Страница 5 из 29
Стадо, давно и благополучно перебравшееся на ту сторону реки, разбежалось по лощине, а у Терентия появилась возможность полежать на пригорке и снова заняться любезными сердцу воспоминаниями. Почему-то в памяти его вдруг всплыл неприятный случай шестнадцатилетней давности. Тогда он, именуемый Семкой, ошивался на подворье Троицкого монастыря: мать-то кормила шибко плохо. Вот и приходилось кудесить6: то кульбик7 в лесу найдет и съест, то ишшо чо на свалке. Но боле всего было доходно собирать посуду опосля монахов с остатками еды на подворье Троицкого монастыря. И Семка собирал все, что доставалось, иногда разбавляя водицею, а иногда даже менял у таких же, как и он, но никогда не раскрывал своё место доходное. В этих случаях он даже позволял себе покупать пирожки у знакомой тетки. – Курники…8Эх, кака была житуха!
Только однажды всё разом изменилось. – А почему?
А потому как помог он монахам поймать рыжего лешака, да они сами его упустили. Лешак этот и его обманул: схватил и к решетке за волосья притянул. – Аж щаз больно вспоминать! Кажи, кричит, иде трубка? Ака, скажу, дождесси!
─ Тогда он меня так лупанул по башке, аж в глазах искры пошли.! Щаз страшно становитси! Слава боку докадалси монахов позвать криком своим, а то ба… А тот-то лешак-от, усе-таки убек от их… Тьфу, ты, нечистая сила! ─ и Терентий, перекрестившись, плюнул на землю.
Глаза его от страха, что опоганил землю, округлились и он запричитал молитву тихо, крестясь все это время. – В реку сиканул с утесу… Надо ж так-ту! Ох, и страхотишша… С тех пор об ём ни слуху, ни духу. Скинул иде-нидь, лабута!
Терюха так и не смог исправить за все эти годы свой дефект: он по-прежнему вместо «г» выговаривал «к» и этого очень стыдился.
Однако именно с того самого момента, как он помог монахам в поисках воришки их серебряной трубки, круто изменилась жизнь мальчишки: монахи оценили его преданность и отвели в мужской монастырь, испросив согласия у родителей. Так Сёмка сначала стал послушником, а потом и монахом, сменив имя на другое, более благозвучное – Терентий.
Пока молодой монах занимался воспоминаниями, коровы дошли до небольшой балки, обросшей кустарником и редкими деревьями. Внизу тек ручеек, а вокруг него обильно росла изумрудно-зеленая трава, на взгорках переливавшаяся многоцветием. И даже сентябрь, позолотивший березки своим сухим бабьим летом, так и не смог отобрать у трав этот красивый цвет.
Козлобородый монашек, согнав своих коровенок в этот ложок, тут же направился к крутому склону, поросшему травой со всех сторон и прикрытому крупными пятнами зарослей шиповника. Отодвинув рукой колючие ветки, густой шубой закрывавшие прямоугольное отверстие из камня, он устремился в небольшую пещерку, совершенно невидимую со стороны входа.
– Ну, вот чо она тута оказалася? Ить кто-то жа изладил усе енто? – вопросы один за другим рождались в его голове и умирали, не находя ответа. – Да и пошто стена – то така ровная?
В конце концов, махнув рукой на все это, Терентий нагнулся к небольшому камню, который давно и долго расшатывал, очищая каждый раз его стенки от кладки сломанной ложкой, которую нашел на монастырской мусорке, и воткнул обрезок так далеко, как только смог. Камень вот-вот должен был выскочить из своего гнезда, но что-то еще его держало на месте.
Козлобородый, с силой надавив на сломанную ложку, обошел весь камень по периметру, урча от нетерпения и досады. Песок и известка тонкой струйкой сыпалась из щели, предвещая ему быструю победу над непокорным камнем. Ухватившись покрепче, монах дернул камень и услышал хруст. – О, как давно он ждал этих звуков!
Рывок, еще рывок… И глухо хрюкнув, камень, наконец, оторвался от материнского ложа! Даже быстрое падение и удар головой о стенку не омрачили поднявшегося настроения.
– Ух, ты! – возможно радость победы над камнем, а может чувство превосходства над такими же как и он сам монахами – новичками просто уже потому, что у него есть свой тайник, а у них нет, а так же новые возможности, неожиданно открывшиеся перед ним, взорвали все его тело неведомой ранее радостью. Кровь прихлынула в голову, по спине проступил холодный пот, а лоб взмок. Он вытер ладонью лоб, отложив в сторону камень, не отрывая взгляда от углубления в стене. – Будя мене топерича указывать-ту как жить! Щаз и сам знаю!
Терентий явно имел в виду подмастерьев отца Арсения и его самого – художника и мастера по покрытию золотом дерева и металла: не раз козлобородый воришка крал и возвращал назад золотое покрытие с утвари. И все это только потому, что спрятать такое добро было негде. И вот! Вот – настоящий тайник. Терюха хмыкнул, представив только на минутку, как красиво заживет. – Да какие тогда будут дамы!? Да в каких платьях… И все будут его!
Хищная улыбка на бледном лице с жидкой бороденкой смотрелась как никогда жалкой…
Меж тем молния расколола черное небо на две неравные половинки, ударив в землю где-то совсем рядом. Яркая вспышка и резкий оглушительный гром заставил Терюху вздрогнуть, сжаться в комочек и плюхнуться на землю: именно теперь ему совсем не хотелось умирать!
Перекрестившись, он набрался храбрости и выглянул наружу, когда все стихло. Как ни странно, коровы спокойно жевали сочную травку, вовсе не собираясь прятаться от невесть откуда набежавшей грозы. И Терентий бы тоже успокоился, однако резкий порыв ветра, оторвав листья с веток берез, охапкой кинул в лицо тщедушному монаху. – На тебе!
Не успев прикрыться рукой, монашек охнул от боли – нечто острое попало в правый глаз и сильно кололо…
– Ишшо чо, ентова мене только не хватало! – горечь от мысли, что кто-то явно мешает ему закончить перспективное дело, тут же сменилась простым желанием немедленно убрать соринку из глаза.
Он высунул голову наружу и тут же ощутил капли дождя на лице. Взрыв негодования, однако, завершился радостью: удалось, наконец, избавиться от соринки. И снова выглянув из своего убежища, довольный монах погрозил кулаком небу туда, где еще совсем недавно сверкала молния. – Обожди, ужо я тобе!
И на этот раз небо ответило своему подопечному порывом ливня, разом намочившего монашка. Тот не стал дожидаться, когда окончательно вымокнет и, ехидно усмехнувшись, спрятался в глубине пещерки. Особенно за своих коров ему беспокоиться не приходилось: сгуртившись в плотную стаю у края лощины, коровы не без удовольствия подставляли свои спины дождю, отогнавшему их вечных врагов – слепней. Теперь уже ничто не мешало Терюхе заняться устройством своего тайника…
Вечером, перебравшись со своим стадом на монастырский берег возле Ямской, Терюха с сожалением бросил последний взгляд на тот берег и место, где у него теперь был свой тайник. Однако, нечто необычное неприятно поразило его взор – неподалеку от его тайника по лощине, не торопясь, двигался конный отряд с красным знаменем к берегу реки.
– Красныя! Красныя! На том береку! – закричал он отцу Иннокентию, вышедшему его встречать.
– Гони скорее стадо в монастырь! – крикнул тот своему подчиненному, напряженно вглядываясь в то место, куда указал палец Терюхи. Потом резко повернулся и побежал в монастырь. Молодой монах не мог слышать его тихие слова. – Надоть отцу – настоятелю сообчить немедля!
– И-их-а-аа! Хренец пришол моему тайнику! – упавшим голосом произнес козлобородый монашек. Почему-то сразу же ему вспомнился тот рыжий гад, который шестнадцать лет назад схватил его за волосы и лишил всяких надежд на кражу серебряной трубки. – Красныя… Вот, черти! Прости мене, косподи, бяда!
И он с ненавистью хлестал кнутом спины своих ни в чем не повинных коровенок, с ревом несшихся к воротам монастыря. А вокруг него уже и без того только и слышалось вокруг : «Красныя, красныя, красныя…».
Хлопали дверцы келий, гул от топота ног в коридорах больно бил по ушам всякого, кто оказывался там в этот миг. Монастырь готовился к осаде: здесь уже были наслышаны о том, что красные монахов и монашек не жалели, жгли монастыри и храмы. Правда, это было не везде и не всегда… Поэтому и взывали к Всевышнему. – Господи, пронеси эту беду!
6
Кудесить – заниматься чем-нибудь
7
Кульбик – съедобный гриб
8
Куплять курники – покупать пироги с курицей (местное, разговорное).