Страница 1 из 20
Когда-то кто-то умный, а иных на цитаты не разбирают, сказал: «Credo quia absurdum»[1].
Чуть позже не менее кто-то умный решил, что сие молвил Тертуллиан, полным именем которого я бессовестно проверяю друзей на трезвость.
Поверьте, выговорить под градусом Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан в правильной последовательности задача не из простых, а уж вспомнить, чем он собственно знаменит, - задача невыполнимая.
Сложнее только…
Так ладно, отвлеклась.
К чему это я вообще вдруг вспомнила?
К тому, что это чертово «Credo quia absurdum» было единственным, что я смогла посоветовать квартирной хозяйке, когда она поинтересовалась:
- Дорогая, и почему я должна поверить, что просроченную уже на три дня оплату, ты отдашь до конца этой недели?
В общем, признаю: мой ответ был немного остроумным и много глупым, ибо – к моему невезению и величайшему огорчению – эта образованная женщина с латынью оказалась знакома, меня поняла и…
…и дверь квартиры громко хлопнула у моего лица.
А я и мой новенький, красивенький, дорогой, а от того любимый, розовый чемодан очутились на лестничной площадке.
Что ж наручные часики весело отсчитывали девятый час утра, а я не менее весело и заковыристо – ступеньки лестницы, поелику лифт – новый и фешенебельный, прям как дом – находился в режиме вечного ремонта.
Двор встретил меня жарой, духотой, особо ощутимой после прохлады подъезда, бьющим в глаза солнцем и радостным визгом детей.
И пока я прикидывала расстояние «крыльцо-асфальт» и соотносила его с собственными силами, зазвонил телефон.
Настойчиво зазвонил, противно, как он умеет звонить только в самые неудобные моменты. И, конечно, я перетряхнула всю сумку прежде, чем выловить его и, сдувая прилипшие к лицу пряди, прочитать на загоревшемся экране: «Любимый».
Наверное, мое злобное рявканье: «Да?!» было не тем, что от меня ожидали услышать, но на большее моих сил не хватило.
Впрочем, его растеряно-неуверенно-обреченный ответ был тоже совсем не тем, чего ожидала я:
- Солнце, а ты все уже знаешь, да?
- Что знаю, Вадик? - переспросила я, перестав тянуть чемодан и выпрямившись.
И да, согласно законам жанра, подлости, а заодно и Мёрфи, мой любимый – единственный и неповторимый – слезно раскаялся и чистосердечно признался, что в его жизнь нагрянула любовь, точнее вернулась…
…старая, пыльная и пропахшая нафталином, - мысленно и злорадно закончила я…
…единственная, неповторимая и незабываемая, - проныл Вадик.
В общем, любовь – это Кристина, она же боевая подруга детства, она же вечная соседка по парте, она же первая красавица школы, она же первая и, как оказалось, незабываемо-единственная любовь Вадика.
Что ж желаю счастья!
Правда на робкое Вадикино:
- Ну не молчи, Солнце, скажи хоть что-нибудь!
Я проникновенно сказала совсем другое.
Латынью, коя прям-таки привязалась ко мне с утра.
- Pedicabo ego vos et irrumabo[2]… - если быть точнее сказала я, с чувством процитировав первую строчку шестнадцатого стихотворения Катулла.
Вадик латыни не знал, но зато знал меня, поэтому обиделся он проницательно.
- Злая ты, Варька! – сказал, оскорбленный в лучших чувствах, бывший любимый и отключился.
А я со злостью пнула чемодан, сломала каблук и подвернула ногу.
Нет, сегодня определенно не мой день.
К двум часам дня невезение достигло своего апогея и воплотилось в виде приставучего парня, что нарезал вокруг меня круги и зазывательно-оглушительно вопил:
- Девушка, девушка, только сегодня, в последний день весны, примите участие в нашей акции: «Здравствуй, лето, я пришла к тебе с приветом!». Протестируйте наш крем от загара «Белоснежное сияние» и получите в подарок личный дневник! Красивый дневник для красивой девушки! Лучший друг и советчик! С ним вы сможете делиться самым сокровенным!
С чемоданом наперевес уйти быстро, красиво, а главное по-английски, невозможно. Да и солнце, палящее пусть и не в зените, но еще около него, окончательно меня разморило, поэтому, сидя на скамейке в тени аллеи городского парка, я с ленивой усмешкой слушала эту банальную агитацию и изредка поглядывала на часы.
До пяти было еще долго, а раньше Мила – не Люда и не Людмила, а только Мила! – в своем банке не освободится и меня, бедную и несчастную, к себе в квартиру на пару дней перекантоваться не заберет.
Поэтому я смиренно сидела, ждала и скучала. Парень крутился рядом, собачкой скакал за проходящими мимо представительницами прекрасного пола от шестнадцати до восьмидесяти и…возвращался ко мне.
- Девушка…
- Почему дневник? – неожиданно даже для себя и исключительно от скуки, поинтересовалась я. – И почему Фет так безжалостно перевран? Плагиатим?
Парень запнулся, осекся, остановился и растерянно захлопал глазками.
Ну да, привычный сценарий дал сбой. Не он пристает к прохожим, а к нему, да еще и с глупыми вопросами!
Мне же было любопытно, как он выкрутится. Но парень меня разочаровал: хлопнув глазками в последний раз, он жалобно переспросил:
- Фет?!
- Ага, - я охотно согласилась и, округлив глаза, страшным шепотом спросила. - Ты что Фета не знаешь?
- Не-е-ет, - парень нервно сглотнул и с опаской оглянулся, - а он парк держит, да? Бить будет за то, что я тут без разрешения?
Последнее звучало уж совсем обреченно, а я откинулась на спинку скамейки и поняла, что разделяю мнение старшего поколения о необразованности молодежи.
O tempora! O mores![3]
Тьфу ты, чертова латынь!
Ладно, буду надеяться, что про Пушкина юное дарование хотя бы слышало, но сама спрашивать не рискну. Вопреки злым и беспочвенным, конечно, слухам нервная системы у меня все ж была и психика тоже, причем не железная.
Впрочем, глупость – это дар небесный для неглупых, образованных, хитрых и бессовестных гадов вроде меня. И вообще, как пел еще кот Базилио: «Покуда есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки», поэтому прости, Афанасий Афанасьевич!