Страница 3 из 6
На следующий день я чувствовала себя лучше. Смена проходила как обычно, когда Анна Николаевна (за глаза мы называли ее тетей Аней), наша табельщица, подошла ко мне и попросила подойти в табельную, как только появится свободная минутка.
– Чай будешь? – спросила Анна Николаевна, когда я зашла к ней в кабинет.
– Нет, спасибо. Я ненадолго отлучилась. Что-то произошло?
– Нет-нет, все нормально. Настя как себя чувствует после вчерашнего?
– Да вроде нормально, – ответила я, не понимая, зачем меня вызвали.
– Это хорошо, что она быстро отошла. Но я тебя пригласила по другому поводу, – и тетя Аня замялась, потом открыла ящик письменного стола и достала оттуда конверт. – Вот, тебе попросили передать.
– Это что, премия? – пошутила я, все еще не понимая, что происходит.
– Нет, тебе просил передать это письмо один молодой человек.
– Что за человек? Что там написано?
– Так! Возьми письмо и прочитай. Я не знаю, что там написано. Меня просили передать тебе инкогнито, я это сделала – дальше сами разбирайтесь! – рассердилась Анна Николаевна и демонстративно уткнулась в документы.
Когда я вышла из кабинета, то не смогла сдержать любопытства и вскрыла конверт. В нем было признание в любви, написанное корявым почерком и с ошибками. Да, у нас были парни в цехе, но я их не рассматривала как ухажеров. Зачем мне это? На работе надо заниматься работой, а не всякими глупостями!
В тот же момент по коридору пронеслись охранники, чуть не сбив меня с ног. Я ничего не понимала, но все-таки за ними, чтобы посмотреть, что случилось. Они скрылись за дверью мужской душевой, а чуть позже туда забежал и заводской медик. Я поняла, что сейчас все равно ничего не узнаю, и вернулась на рабочее место. Только к концу смены до нас дошли слухи, что один из работников умер в душевой от передозировки наркотиками.
Мой трудовой стаж шел, и с каждой сменой я матерела: мне уже было привычно то, от чего я шарахалась первый месяц. В один из дней мастер подошел ко мне и попросил задержаться после смены (цех тогда не успевал с планом, и после работы оставляли то одну бригаду, то другую). Я спокойно могла отказаться, но понимала, что потом и он пойдет мне навстречу в какой-нибудь просьбе. В тот вечер в пролете остались я с Лешкой (токарем с соседнего станка), крановщица Раечка, стропальщик Пашка, еще пара работников и мастер. Первые полтора-два часа все работали. Потом, когда наш мастер убежал на другой участок, все работники, в том числе Лешка, стали стекаться к небольшой бытовочке, в которой стропальщики и иногда крановщики пили чай.
– Пойдем, Саш, замахнем, – на полпути повернулся ко мне Лешка.
– Замахнем чего? – не верила своим ушам я.
– Чего-чего? Водочки! Чтобы работалось легче, – и Лешка как-то безобразно улыбнулся.
– Ты сейчас серьезно? – недоумевала я.
– Ну, да. А че?
– Во-первых, я не пью! Во-вторых, тебя не смущает, что мы сейчас на работе?
– Да немного же выпьем-то! Тем более мастер убежал. Его как минимум час еще не будет.
– Нет, я не пойду. Хочу бегом все сделать и уйти домой.
– Как хочешь, – и Лешка скрылся за станками.
«Вот народ! – думала я. – Ничему их жизнь не учит. Разве нельзя напиться после работы? Тем более Раечка – она же за управлением краном. Трезвая-то работает невнимательно, а что будет, если выпьет?»
Через некоторое время вернулся довольный Лешка и продолжил работать.
– Леш, а Раечка тоже там сидит? А то мне тару надо освободить от стружки.
– Да, была там.
Я направилась в сторону бытовки. Я дошла до бытовки, дернула дверь и поняла, что та заперта изнутри. Вокруг – никого, но и на кране было пусто. Что мне было делать? К мастеру обратиться было нельзя, так как сдала бы свою вечернюю бригаду, но и работать я не могла с переполненной тарой. Пришлось мне вернуться к Лешке и пытать его.
– Где мне найти Пашку и Раечку?
– Я же говорю: в бытовке, – не поворачивая головы, ответил коллега.
– Их там нет, она заперта.
– Постучи. Видимо, закрылись, чтобы мастер не спалил.
– Да мне как-то неудобно. Может, ты сходишь – скажешь, что надо скантовать тару? – аккуратно попросила я.
– Ладно, жди меня здесь.
Лешка подошел к бытовке и постучал – ему не открыли. Он постучал снова. Через некоторое время дверь «укрытия» открылась и показалась голова Пашки. Он выглядел растрепанным. Следом за ним вышла Раечка, поправляя прическу и застегивая пуговицы на рабочей рубахе. Лешка им что-то сказал, после чего они как-то зло посмотрели в мою сторону, и по их губам я отчетлива могла прочитать маты.
– Сейчас они скантуют твою тару, – вернувшись, заверил меня коллега. – Помешала ты им, – и снова Лешка как-то нехорошо засмеялся.
– Допить, что ли, не дала?
– Ага, – и он заржал.
– Эм… – это все, что я смогла вымолвить. То есть алкоголь и наркотики на рабочем месте – это был еще не предел аморальщины. И мне стало как-то противно от всего этого.
Я рассказала про это Насте, и у нее тоже глаза на лоб полезли.
– Прямо в бендежке? В рабочее время? – переспрашивала она.
– Вооот, я тебе про это и говорю!
– Какой ужас!
– Хотя чему удивляться, если даже в любви признаются через табельщицу!
– Это ты о чем? – не поняла Настя.
– Да ни о чем, – замялась я.
– Давай-давай, рассказывай.
– Да что рассказывать-то? Передала мне тут тетя Аня письмо, а там признание в любви. А кто адресат, не знаю.
– Да это, наверное, наладчик, который тебя спас от горячей стружки.
– Думаешь, наладчик? Он ведь такой деловой, зачем ему заниматься этими глупостями? – именно наладчиком, а не по имени мы называли кудрявого парня, который обычно задания выполнял неспешно и все время ссылался на какие-то важные дела. Обычно важными делами были игры типа домино.
– Думаю, он, – улыбнулась Настя.
– О, боги! Этого мне еще не хватало! Мне такие ухажеры не нужны. А почему ты вообще подумала, что это он?
– Я видела, как он к тете Ане заходил, а потом через какое-то время ты вернулась с конвертом. Видимо, ты ему ничего не ответила, а потом он на меня стал засматриваться. Вот так вот, подруга.
– И как он тебе?
– Нет, ты что?! У меня в жизни еще не так все плохо, – и мы в один голос засмеялись.
Дело не в том, что мы хотели обидеть наладчика. Просто он не был нашим с Настей идеалом. Мы с ним были разные по характеру, разные по образу жизни, разные даже в амбициях. Я до сих пор не имею привычки все делать долго или ссылаться на занятость. Особенно на заводе была распространена фраза «Бумага должна отлежаться», но в моей ситуации, бумага быстро дошла до меня. Поэтому я была безумно рада, что коллега мне признался в любви в письме, а не лично.
Но я рано расслабилась! Через некоторое время объявился еще один ухажер. Мы с Настей собирались домой, когда ко мне подошел уже известный тебе токарь Лешка и завел разговор:
– Ты уже собираешься? – спросил он.
– Да, мы же раньше уходим.
– Может, сходим в кино сегодня?
– В кино? – я не ожидала от него такой прыти, и пыталась придумать, как отказаться.
– Ну, да. Сегодня как раз премьера одного крутого фильма, – настаивал Лешка.
– Не получится. Мы с Настей сегодня договорились пойти по делам.
– Жалко. А завтра?
– Нет, Леш, завтра тоже не получится.
– А что так?
– Потому что у меня есть молодой человек, и ему это не понравится,– соврала я.
– А что такого, если мы с тобой сходим в кино, тем более он же тебе не муж!
– Значит, так, Алексей! У нас с тобой ничего не получится, потому что я против отношений на работе.
– Так мы можем с тобой после работы, мы же это, как его, не как Раечка и Пашка, – неудачно пошутил он. От этой шутки меня передернуло, и Лешка мне стал ужасно неприятен. Я изобразила на лице улыбку и, развернувшись, пошла в душевую, показывая всем своим видом, что больше не желаю с ним разговаривать.
Выпить среди смены на рабочем месте, обсудить грязные подробности, подкатить к молодой девчонке – в этом был весь Лешка.