Страница 13 из 29
Вздохнув свободно от того, что честно обрисовал обстановку, Николай посмотрел снова на Агату, лицо которой стало белее мела. И тут, наконец, до него дошло то, что смутно тиранило голову.
– А не могли бы вы мне сказать, куда ведет второй конец подземного хода? – хотя мысль еще до конца не оформилась, но уже стал понятен ее контур. – Подземный ход! Можно ли им вывести людей? Конечно, если есть выход. Но, раз между монастырями есть сообщение, то…
Так далеко еще его мысль не заходила, поэтому он ждал, настойчиво ждал ответа настоятеля: ведь он как никогда решал в этот момент судьбы многих из тех, кто самоотверженно защищал Веру и Отечество…
Между тем отец Феофан хранил молчание, чуть заметно качая головой. Он находился на распутье. – Вправе ли он, поклявшийся однажды не разглашать тайну подземного хода до поры, до времени, раскрыть ее сейчас?
– Я понимаю вас: вы хотели бы спасти тех людей, которые самоотверженно защищали монастырь… – он смотрел прямо в глаза Гришину только с одной целью. – Можно ли ему доверить эту тайну? Ведь потом обратного хода не будет?!
Гришин не отвел глаз, хотя и ясно прочитал немой вопрос настоятеля.
– Поклянитесь мне, что сия тайна не будет раскрыта никем и никогда! – и все же настоятель решил подстраховаться.
– Клянусь! – произнесли по очереди Гришин и Агата, перекрестившись перед распятьем и поцеловав крест.
– Хорошо, тогда я вам поведаю сию тайну… На середине пути есть дверь, которая ведет в подземный ход под рекой и выводит на ту сторону реки. Вам нужно смотреть на крестик, подобный тому, что Агата видела у нашей двери. Дверь открывается также как и эта, тем же ключом – крестом. Только этим ходом вы и можете вывести своих людей… – он замолчал на некоторое время, а потом добавил – И моих монахов, которые изъявят желание уйти с вами… Этим ходом никто давно не ходил. Во всяком случае – при моей жизни! Готовьтесь… Сегодня же вечером и уводите своих людей! Меня не ждите: мне предстоит еще одно очень важное дело… А теперь, прощайте! Благослови вас Бог!
Он перекрестил их по очереди и подтолкнул к двери кельи. Но стоило только Агате и Николаю выйти, как настоятель тут же позвонил в колокольчик. Через минуту перед ним стояли монахи, с которыми он переносил иконы и золотую утварь в кладовую.
– Помолимся, братья мои: нам пора! – с этими словами настоятель и монахи опустились перед алтарем…
Как только солнышко зависло над монастырскими стенами, Гришин построил то, что осталось от полка.
– Господа офицеры! – обратился он к защитникам монастыря. – Вы хорошо воевали, но противник сильней… Кончаются боеприпасы… Упрекнуть себя нам не в чем: мы сделали все возможное! Поэтому отдаю свой последний приказ: уходим! Уходим организованно, не сдаваясь на милость противнику. Уходим на соединение с Добровольческой армией генерала Деникина!
– Антиресуюсь, как енто мы уйдем, да ишшо организованно? Енто из осажденнова красными монастыря? Могеть, вы, господин полковник знаетя? – ухмыльнулся молодой подпоручик и довольно посмотрел на окружающих.
Но Гришин услышал эту реплику.
– Тут некоторые законно сомневаются, «смогем ли мы уйтить из осжденнова монастыря»? – произнес полковник, подражая говору подпоручика под одобрительный хохоток товарищей, и тут же добавил уже серьезно. – Так вот: за ваше геройство при обороне монастыря, отец Феофан поведал нам одну тайну, которую я поклялся хранить ради вашего спасения. Здесь есть подземный ход, через который мы сегодня и уйдем! И поведет нас по нему проводница – монахиня, сестра Агата…
Когда Агата вышла из двери храма, гул голосов и похотливые улыбки побежали по строю.
– Да я ба за такой-то сестричкой… Куды угодно! – опять ухмыльнулся молодой подпоручик, но в этот раз, стоящий рядом штабс-капитан больно ткнул его в бок. Подпоручик тут же замолчал.
– Завтра к красным прибывает пушка со снарядами. При таком пополнении нам и суток не удержать монастыря… —Гришин увидел как закивали головами в строю его товарищи, отсекая последние сомнения: теперь уже все поняли: пора уходить! И голос командира полка окреп. – А потому, объявляю готовность к выходу в путь через два часа. Всем понятно? Вольно, разойдись… Штабс-капитан Печников ко мне!
Раненный в голову офицер, недавно отвесивший тумак молодому подпоручику, подошел к Гришину и отдал честь.
– Вот что, Печников… – Гришин положил руку на плечо капитану. – Ты уж не взыщи…Путь, видно, будет трудным: этим ходом давно никто не ходил… Так что неизвестно, что нас ждет! Не сочти за труд, возьми на себя замыкание колонны. Дело в том, что двери, которые мы откроем, нужно во что бы то ни стало, за собой закрыть! Поэтому мне с Агатой сзади нужен очень надежный человек. Ну, что, согласен?
– Так точно, Николай Сергеевич! – Печников прекрасно понимал, что Гришин хватается сейчас за любой, даже сомнительный выход из положения, в котором оказался полк. Поэтому и соглашался, что другого пути не было…
Когда Гришин подошел к Агате, которая скромно сидела на камне у входа в храм и молча ждала, когда все будут готовы к походу.
– Агата, простите меня… – просто и проникновенно произнес Николай Сергеевич, вкладывая в них все то, за что страдал все эти дни и ночи. – Я виноват!
– Николай Сергеевич, и вы простите меня… – она смотрела на него своими большими синими глазами, прекрасно понимая, что уже никогда не сможет больше сказать ему самого главного, а потому вдруг решилась произнести это. – Я ведь вас давно люблю… Поэтому и ушла в монастырь… Да вот, не удержалась! И мне очень, очень стыдно… Говорю вам это сейчас, потому как никогда и нигде… ничего… между нами быть не может! А за то… Я вам очень благодарна!
И слезы одна за другой прокатились по ее щекам.
Буря чувств прокатилась по душе Николая, обжигая и высушивая все, чем дышал. – А может это и к лучшему? Ну, было! Да прошло… Так останемся благодарными друг другу… Останемся? Господи, помоги мне победить самого себя!
И, уже сухим от переживания голосом, сказал. – Значит… Через два часа… Здесь!
– Через два… Здесь! – почти глотая слезы, произнесла она…
Два часа прошли как одна минута.
После того, как закрыла за всеми дверь, Агата пошла впереди, держа в руке факел. Колонна из офицеров и монахов, пожелавших присоединиться к ним, с горящими факелами медленно шла по коридору подземного хода. Часть офицеров несла раненных: они стонали, бредили, нагоняя зловещий страх на остальных. Очень скоро появились и недовольные. И все же пока каждый из них надеялся на лучшее…
Гришин вел счет шагам, после того как ему сообщила их число Агата, которая с факелом в руке шла впереди и внимательно осматривала почти каждый камень в поисках желанного крестика, о котором предупредил их настоятель. Сердце монашки билось от страха то часто-часто, то медленно-медленно, бросая ее в холодный пот. И не будь у нее той ответственности за жизни людей, вверенных ей самой судьбой, давно бы умерла от страха.
Но чем дальше шла она по подземному ходу, тем сильней будоражили светловолосую голову такие мысли. – Господи, дай этим людям выбраться отсюда живыми! Ведь сколько среди них раненных и увечных… И каждому из них хочется жить… А сколько женщин и детей их ждут где-то? Ведь у многих из них есть где-то семьи, любящие их жены и дети… Зачем же ты все так устроил? Почему брат идет на брата, сын на отца, красные на белых… Какие же они враги? И те и другие – люди русские… Так зачем же им убивать друг друга? Жили бы мирно… Ведь каждого где-то ждет мать, или жена, или сестра, или сын…Помоги же им, господи! И мне помоги их вывести… отсюда!
Так шла она и уже не знала, то ли шепчет свои мысли, то ли молча проговаривает их. Желанный крестик появился неожиданно: Агата от радости, что всевышний все-таки ее услышал, чуть не вскрикнула, немедленно указав на него пальцем Гришину, достав свой крест-ключ, она вставила его в найденную ею щель и повернула: заскрежетало что-то, наполняя сердце радостью и гордостью.