Страница 9 из 15
– Может они там контуженные сидят, оберштурмфюрер?– высказал предположение шарфюрер-тезка.
– Проверьте люки,– распорядился Фогт и разведчики полезли на броню.
– Все заперто, оберштурмфюрер,– доложил шарфюрер, первым добравшийся до верхнего люка.– Что делать?
– Постучи и попроси пустить погреться,– зло пошутил в ответ оберштурмфюрер, но шарфюрер не отличался чувством юмора и тут же грохнул автоматом по люку.
– Эй, Иван, открывай. Пусти в гости!– крикнул он дисциплинированно.
Люк мгновенно откинулся и шарфюрер, получив удар в лоб, выпал из реальности.
– Битте зеер,– донеслось до ушей всех остальных, и тушка темная шарфюрера исчезла внутри танка. Люк тут же захлопнулся с треском и оберштурмфюрер не успел никак отреагировать на происшедшее. Только что на его глазах, противник захватил одного из его людей, причем по его же просьбе и что теперь делать в этой идиотской ситуации Фогт не знал.
– Дерьмо,– выругался он в сердцах и врезал металлическим прикладом автомата в броню.– Эй, Иван, выходи!!!– крикнул он и забарабанил часто и непрерывно. Стук этот, очевидно, "иванам" не понравился, так как они в ответ завели двигатель и развернувшись вокруг своей оси несколько раз, вынудили разведвзвод отскочить от него. Затем раздался голос на немецком.
– Считаю до пяти, оберштурмфюрер. Не успеете сбежать, зажарю. Раз, два…– начал отсчет голос и когда произнес,– Пять, кто не спрятался – я не виноват,– взвод диверсантов уже добегал до храма Успения.
Очнувшийся, тем временем, шарфюрер в салоне танка, испуганно пялился на двух русских танкистов в шлемофонах.
Русские выглядели вполне обыкновенными людьми и один из них помоложе, подмигнул ему:
– Здравствуй, Фриц,– поприветствовал он его.– Чай, кофе?– Фриц завертел головой и удивился, что руки у него свободны и на шее по-прежнему на ремне болтается М-40-к. Рожок, правда, русские отстегнули. Не было и "динсдольха" в ножнах.
– Кофе, пожалуйста, господин русский,– неожиданно для себя попросил Фриц и получил в руки горячую кружку.
– Пей, разведка. Служба у тебя собачья. Грейся, нам не жалко,– посочувствовал Фрицу русский, и Штейнер отхлебнул глоток. Кофе, к его удивлению, оказался самый что ни на есть настоящий, от него пахло именно кофе, а не химией с куриным пометом пополам и шарфюрер, невольно расплылся в улыбке. То, что он в плену уже не удручало его простую душу бюргера. Когда Фриц уходил в армию, то его отец, воевавший в Первую мировую и побывавший, как он говорил, у дьявола в заднице, советовал ему, делясь собственным опытом:
– Сынок,– старый, битый жизнью Ганс Штейнер, потрепал сына по щеке.– Сынок, если не приведи Бог, случится война с русскими, сразу сдавайся в плен. Они к пленным относятся лучше, чем друг к другу. Не подставляй лоб под пули. Ты у нас один сын. Помни об этом,– тогда Фриц не придал значения словам отца, отнеся их на счет старческого маразма, но сейчас они ему вспомнились и он спросил:
– Меня расстреляют?
– Размечтался,– ответил русский.– Кофе попьешь, и вали к своим. Нам с тобой возиться некогда.
– Вы меня отпустите?– не поверил Фриц, перестав хлебать кофе.
– А на хрена ты нам тут нужен?– вопросом на вопрос ответил русский танкист и захохотал так заразительно, что шарфюрер не удержался и загыгыкал в унисон.– Просился в гости, пустили. Кофе напоили, пора и честь знать. Мокрый к тому же, как курица, мать твою,– объяснил танкист причины, по которым они не желают держать Фрица в качестве пленного.– Как кофеек, Фриц?
– О! Хороший, очень хороший кофе. Спасибо,– Фриц поймал себя на мысли, что ему совершенно не хочется выползать из этого уютного русского танка со свежесваренным кофе под проливной дождь, и он невольно вздохнул украдкой.
– А что делать?– спросил его русский.– Служба, брат, у тебя не сахар. Понимаем, но тут уж все претензии к своему фюреру. Чего ему не сиделось дома? За каким чертом погнал Вермахт умирать к нам? Померли бы не спеша у себя дома, в постелях, от старости. Так что сваливай. Да, и передай взводному, что в следующий раз обязательно поджарим, если сунется ближе пятидесяти метров. Что за манеры? Ночью спать полагается, а не совать мины под днища танкам. Прощай, Фриц, – люк распахнулся и танкист бесцеремонно подогнал Фрица. Спрыгнув на землю, шарфюрер покрутил головой и побрел в сторону монастыря, сжимая в руке автомат, который русские так и не удосужились у него отобрать. Дождь прекратился, и в небе засверкали звезды. Похоже, что облака дождевые унесло ветром и Фриц, перемахнув через ограду, побежал в сторону своих, бормоча на бегу.
– Раз, два, три, четыре, пять – кто не спрятался, я не виноват,– считалка эта, услышанная им в бессознательном состоянии так привязалась, что избавиться от нее он не мог потом несколько дней, бормоча к месту и не к месту. А когда он явился, цел и невредим, побывав в гостях у загадочных русских, оберштурмфюрер долго пытался вытащить из него хоть что-то существенное.
– Что они говорили? Повтори,– снова и снова заставлял он пересказывать пятиминутный разговор шарфюрера с танкистами.
– Так и сказали "передай взводному, что в следующий раз обязательно поджарим, если подойдете ближе пятидесяти метров",– послушно повторял Фриц.
– А как там у них все внутри выглядит?– докапывался до мелочей Фогт.
– Во!– Фриц показывал большой палец и, приподняв восхищенно брови, таращился на своего командира.
– Что "во"? Выглядит как?– разозлился на тупость шарфюрера оберштурмфюрер.
– Я и говорю, что выглядит очень хорошо. Уютно. Пахнет кофе. Как дома на кухне.
– А необычное что-нибудь бросилось в глаза? Приборы, оружие?– допытывался оберштурмфюрер.
– Оружие? Нет, не видел. Кофе пахло, помню, и музыка чуть слышно играла. Тепло, сухо.
– И тебя кофе угостили?
– Да, оберштурмфюрер. Пей, говорят, нам, говорят, не жалко, говорят,– Фриц вспомнил вкус кофе и сглотнул слюну.
– А почему они тебя отпустили?– последовал следующий вопрос.
– Сказали, что "на хрена нужен". Что мокрый, как курица. Возиться не захотели.
– "На хрена"?– оберштурмфюрер задумался. Он уже слышал это противоречивое словосочетание, которое означало совсем противоположное тому, о чем оно утверждало. Понять его было трудно даже с переводчиком. А звучащее с вопросительной интонацией, вообще означало, что собеседник просто не уважает того, кому этот вопрос задает. А уж если послали на этот самый "нахрен", то можно никуда не ходить, потому что посылающий не имеет в виду конкретное место и если переводить на нормальный цивилизованный язык, то означает, что собеседник попросту просит прекратить полемику.– На хрена,– повторил оберштурмфюрер.– Ну и как ты, Фриц, думаешь, нахрена они тебя отпустили?
– А хрен его знает,– шарфюрер вырос в собственных глазах, сумев ввернуть к месту русское словосочетание.
– Пошель на хрен,– психанул оберштурмфюрер. Вермахт и конкретно приданные ему Ваффен СС, семимильными шагами осваивали русский разговорный и к следующему лету 1942-го уже загибали так, что могли бегло общаться с местным населением на любые темы. Великий и могучий русский язык начал ассимиляцию в тевтонских сумрачных душах, своей самой крохотной частью, пуская в них корни через бранные слова и те из них, кто выжил в этой войне, вернувшись в Дойчланд, уже воспринимали на слух русский язык как нечто почти родное, узнаваемое и неотъемлемое от их жизни. Самая культурная нация Европы, проиграла войну и в этом направлении. Ругались русские гораздо изощреннее и заковыристее немцев, поэтому ни одно ругательство немецкое в русском языке не прижилось за все четыре года войны. Русские знали несколько расхожих фраз на немецком типа "Хенде хох" и "Гитлер капут", и на этом все их познания заканчивались. Зато немцы освоили русскую матерщину повсеместно и у офицеров считалось верхом совершенства, поднять взвод или роту в атаку, обложив подчиненных семиэтажным русским матюгом.