Страница 3 из 7
Советский строй ориентировался на построение бесконфликтного общества[11]; можно называть это утопией, можно критиковать за непредусмотрительность – однако страна практически не знала кровавых межнациональных конфликтов, а количество межнациональных браков, напротив, стремительно росло.
При уничтожении СССР в конце 80-х годов именно национализм в самых его отвратительных и ксенофобских формах поощрялся при борьбе с тоталитарной властью. Тогда выяснилось, что любому этносу можно внушить, что он жестоко угнетаем, – даже если это противоречит объективным фактам, – а внушив, повести за собой. Тогда страна впервые за долгие десятилетия узнала, что такое погромы и что человека можно убить только за то, что он – иной национальности.
Вольно или невольно базу для крайнего национализма окраин подготавливали в Москве. Одним из главных лозунгов перестройки было «разоблачение преступлений, совершенных кровавой большевистской властью». Преступлением объявили и давнюю депортацию чеченцев в Среднюю Азию. Пропаганда идеи о «незаконно репрессированных народах» прямо подготавливала почву для роста в республике национального экстремизма; до сих пор мы не отдаем себе отчета, какие мощности были использованы при ведении этой пропаганды. «Современный человек, в том числе боевик и террорист, – замечает историк В. А. Тишков, – сам не переживал ни депортацию, ни геноцид прошлых десятилетий и тем более столетий… Надо было прочитать книгу Абдурахмана Автурханова „О народоубийстве“ и трехтомник под редакцией Светланы Алиевой „Так это было“, прослушать митинги в Грозном или прочитать закон 1991 г. о реабилитации депортированных народов и тогда уже увероваться в „справедливости дела“»[12].
Потом случился август 1991 года, развал СССР и «либерализация цен». Чечено-Ингушская АССР и в советское время была достаточно бедным регионом, теперь же произошло стремительное обнищание населения, а социальная напряженность – слишком горючий материал. В довершение всего еще в 1991 году российское руководство, персонифицированное в президенте Ельцине, поддержало сепаратистов Дудаева, свергших законную власть в республике. Произошло это в разгар борьбы с советским строем – законная власть в Чечено-Ингушской АССР была, естественно, коммунистической, а провозгласивший независимость Чечни «Общенациональный конгресс чеченского народа» прикрывался демократическими лозунгами.
То, что эти лозунги были только прикрытием, выяснилось очень скоро. После совершившегося государственного переворота в республике начал создаваться криминальный режим, практически не имевший аналогов в мировой практике. К воле населения республики он не имел никакого отношения – в Чечне были фактически уничтожены все государственные структуры, и власть находилась лишь у тех, кто имел в руках оружие.
Не контролируемая федеральной властью Чечня превратилась в криминальную «черную дыру». Грабежи и хищения, осуществляемые за и в пределах республики, финансовые махинации, торговля наркотиками, оружием и людьми стали ординарным делом. «Экономика лежала в руинах, и бо́льшая часть населения не имела даже таких элементарных условий жизни, как электричество и отопление… Упадок экономики сопровождался взрывом грабежей, убийств и изнасилований»[13]. Количество беженцев из республики исчислялось сотнями тысяч. Их было даже больше, чем из воюющего Таджикистана.
Все это серьезно угрожало территориальной целостности России и нарушало элементарные права граждан страны; наконец, в декабре 1994 года для наведения конституционного порядка в Чечню были введены российские войска. Даже иностранные исследователи признают, что эта мера была вынужденной, легитимной и необходимой[14]; к сожалению, она оказалась неподготовленной. Эта неподготовленность военной кампании со стороны российских войск была ужасной – особенно по контрасту с подготовленностью незаконных вооруженных формирований Дудаева. Кроме того, благодаря долгим усилиям «демократической общественности» чеченцы воспринимали Россию как своего врага и именно Россию винили в своих сегодняшних бедах (надо сказать, иногда небезосновательно, поскольку карт-бланш Дудаеву изначально давали в Москве и цены «либерализировало» тоже кремлевское руководство). Поэтому чеченцы взялись за оружие; семена ненависти, некогда сеявшиеся «прогрессивной общественностью», дали кровавые всходы.
Российские войска неожиданно для себя оказались втянутыми в полномасштабные боевые действия. Информационную войну выиграли чеченцы; Кремль вел себя странно, сочетая патриотическую риторику с уступками боевикам, – и все завершилось Хасавюртовскими соглашениями в августе 1996 года, согласно которым Чечня стала де-факто независимой.
Эта беспрецедентная капитуляция российского руководства обернулась новой трагедией. Новый президент Чечни Аслан Масхадов оказался не в силах контролировать ситуацию, власть принадлежала враждующим вооруженным группировкам, криминализация региона пошла на новый виток. Одновременно исламские террористические организации, во время войны оказывавшие финансовую и военную помощь сепаратистам, усиливали свое влияние в регионе. Чечня опять становилась все более и более серьезной опасностью для соседних регионов, да и для всей Российской Федерации.
В августе 1999 года случилось то, что рано или поздно должно было случиться: чеченские бандформирования вторглись в соседний Дагестан. На сей раз российские войска действовали гораздо эффективнее. К сентябрю террористы были выбиты из Дагестана, а к весне 2000 года под контролем российских властей оказалась вся территория Чечни. Разбитые бандформирования взялись за террористические методы ведения войны; конфликт перешел в затяжную стадию, которая могла длиться десятилетиями. Обстрелы блокпостов, убийства сотрудников новой чеченской администрации, взрывы фугасов, террористические акты против местного населения и антироссийская пропагандистская кампания в европейских странах обеспечивали террористам огромную финансовую помощь из-за рубежа; война для них превратилась в успешный бизнес.
Террористическим лидерам была выгодна война с Россией; из этого неоспоримого факта правозащитники впоследствии сделали в корне неправильный вывод о том, что мир террористам невыгоден. Это было не так. Война оставалась выгодна Масхадову и его окружению, однако мир сулил выгоды гораздо большие. Конечно, мир особый, мир на условиях террористов. Российские войска и спецслужбы в общем и целом контролировали территорию Чечни, и было уже нельзя спокойно торговать людьми. Нельзя было заниматься контрабандой оружия, нефти и наркотиков в промышленных масштабах, нельзя было за плату предоставлять свои тренировочные лагеря зарубежным союзникам-террористам. Да что там иностранцев! – даже собственных боевиков было уже нельзя подготовить на должном уровне, потому что в условиях контртеррористической операции можно платить выросшим в условиях хаоса мальчишкам за установку примитивных фугасов, но нельзя подготовить из них высокопрофессиональных террористов, способных решать сложные задачи. Поэтому мир, подобный хасавюртовскому, мир с обязательным выводом российских войск и обязательной независимостью Чечни, был для террористического руководства очень и очень выгоден. Этого мира стоило добиваться; ради него стоило пойти на многое.
Кроме того, российские власти худо-бедно, но налаживали нормальную жизнь в Чеченской Республике; для террористов в конечном счете это мирное урегулирование могло стать поистине катастрофическим, и потому его следовало предотвратить, навязав населению и российской власти свой мир, мир, означающий войну.
Существовал и еще один аспект, диктовавший террористам необходимость активных действий. Год назад, 11 сентября 2001 года, исламская террористическая организация «Аль-Каида» осуществила нападение на Соединенные Штаты. После этого масштабного теракта больше никто не сомневался в решимости исламистских организаций продолжать борьбу. Исламисты защищают ценности своей цивилизации, своего мира; возможно, это не так, но сами они в это верят и ожесточенно готовы защищать свои ценности. «Мир сейчас такой, каким сделали его другие, – заметил однажды аятолла Мухаммад Бакир аль-Садр. – У нас есть два выбора: либо подчиниться ему, что значит обречь ислам на смерть, либо разрушить его, чтобы мы смогли построить такой мир, как того требует ислам»[15].
11
Гришина Н. В. Психология конфликта. СПб.: Питер, 2002. С. 7.
12
Тишков В. А. Социально-культурный аспект феномена терроризма // Социальные и психологические проблемы борьбы с международным терроризмом. М.: Наука, 2002. С. 29.
13
Нравственные ограничения войны: Проблемы и примеры / Под общ. ред. Б. Коппитерса, Н. Фоушина, Р. Апресяна. М.: Гардарики, 2002. С. 243.
14
Нравственные ограничения войны: Проблемы и примеры / Под общ. ред. Б. Коппитерса, Н. Фоушина, Р. Апресяна. М.: Гардарики, 2002. С. 245.
15
Бодански Й. Талибы, международный терроризм и человек, объявивший войну Америке. М.: Вече, 2002. С. 11–12.