Страница 8 из 14
«Пред кем? Пред людьми? – Вассиан загрохотал так, что невольно сделал свидетелями разговора всю свиту царскую. – Да какое тебе дело до людей?! Как ты можешь быть грешен перед ними, если не судьи они тебе? Ты царь милостию Божией, только перед Ним тебе ответ держать. Вот перед Ним ты грешник, великий грешник! Он тебе державу вручил, чтобы ты управлял ею по слову Его, а ты ее советникам перепоручил. Советники о своем советуют, им до тебя дела нет, до трона твоего, до семьи твоей. О том только твоя мысль должна была быть, о самовластии своем, о троне своем, о помазании Божием! Советников умных государю не надобно, царь и так умнее всех, это Бог решил. Любая его мысль – от Бога, а вот у советников может быть и от Бога, а может и от людей, а то и от лукавого, сразу не разберешь. Гнать надо прочь всех, которые с мыслями, так оно вернее выйдет. Государь должен править, а подданные подчиняться и волю его неукоснительно выполнять, думать им не положено. Умнейший непременно государем овладеет и станет править вместо него». Особенно же порицал Вассиан Сильвестра и низкородных Адашевых, выделяя одних лишь бояр Захарьиных-Юрьевых.
Пророчество о гибели царевича Димитрия исполнилось на обратном пути с Белозера. К исходу третьей недели царь со свитой на ладьях, богато убранных, подплывали к Угличу. Извещенный заранее, весь город высыпал встречать царя. Впереди, у самой пристани стояли епископ угличский и игумены всех монастырей и все священники в ризах торжественных, за ними дети боярские и приказные, потом выборные земские с купцами, а уж за ними море люда простого. Вот причалила ладья царская к пристани и под крики приветственные ступили на сходни: впереди царь Иоанн с царицей Анастасией, за ними, чуть поотстав, мамка несла на руках младенца Димитрия, ее под руки поддерживали брат царев Георгий и князь Дмитрий Оболенский, за ними шли другие бояре, царя в пути сопровождавшие. Сходни проломились, увлекая в воду мамку с царевичем и ближних бояр. Спасли всех, кроме царевича Димитрия, которого, тесно спеленутого, быстрое течение далеко унесло.
[1554 г.]
Марта 28-го царица Анастасия родила второго сына, нареченного Иваном. Государь в новом, составленном тогда духовном завещании объявил его наследником трона в случае своей смерти, опекуном же юного царя и государственным правителем на время его несовершеннолетия назначался князь Владимир Старицкий. Он же провозглашался наследником в случае смерти царевича в малолетстве. В свою очередь со Старицкого повторно взяли крестоцеловальную запись, что будет он впредь верен совести и долгу и не будет щадить даже матери своей, Евфросиньи, если замыслит она какое зло против царицы Анастасии и сына ее, что не будет он знать ни мести, ни пристрастия в делах государственных и не будет делать ничего без ведома Царицы, Митрополита и боярской Думы. Заодно сократили количество воинов на дворе Старицких в Москве до ста человек.
Тогда же привели к присяге и других бояр. Многие из них, опасаясь, что не сойдет им с рук бунт во время болезни Иоанна, и памятуя советы епископа Вассиана, данные царю, навострились за рубеж утечь. И первым из них был князь Семен Ростовский, один из главных бунтовщиков. Собрал он в побег всю свою семью, братьев с племянниками, а вперед выслал боярина своего ближнего, князя Никиту Лобанова-Ростовского, чтобы тот с королем Польским обо всем предварительно сговорился. Князя Никиту, летевшего без подорожной, в Торопце задержали, допросили и так узнали об измене. Царь приговорил зачинщика побега к смерти, но затем смягчил приговор, приказал выставили князя на позор да сослать потом на Белозеро. То же было и с другими боярами и детьми боярскими, в изобилии отлавливаемыми на границах с Литвой. Никого из них лютой смертью не казнили, что многие связывали с заступничеством царицы Анастасии и бояр Захарьиных-Юрьевых.
Вместе с тем утвержденные Собором Земли Русской изменения уклада жизни подвигались медленно, и изо дня в день царю доносили: бояре кормятся пуще прежнего, народ земский суд вводить не хочет, воровство и разбой не спадают. А тут еще язва смертоносная навалилась на западные области, во Пскове и окрестностях уже больше десяти тысяч было погребено в скудельницах, не считая схороненных тайно в лесах и оврагах.
И из земель восточных, только что вроде бы усмиренных, приходили вести одна другой хуже. Луговые и горные жители убивали Московских купцов и детей боярских на Волге, только успели отловить и казнить сотню злодеев, как взбунтовались вотяки и луговая черемиса, отказались платить дань, чиновников поубивали, стали на высокой горе у засеки и там разбили стрельцов и казаков, посланных усмирить их. Восемьсот воинов полегло в том месте, да пятьсот в другом, да триста в третьем. А воеводу Бориса Салтыкова в одном из сражений взяли в плен и зарезали. Вспоминался совет бояр, что следовало Иоанну остаться на какое-то время в «подрайской» Казанской земле до полного усмирения. Теперь же некоторые бояре из думы царской в другую крайность кинулись: шут с ней, с этой проклятой Богом землей, бежать оттуда надо и войско вывести. Только твердость бояр Захарьиных-Юрьевых сохранила эти земли для Руси.
Из главнейших достижений того времени было установление связей прочных с королевством Английским, которое еще недавно краем Земли считалось, но о котором слышали мы много хорошего. В начале осени 1553 года английский капитан Ченселор высадился на берег у монастыря Святого Николая в Двинском заливе моря Студеного. Принят же в Москве он был лишь весной 1554 года с великим почетом. Капитан передал царю письмо короля английского Эдуарда с изъявлением желания завести торговлю между державами нашими, царь ответил согласием с удовольствием явным и отпустил капитана назад в его землю. По возвращению капитан Ченселор так описывал царя русского: что-де видом он силен, красив и грозен, но к забавам разным, даже и охотничьим, не пристрастен и уединение любит.
[1555 г.]
Пришло время пожинать плоды победы Казанской. Царство Казанское усмирили, хотя и с трудом, Астраханское же ханство привели в покорность малой кровью, остальные, устрашенные новой силой Русской, сами в очередь выстроились, чтобы верноподданнические чувства изъявить. Первыми явились черкесские князья, за ними грузинские. Князь сибирский Едигер прислал вельмож своих в Москву поздравить царя Русского с завоеванием Казани и Астрахани и пообещал впредь дань платить. Тогда прибавили в титуле царском на грамотах еще одну строку: Властитель Сибири. Цари Хивинский и Бухарский прислали своих знатных людей в Москву, ища расположения царя и подтверждения давних прав свободной торговли на Руси, что сопровождалось дарами богатыми. Не то ногаи дикие – их хан Измаил сам попросил подарки за свою присягу на верность. Из врагов старых остался лишь царь крымских татар, который заносчиво требовал дани от царя Русского и продолжал набеги грабительские, доходя иногда и до Рязани.
Тут в Думе царской начались споры, куда направить дальнейшие завоевания. Адашев, Сильвестр, Курбский и вся их Избранная Рада настаивали на походах в восточные и южные земли. Бояре ближние Захарьины-Юрьевы указывали на Запад, говоря, что необходимо нам искать пути к морю Северному, чтобы, утвердившись на его берегах, завести торговлю со странами европейскими. Продавать мы могли бы зерно и сало, лен и меха, покупать же пряности, фарфор, кость слоновую, медь и другие металлы, камни драгоценные и прочие украшения, товар товаров, за который платили золотом вес на вес – шелк, а также изделия ремесленников европейских, которые были много искуснее наших. Также мы могли бы беспрепятственно приглашать лекарей, учителей, живописцев, рудознатцев, воинников умелых для службы царю Русскому и обучения людей наших, ибо во всем этом мы сильно от стран европейских отстали, а иного и вовсе не имели. Польша же, Ливония и Швеция сих необходимых нам людей не пропускали, опасаясь усиления державы Русской.
Царь Иоанн был во всем согласен с боярами Захарьиными-Юрьевыми, и тут Избранная Рада предприняла поход дерзкий и самовольный. Юный воевода Даниил Адашев, по наущению брата своего Алексея Адашева, с восемью тысячами воинов построил близ Кременчуга ладьи, спустился к устью Днепра, взял по ходу дела на море два корабля крымских и обрушился на древнюю Тавриду. Две недели веселился он на просторе, загнав хана с войском его в горы, выжег всю западную часть Крыма, невольников Русских и литовских освободил без счета, добычу богатую набрал и со всем этим приплыл к городу Очакову. Но в числе пленных, взятых на кораблях и в Крыму, оказались турки, что вызвало неудовольствие султана турецкого. От войны большой едва откупились дарами щедрыми и более о походах на юг уже не помышляли.