Отшельник

В этот день Алексей принес домой продукты – это была селедка, подсолнечное масло и халва. Мать с подозрением смотрела на трофеи сына, как бы догадываясь, что-то здесь не так. Но мальчику все же удалось убедить её, что он разгружал с ребятами вагоны и на заработанные деньги купил еды. Вечер удался на славу, такого праздничного стола не было давно, но, тем не менее, какое-то напряжение между домочадцами все же присутствовало.

Ночью Лёша практически не спал, в его душе происходило настоящее сражение с собственной совестью. Он пытался найти в свое оправдание всевозможные аргументы. Но совесть настойчиво обвиняла его:

– А если у этого дядьки трое, а то и более детей и они теперь сидят голодные?

– А мы с Настей и с мамой, что, не голодаем? А папка с этой длинноногой, пожалуй, не только селедочку кушают, еще и чаи с конфетами в обверточках гоняют.

– Но ты ведь не знаешь этого человека. Он-то при чем?

– Все они в этом ДЕПО такие, как папка – знаю я их…

Прошло дней семь. Детали произошедшего события немного позабылись в памяти подростка. Наличие денег в его кармане заглушало крики совести. Теперь он мог позволить себе иметь собственную пачку папирос «Казбек», а сестренке купить пряников. Кто-то из великих сказал, что цель оправдывает средства, и это ему пришлось по душе. Со школой он окончательно порвал, в то время это было привычное дело, ребята рано становились рабочими по причине нехватки мужской силы в доме.

Парень взрослел. Налеты, совершаемые компанией, становились более дерзкими, в их арсенале появилось оружие, а это уже квалифицировалось, как разбой. Поэтому работники МУРа взялись за эту банду всерьез. Как-то на очередном ограблении парни прокололись и кинулись врассыпную, каждый спасался, как мог. Два молодых оперативника побежали за Алексеем, в темной подворотне, наступив на обломок кирпича, парень подвернул ногу, тут его и арестовали милиционеры. К вечеру он уже находился в камере предварительного заключения, среди «разношерстных» уголовников. Ему показалось, будто он почувствовал какое-то облегчение, что-то свалилось с его плеч. На подсознании он понял – наказание заслуженное, это кара Господняя за его злодеяния.

Началось следствие, допросы. Пацан хоть и был небольшого роста и щупленький с виду, но характером выдался твердым. Все усилия следователя «расколоть» не увенчались успехом – Лёша никого не сдал.

Суд, приговор, и молодой налетчик пошел по этапу отбывать срок в детскую трудовую исправительную колонию…

Находясь в следственном изоляторе среди уголовников, новоиспеченный З. К. наслышался о порядках, существующих в зоне. Поэтому теоретически он был готов к лагерной жизни. Но, теория теорией, а практика есть практика.

Закончился период карантина, и Лёха предстал перед группой парней с красными повязками на руках. Все новенькие проходили «обработку» – что-то вроде вступительных экзаменов.

– Ну, так с кем ты будешь – с ворами или с активом? – задал вопрос парень совсем не малолетнего возраста. Как выяснилось позже за хорошее поведение и проводимую воспитательную работу в лагере, по достижении совершеннолетнего возраста, активистам давали возможность досиживать свой срок, в малолетних исправительных колониях, в качестве наставников. Бытует мнение, что если их отправить на взрослую зону, то за помощь властям их или убьют, или в лучшем случае «опустят». Поэтому они шли на любые контакты с начальством – только бы не попасть на «взросляк».

– С ворами, – озвучил заранее заготовленный ответ Алексей, в этот момент сзади ему на голову обрушилась шахматная доска. Он, потеряв равновесие, упал на пол, несколько человек принялись его пинать ногами. Затем испытуемого вновь поставили перед переростком и задали тот же вопрос, ответ последовал: – Я – вор и буду с ворами. Процедуру «обработки» повторили несколько раз, но парень не сломался.

– Ладно, веди его в барак, позже разберемся, давай следующего, – недовольно промямлил старший. Процедура прописки закончилась и Лёша влился в суровые будни лагерного бытия. Подневольное времяпровождение, скудное питание, прессинг со стороны парней в повязках – всё это заставило Алексея вспомнить о Боге.

Молитва стала больше и больше овладеватьего сознанием. Парень начал замечать, что вспоминая о своих злодеяниях и прося прощения у Бога, на душе становилось легко и спокойно. Мрачное окружение начинало видеться совершенно по-другому, оно воспринималось, как должное, как промысел Божий. Диалог с Творцом позволял открыть немощи душевные, приходила внутренняя уверенность, бытие обретало смысл и появлялся «свет в конце тоннеля».

Над Алексеем, на нарах сверху подселили паренька, его звали Филипп. Ростом он был повыше и в плечах шире его, на деле же – нерасторопный. О таких обычно говорят мямля. Ему и доставалось от всех. В принципе, в подобных местах имеет приоритет «закон курятника» – это когда для самоутверждения бьют слабого. Филиппа затюкали, и он на всех смотрел испуганными глазами, как мышь на кошку в последние мгновенья жизни.

Однажды утром Алексей встал по команде «Подъём» и увидел Филиппа, всхлипывающего у своих сапог.

– Что случилось? – спросил он глядя ему в глаза.

– Кто-то опорожнился в мой сапог, – обреченно ответил тот.

– Значит, слушай меня внимательно, – начал наставления Алексей, – чтобы с тобой ни делали, не вздумай обуть сапог. Понял? Или я сам тебя убью. Закончив монолог, он оделся и выбежал на плац на утреннюю зарядку. Когда перешли к водным процедурам, рядом с умывальником появился Филипп. Алексей вопросительно взглянул на его обувь. – Дали другие сапоги, наверное, побоялись, что узнает начальство, – отрапортовал довольный исходом событий парнишка. Это была их первая победа, которая укрепила новичка.

Вечером у них вновь состоялся разговор:

– Лёш, как тебе удается в такой обстановке быть всегда спокойным и не прогибаться?

– Мне Бог помогает.

– Как это?

Всё, что Алексей узнал от бабушки Марии и от матери об Иисусе Христе он поведал своему новому другу. Филипп слушал с открытым ртом, он вырос в семье атеистов и с жадностью поглощал информацию, о Спасителе понимая, что сила духа у его нового товарища была дарована ему откуда-то извне. В обеденный перерыв на клочке бумаги из-под пачки соли карандашом Алексей написал молитву «Отче Наш» и отдал Филиппу, тот заучил её наизусть и стал молиться. Ребят объединила вера в Бога, и дальнейшее их пребывание на зоне протекало под защитой Творца. Парни старались добросовестно с молитвой выполнять свои обязанности, и остальные их словно перестали замечать. Заключенные с соседних нар обратили внимание, что друзья вели себя спокойно и уверенно, и примкнули к их молитвенному кругу. Теперь все свободное время единомышленники проводили в беседе о Боге и молитве. Алёша многое понял, осознал и переоценил. Дни, недели, месяцы сменяли друг друга, вплетаясь в годы, так незаметно срок его подошел к концу. Алексей прекрасно понимал, что в прежнюю компанию ему дороги нет. Из жизненного опыта он вывел свою аксиому – «что такое хорошо, а что такое плохо»…

И вот за его спиной конвоир затворил ворота – он свободен!

Теперь Лёша твердо знал – дальнейшей его жизни без Бога быть не может …

II

Ласковое весеннее солнышко приятно согревало исхудавшее тело молодого человека, весело шагающего вдоль отсыпанной гравием дороги. – Вот она какая – свобода! Казалось бы, и воздух тот же, но нет, воздух все же другой – он пьянящий и ласковый, не тот, что в лагере – мрачный и колючий, – рассуждал Алексей. По обеим сторонам дороги приветливо шумел березовый лес. На дорожном указателе, «проплывающем» мимо, было написано «Горловка, 15 км». Возможно, при других обстоятельствах это считалось бы немалым расстоянием для пешехода, но не в нашем случае. Не успел Алексей вдоволь насладиться просторами матушки России, как дорога закончилась, и он вошел в здание железнодорожного вокзала. Достав из бокового кармана спецовки справку об освобождении и деньги, выданные ему на дорогу, купил билет. Мимо то и дело сновали пассажиры, все они были одеты в яркую гражданскую одежду, это сильно «резало» глаз бывшему арестанту, привыкшему к тёмным пейзажам на зоне. Его же из толпы выделяла стрижка и спецодежда, поэтому некоторые граждане сторонились его и смотрели искоса. Взяв билет и сдачу, он прошел в буфет, там купил буханку хлеба (на большее денег не хватило). Что ж, для полуторасуточного пропитания в поезде не так уж и плохо. Откусив пару раз от горбушки, Лёшка понял, что ему совсем не хочется есть, хоть с утра ничего во рту не было, свобода пьянила. На душе было тревожно. Все происходящее вокруг словно его не касалось, еще не верилось, что он на воле. Положив хлеб в дорожный мешок, парень вышел на перрон, голос из репродуктора объявил о прибытии его поезда…