Молчи обо мне

Вся Женина новая жизнь — ее ожившая фантазия. До мелочей, до деталей. Комнаты, в которых на ромбовидных полках живут экзотические цветы, книги и подставки под журналы, столик в гостиной, отдельный угол для работы, где у нее царит упорядоченный хаос. И плевать, что это несочетаемые вещи. Я словно ныряю в прошлое, где валялся головой у нее на коленях и засыпал под мирный пересказ фантазий, в которых она жила в другой квартире, занималась другим делом и была счастливой матерью.

Все это — облаченное в образы дежавю из моего прошлого.

Даже странно, что я действительно помню такие детали, потому что с трудом могу сказать, о чем сам мечтал два года назад.

— Я могу приготовить кофе, будешь? — предлагает Женя.

Она снова в домашнем комбинезоне темно-синего цвета с глубоким капюшоном и толстых вязаных домашних носках, больше похожих на валенки. У нее всегда беспощадно мерзли ноги, и вся она тряслась от малейшего сквозняка. Даже не представляю, как перенесла беременность с ее вечными болезнями, простудами и насморками без повода. Какой она была? Носила дурацкие комбинезоны с карманами на круглом животе? Заплетала волосы в косички?

— Кофе… буду, — торможу я, спохватившись, что Женя до сих пор ждет мой ответ.

Она кивает и уходит, оставляя меня наедине с сыном.

До сих пор неприятно зудят ладони, потому что пришел с пустыми руками. Женя попросила ничего не приносить, и я не стал делать по-своему. В конце концов, имеет право устанавливать ограничения, раз пока я вынужден видеться с сыном на ее территории.

До сих пор не могу поверить, что она так легко согласилась и ничего не потребовала взамен.

Хельг носится по всему дому, а я лисьим хвостом следую за ним шаг в шаг, комната за комнатой. Самая большая комната в квартире — детская. Места здесь столько, что хоть конем скачи. В смешных ящиках — горы разных кубиков и развивающих игрушек, пара мягких с коротким ворсом лежат отдельно. На полу — удобный ковер, по которому Хельга ползает, словно по гоночному треку. Я присаживаюсь к нему и позволяю уложить себя на лопатки, потому что сыну понадобилось усложнить трассу лежачим препятствием. Он вскарабкивается на меня, нещадно шлепает ладошками по губам и щекам и смеется, когда я пытаюсь поймать зубами его палец.

Никогда не понимал оголтелых родителей, которые любой детский чих превращают в событие века.

И никогда бы не понял, если бы не вот это — мой собственный повод для дурной радости.

Я ждал этих выходных, как проклятый: то и дело дергался на часы, считал дни в календаре. И запретил себе задумываться, поему моя жизнь резко перестала быть легкой и беззаботной. Почему все свелось к одному маленькому мальчишке с восьмью зубами и ямочкой на подбородке, как у Жени, которую я задумчиво тру пальцем, пока Хельг старательно «откручивает» пуговицу с моей рубашки.

Женя появляется через пару минут: я валяюсь на полу и запрокидываю голову на звук ее голоса. Снизу и вверх ногами она кажется совсем мелкой и на секунду как будто той самой женщиной, которую я без сожаления оставил на обочине своей жизни. Но стоит взять сына и перевернуться на живот — и она снова там, Черный пиджак. Неважно, что одета как уютная домашняя девчонка.

— Кофе в гостиной. Я не приношу посуду в детскую, но если тебе так удобнее…

— Спасибо, Жень.

Она ведет плечом, словно от внезапного сквозняка, а потом вкратце рассказывает, где и что лежит в комнате Хельга, когда его можно будет кормить и какие игрушки его самые любимые.

— Я взяла работу на дом, так что…

Наклоняется, чтобы пригладить взъерошенные волосы Хельга, и знакомый запах пряного меда с горечью проникает в меня сквозь ноздри. На секунду я снова непростительно вываливаюсь в прошлое: туда, где мог протянуть руку и дотронуться до нее, и все было просто, без изысков и фейерверков. Тихо, без скандалов и криков.

— Не буду вам мешать. — Женя распрямляется, посылает Хельгу воздушный поцелуй и быстро уходит.

А я снова задумчиво тру ямочку на подбородке сына — единственное, что в нем от Жени.

И понимаю, что это будет очень тяжёлый вечер.

Но на следующие несколько часов я просто выпадаю из реальности.

Мы с Хельгом сперва строим огромный замок из кубиков, который заселяем вырезанными мной бумажными солдатиками, потом сын с громким и счастливым улюлюканьем рушит хлипкую конструкцию, а я валяюсь на полу и просто смеюсь, потому что в этот момент он похож на индейца, который в одно лицо разбил на голову армию конкистадоров. Потом мы долго выбираем книгу для чтения и, наконец, останавливаемся на «Рукавичке». Я впервые читаю что-то ребенку и впервые пытаюсь делать это в ролях. Получается не особенно хорошо, так что теперь уже Хельг громко и заливисто хохочет, когда я несколько раз фальшивлю роль Медведя не басом, а альтом. Украдкой включаю диктофон, чтобы унести с собой каплю сегодняшнего дня и слушать смех своего сына пока буду ждать новой встречи.

Мы еще рядом, но мне пиздец, как больно от одной мысли, что за окном уже стемнело, а значит скоро Женя укажет мне на дверь. Скорее всего — до следующих выходных.

А самое поганое в этом всем то, что я не заслужил всего этого.

Да, был хреновым мужиком для нее, тем еще гандоном, хоть об этом, как и обо всех прочих поступках, я тоже не сожалею. Но если бы я узнал о ребенке, это… многое бы изменило. Говорить об этом теперь уже не имеет смысла — игра сыграна, и мы с Женей отыграли свои роли, хоть даже сейчас я слышу противный отголосок фальши.

Но если бы на ее месте был кто-то вроде Мадам Брошкиной, хрен бы я видел своего ребенка без списка требований длинной до экватора. И это тоже раздражает. Я снова, как и годы назад, не понимаю ни Женю, ни ее поступки. С какой стороны к ней подступиться? Что сказать, чтобы этот Сезам открылся?

И самое главное — хочу ли я его открыть?

Ее голос вытаскивает меня из раздумий, пока мы с Хельгом играем с лабиринтом из деревянных бусин. Мой пацан точно вырастет умным, потому что уже сейчас сопит и пыхтит, но не сдается, медленно перетаскивая бусины по хитросплетениям разноцветной проволоки.

— Пора ужинать. Идите мыть руки.

Не буду анализировать, что сейчас происходит. Просто сделаю, как нужно.

В кухне, где у нее еще и что-то вроде зоны отдыха для гостей, накрыт стол: не ресторанная еда и не фастфуд, на котором я живу последние годы, а что-то охренительно пахнущее пряностями и душистыми травами. Три прибора, один из которых — на детском стульчике. Тарелки и ложки «в морячку» со смешными крабами в капитанских фуражках. И Хельг тут же хватается за ложку, начиная отбивать нескладный ритм. Женя ловко надевает на него слюнявчик, ставит тарелку с присоской на дне, а мне кивает на мое место за столом.

— Хельг любит манку с бананами, — поясняет она, когда я разглядываю с каким аппетитом сын лопает кашу. Без капризов, послушно открывая рот и почти ничего не выплевывая. — У него явно хороший аппетит от положительных впечатлений.

— Я… спасибо.

От аппетита снова не остается и следа, потому что я окончательно перестаю понимать, что происходит. Мы словно этакое маленькое семейство: втроем с ребенком ужинаем в заслуженный выходной. А потом пойдем смотреть телик и заниматься сексом, когда ребенок уснет?

— Ты почти ни к чему не притронулся, Артем, — замечает Женя, присаживаясь поближе к столу. — Честное слово, я ничего туда не подсыпала.

— Снова не послушалась совета сестры? — острю я. Не удивился бы, узнай, что Тася притащила какой-то стрихнин «для Артемки».

— Почему не послушалась? Скорпиона в твой ботинок уже подбросила, а куда деть Черную вдову еще не придумала.

Мы переглядываемся — и смеемся. Тихо, уютно.

Блядь.

— Жень, когда я увижусь с сыном в следующий раз? — Вопрос совсем не в тему, меня же до сих пор никто не гонит в шею, но, чтобы уйти, я должен знать, когда смогу вернуться.

— Я уже говорила, что в любое время. — Она тоже откладывает вилку и тянется к чашке с чаем, чтобы обнять ее двумя ладонями. — На неделе у меня много работы и есть своя личная жизнь, да и ты же все время занят. Не думаю, что это будет удобно в рабочие дни. В следующую субботу, если тебя это устроит. Прости, что пока не готова разрешить тебе забирать Хельга с собой: мне кажется, пара уроков, как сегодня — и этот вопрос перестанет быть актуальным.