Страница 8 из 54
– Кажись, все!
Ладно, начнем аврал, а там вспомнится. Колчак выходит на шкафут:
– Гини второго парового катера – развести! – Командует он. – Свистать обе вахты наверх, на гини становись!…
Он поднимается на мостик, откуда виднее спуск тяжелого катера. Дело это опасное – легко покалечиться, а то и насмерть матроса придавить. Хорошо хоть не на волне…
– Готова, ваш блаародь! – Докладывает боцман снизу.
– На гинях! Гини нажать. Ходом гини! – Как учили в Корпусе нараспев командует мичман. Никитюк зорко следит за приподнимающимся с киль-блоков катером. Белая махина катера медленно вываливается за борт, покачиваясь над водой. Стопора сняты.
– Ги-и-и-ни травить! – Тянет Колчак, будто впрягает свой голос в нелегкую общую работу. Десятки жилистых матросских рук удерживают на гинях трехтонную тяжесть парового катера.
– Легче, соколики, понемногу травить! На стопорах не зевай! – Подправляет боцман ход аврала, зная по печальному опыту иных спусков, как сжигают тросы кожу на ладонях при самовольном сходе катера на воду. Но в этот раз все обошлось. Катер на плаву и на нем уже разводят пары.
– Раздернуть! Катер на бакштов!
Обратным манером поднимают второй катер. Теперь самое время подавать к трапу капитанский вельбот.
– На первый вельбот! Вельбот к правому трапу! – Командует Колчак. – Рассыльный, доложи старшему офицеру и командиру, что вельбот у трапа! Запыхавшийся матрос бойко сообщает:
– Доложил, вашблародь, командир сейчас выходят!
– Четверо фалрепных на правую!
Первым появляется старший офицер. Он выходит на верхнюю площадку трапа взглянуть на гребцов. Дело серьезное – к адмиральскому кораблю идти. Там уж все на заметку возьмут.
– Фуражки поправить!… Грести враз. Наваливаться как один. Ты уж присмотри, Фролов! – говорит он загорелому квартирмейстеру, сидящему загребным.
– Не сумлевайтесь, вашсокродь, в чистом виде!
Колчак слегка уязвлен тем, что староф, как бы не доверяя ему, сам изучает гребцов и вельбот. Но с адмиралом шутки плохи. Командир и тот идет к нему на инструктаж с поджатым хвостом, и это не скрыть никакими молодецкими покриками.
Едва в дверях рубки возникает грузная фигура командира крейсера, как вахтенный начальник гаркает, что есть мочи:
– Смирно! Свистать фалрепных!!
Командир после контузии турецкой гранатой глуховат и всегда недоволен, что «командуют шепотом». Мичман Колчак, взяв под козырек, становится в затылок старшему офицеру, пожирая глазами, как положено, приближающегося командира. Как бы хотелось видеть в нем бравого морского волка. Но… Мичман Колчак обещает себе, что у него ни в какие лета не будет такого отвислого живота, такой свалявшейся бороды, хоть и подбритой по щекам по случаю визита на адмиральский корабль.
Это всем известный храбрец боев на Дунае тогдашний лейтенант, а ныне капитан 1 ранга Ш. По корабельному прозвищу Шабля. Ко всем прочим физическим недостаткам Шабля отчаянно шепелявит, но самое печальное то, что он не умеет держать себя с офицерами, то сбиваясь на явное амикошонство, то самодурно вмешиваясь в ход простейших событий. Сегодня Шабля встал в проникновенном расположении духа, поскольку пребывал в полной неизвестности причин адмиральского вызова. Всякий раз ему мнится, что флагман вот-вот объявят приказ о его увольнении в запас, ибо он давно уже выслужил все мыслимые для его чина сроки.
– Не беспокойтесь, господа! – Бросает он грустную и ласковую улыбку встречающим его офицерам. – Я сам… Я сам…
Вельбот ощутимо проседает под его тяжестью. Шабля снимает парадную треуголку и осеняет себя крестным знамением.
– С Богом! – Командует он.
Первый же взмах шести длинных весел выносит вельбот на добрую сажень от трапа, затем вторую, третью… И р-раз, и-два… Остроносое суденышко набирает скорость под дружные удары отборных гребцов-молодцов – гордости старшего офицера. Мичман Колчак, заглядевшись на красивую греблю, быстро спохватывается:
– Горнист! Захождение!
Печально-певучий медный глас величаво плывет над рейдом, будто крейсер прощается со своим повелителем.
После того, как гребцы зашабашили веслами у борта адмиральского броненосца, жизнь на крейсере снова вернулась в рабочую колею. Вахтенный офицер в должном порядке распорядился отправкой гребного катера с брезентами, чехлами, матами, ведрами и щетками на песчаный пляж.
– Матвиенко! – Крикнул Колчак старшине шлюпки. – Набери песочка – мелкого – сам знаешь для чего.
Матвиенко знал – для командирского кота, чтоб он утоп, прохвост гадливый! Сколько ж из-за него, подлеца, палубу перелопачивать приходилось. Шабля не прощал и малейшего пятнышка на палубе. В несвежей сорочке мог выйти на люди, но палуба на «Рюрике» всегда отливала ровной матовой поверхностью в цвет яичного желтка.
– Ваше благородие, разрешите обратиться? – за спиной мичмана стоял с поднятой к уху ладонью баталер Прошин.
– Обращайся. – Весело откликнулся Колчак.
– Так что насчет провизии, дозвольте спросить. Будет ли шестерка на берег?
Мичман чуть не хлопнул себя по лбу: Боже, какой верблюд! Про песочек для кота вспомнил, а про провизию… Ведь старшой просил непременно пораньше, а сейчас уже – страшно на часы глянуть – одиннадцатый час!
Вполголоса – вахтенному:
– Свистать на шестерку, артельщиков и буфетчиков наверх – к левому трапу.
Авось, староф не заметит. Но вахтенный унтер-офицер после посвиста дудки, как нарочно, заорал с дурацким рвением:
– Ар-р-ртельщики, буфетчики, ходи к левому тр-р-рапу!
«Ну, что ж ты так орешь?!» – Поморщился мичман. Но было уже поздно. Старший офицер быстро зашагал к нему.
– Александр Васильевич, что это значит? Ты только сейчас посылаешь шестерку?
– Виноват, Николай Александрович! Упустил из виду…
– Упускают бабы белье в проруби!… – Острая бородка старшего офицера задрожала от негодования. Он резко перешел на «вы»:
– Не так уж много я вам поручал, чтобы забывать элементарные вещи! Это не прихоть и не каприз: сейчас они попадут в обеденный перерыв и будут шляться по городу. А потом пойдут толки, что у меня распущены люди. Понимаете, не у вас, и не у командира, а у меня, старшего офицера?!
От дальнейшего разноса Колчака спасает возглас сигнальщика:
– Вашесокродь, командир отвалили от адмирала!
Надо немедленно отзываться, надо править службу, как бы не снедал его гневным взглядом староф.
– Горнист – наверх! – Горестным голосом командует мичман. – Четверо фалрепных – на правую!
Хорошо Матисену, его вахта проходит под сенью ночи. Можно даже закурить в рубке, пряча огонек папиросы. А тут все утро в режиме чеховской Каштанки.
Вельбот несется, красиво рассекая волну. Белые усы под форштевнем взметаются вместе с шестью белыми всплесками ударяющих в воду весел. Гребцы откидывались почти навзничь, и в этот же момент вспыхивало облако брызг над разбитым гребнем. И-эх! Навались! И снова – назад вровень с бортом. Играет с ветром синекрестный флаг. Во всем мире нет красивее гребли, чем на русских капитанских вельботах. Школа!
Снова затянул протяжную величальную песнь горнист – захождение! Командир заходит. Замерли фалрепные на трапе, готовые в любую секунду подхватить командира, если гульнет под вельботом волна. Но Шабля тигром вспрыгивает на нижнюю площадку. От утреннего благодушия не осталось и тени. И староф, и вахтенный начальник вытянулись в струнку, ожидая бури. Мичман Колчак первым предстает перед гневливым начальником.
– Господин капитан 1 ранга, на крейсере Его Величества «Рюрик» вахту править наряжен мичман Колчак!
Обычно Шабля не дослушивает рапорта, отделываясь старческим «Не беспокойтесь!». На сей раз он внимательно выслушивает ритуальную фразу и разглядывает вахтенного начальника так, будто видит его впервые. Не отнимая руки от козырька фуражки, Колчак делает уставной шаг влево.
– Очень плохо, что на крейсере Его Величества болтается за кормой овечий хвост!
И не вымолвив больше ни слова, тяжело переваливаясь, командир скрывается в дверях рубки.