Сделка

У Салли были самые большие голубые глаза, какие я когда-либо видел, но в этот момент они стали, кажется, еще больше. Ее длинные белокурые волосы были затянуты в тугой узел на затылке. На ней были надеты бледно-голубая блузка, синяя юбка, шелковые чулки. Она сбросила свои туфли на каблуках и чувствовала себя как дома.

Салли не приходила ко мне лет пять.

- Ничего себе приветствие. Геллер, - сказала она. Я вздохнул с облегчением. Я встал и закрыл за собой дверь, защелкнул щеколду и с легкостью отбросил свой пистолет на пустой стул.

- У меня был непростой день, - сказал я, стаскивая пальто. Комната, в которой мы находились, небольшая, но в дальнем ее конце была маленькая кухня, как раз возле окна, выходящего на Норт-Кларк-стрит. На стены были наклеены обои в желто-коричневую полоску - как у тигра. У меня были радиола, дверь с внутренним ящиком, в который изнутри кладется а снаружи вынимается одежда для чистки, и большой книжный шкаф.

И Салли.

Она не была высокой, а теперь, когда я стоял возле нее, она и вовсе казалась ребенком, который хотел сделать что-то хорошее, а теперь боялся получить нагоняй за свои шалости.

- Я не думала, что ты будешь против, - сказала она. - Я пококетничала с портье, и он дал мне ключ.

- Это помогает мне решить одну загадку, над которой я долго бился, заявил я.

- Какую?

- Интересуется этот парень девушками или нет. Салли улыбнулась своей широкой, открытой улыбкой. Затем она встала, разгладив юбку и откинув плечи, чтобы я мог убедиться, что тело ее все еще было прекрасным, если я еще в этом сомневался.

- Почему ты не поцеловал меня? - спросила Салли.

И я обнял ее.

Она была такой чудесной в моих объятиях. Впрочем, думаю, Салли была чудесной где угодно.

Это было так давно. И сейчас мимолетный поцелуй сначала напомнил нам, как хорошо мы знали друг друга раньше. И прежде чем наше объятие прервалось, мы вспомнили, как давно это было, какими мы были неловкими. Мы сидели друг против друга тогда и не знали, что сказать.

Я заговорил первым.

- Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

- Ты такой любезный собеседник. Геллер.

- Я известен как дамский угодник. Замечательно снова тебя видеть. Это великолепно. Это ясно без слов.

- Нет, не ясно. Скажи еще раз.

- Замечательно снова тебя видеть. Великолепно.

- Вот так-то лучше, - она приподнялась и снова поцеловала меня нежно, но быстро. Но это было очень приятно.

- Прошло больше пяти лет, Элен. Ее улыбка вдруг стала грустной.

- Наверное, - сказала она. - Потому что это было еще тогда, когда все называли меня Элен.

Ее настоящее имя было Элен Бек, когда я познакомился с ней в тридцать четвертом. Она наняла меня, чтобы проверить своего поклонника. Я привык называть ее настоящим именем, по крайней мере, иногда. Например, в постели.

Она засмеялась. Хотя в этом не было ничего смешного.

- Даже моя мать называет меня теперь Салли.

- Конечно, ты же известная девушка.

- Я уже больше не девушка.

- Хватит меня дурачить.

- Я женщина, которой за тридцать, Геллер. Только не спрашивай, сколько именно за тридцать.

- Ну да, ты уже старая развалина.

Ее губы изогнулись в улыбке.

- Прекрати. Я... хорошо сохранилась, это моя работа. Но я чувствую себя постаревшей.

- Думаю, не только ты.

Она не выглядела моложе, во всяком случае, вблизи. Я уверен, что соответствующий грим и освещение делали свое дело: на сцене она все еще была Салли Рэнд, которая стала звездой Всемирной чикагской выставки в тридцать третьем (танец с веерами) и в тридцать четвертом (танец с шарами). Она все еще привлекала к себе внимание, хотя некоторое время не выступала в Чикаго.

Так или иначе, Салли не выглядела моложе. Она была очаровательной женщиной, скажем, тридцати пяти лет, которая и выглядит на тридцать пять. По сути дела, одна из странностей, произошедших со мной, когда мне перевалило за тридцать, заключалась в том, что женщины моего возраста казались мне куда более привлекательными, чем молоденькие кокетки.

- Почему у тебя пистолет? - спросила она заинтересованно, кивнув на пистолет, который полеживал на моем стуле.

- Это длинная история, - ответил я.

- Я люблю длинные истории.

Я рассказал ей об О'Харе. Не то, что Стенджу: ей я выложил все. Лето, которое мы провели вместе, было нелегким: тогда я на свою беду по самую задницу впутался в дело Диллинджера, и она видела все мои неприятности, во всяком случае, их последствия, приняла все это к сведению. Салли была хорошей хозяйкой, прекрасно готовила и имела отличную интуицию. Она смогла мне помочь вычислить некоторые вещи. Но еще я выяснил, что она была более находчивой, чем я. Очевидно, до сих пор.

- Фрэнк Нитти, - проговорила она, покачав головой. - После стольких лет! Ты говорил мне, что собираешься порвать с ним раз и навсегда.

Я пожал плечами.

- Это его город. Занимаясь своим делом, мне придется время от времени вмешиваться в его дела.

- Но на этот раз он вмешался в твои.

- Ты мне будешь это говорить? Однажды он сказал мне, что он у меня в долгу. Может, он забыл свой долг. А возможно, он подумал, что я прощаю ему его, не требуя оплаты.

Ее огромные глаза сузились.

- Так ты подумал, что Нитти послал кого-то сюда, в отель, в твой номер, чтобы... Я еще раз пожал плечами.

- Это вполне могло случиться.

- Но почему? - спросила она возмущенно. - Почему ты решил, что это возможно?

- Я провел с О'Харой последние минуты его жизни. Они могут подумать, что он рассказал мне что-нибудь опасное для них, что-нибудь, о чем я могу сообщить полиции или в газеты.

- Но ты ведь уже говорил с капитаном Стенджем? И ничего не рассказал ему!

- Да. Туббо Гилберт увидит отчет Стенджа и сообщит Компании, что я либо ничего не знаю, либо предпочитаю помалкивать. А из утренних газет они узнают, что я не делал никаких заявлений в печати. Так что если мне удастся продержаться эту ночь, со мной, возможно, все будет в порядке.

Салли взяла меня под руку и села очень близко ко мне.

- А мы просто останемся вдвоем в этой маленькой уютной квартирке лишь ты и я. Ты уже поужинал?

- Нет.

- Я уже проверила твой холодильник. У тебя

есть только яйца, пиво и полбуханки хлеба. Здесь есть какая-нибудь ночная лавка, чтобы я могла незаметно выскользнуть и...