не поддается никакому описанию. Я помню только, что мать крепко держала нас за руки, и почему-то все молила и молила неведомого мне Бога-Яхве, прося Его о нашем спасении, а мы с братом плакали навзрыд. Вокруг творилось что-то невообразимое. Земля тряслась так, что мы едва держались на ногах, и, как будто даже, стонала, как какое-то огромное животное. Дома рушились, тут и там вспыхивали пожары, а люди все бегали и бегали вокруг и неистово кричали, обезумев от ужаса.

В какой-то момент я взглянул вверх, и мне показалось, что небо сворачивается, как черный лист бумаги с белыми точками редких звезд. Я в ужасе опустился на землю и закрыл лицо руками.

Затем все стихло так же внезапно, как и началось. Я оглянулся по сторонам. Все вокруг было озарено красно-оранжевым светом пожарищ, отовсюду раздавались всхлипывания, рыдания и просьбы о пощаде, многие пытались молиться, прося о прощении и милости у Бога-Яхве если Он все-таки, Спаситель. Наша мать встала рядом с нами на колени, мы последовали ее примеру, чувствуя своими коленками, как по земле пробегает крупная дрожь.

Тут я обратил внимание на странный звук, похожий на отдаленный рокот горной реки или шум огромной толпы людей. Звук раздавался, как бы со всех сторон и постепенно нарастал, наполняя меня еще больше каким-то неподдающимся объяснению животным страхом.

Затем небо озарилось светом, я взглянул вверх и… о, ужас! окруженный ослепительным сиянием и облаками по небу шествовал Христос.

Он был огромен. Он был грозен. Он был величествен. Он был страшен.

Страшен Своей чистотой. Страшен Своей святостью. Страшен Своей праведностью. Страшен Своей силой. Страшен Своей справедливостью. Страшен Своей неземной красотой. Страшен тем судом, который сиял от Его лица.

Я в ужасе закричал и бросился бежать, споткнулся, упал, снова вскочил и побежал, снова упал…, я хотел только одного – поскорее скрыться от гневного лица Господа. Его глаза смотрели только на меня, и пронизывали меня насквозь, не оставляя мне никаких шансов на пощаду…

Теперь, находясь в своем номере гостиницы, я все еще видел перед собой это гневное, сияющее лицо Христа. Может быть именно поэтому, несмотря на множество удивительных рассказов об Иерусалиме, я ни разу не посетил Город Мира за все 29 лет.

Огромным усилием воли я заставил себя встать и подойти к зеркалу. Время шло, и мне нужно было готовиться к встрече, хочу я этого или нет. Мне приходилось читать о том, как было опасно приходить на приемы к царям до нашей эры. Малейшая оплошность в поведение посла могла стоить ему жизни. Про Христа говорили совершенно обратное. По словам очевидцев Он был полон любви и милости, но я тяжело представлял себе, как такое возможно. Тяжело вздохнув, я стал примерять свои костюмы, чтобы выбрать из них наиболее подходящий для сегодняшнего визита к Царю царей. Насколько я знал, никто и никогда не поплатился жизнью за свой визит к Мессии, и эта мысль меня немного утешила.

Зеленый с отливом костюм я отверг сразу – слишком праздничный для такой цели. Черный – слишком мрачный, хотя, может быть, подойдет. Я положил черный костюм на постель и достал белый. Этот костюм мне нравился больше всех. Обычно я предпочитал его, за исключением тех случаев, когда меня приглашали на банкет, поскольку он был слишком марким для таких мероприятий. Я надел белый костюм и посмотрел на себя в зеркало; вид был безупречный, но, когда я представил себе лик Христа, белый цвет вдруг померк и показался мне вызывающим для предстоящей встречи. Оставался еще один костюм – серый. Этот костюм я не любил, и одевал его крайне редко, только по просьбе моей жены, которой, как ни странно, он очень нравился. Когда она собирала мои вещи, костюм неизменно оказывался у меня в багаже.