Страница 9 из 88
— А я так посмотрю, твоя сестрёнка с трудом себя сдерживает, чтобы не учинить чего-нибудь, — шепчет мне в ухо Рори. Я едва заметно киваю ему в ответ.
— Не отпускай руку, — прибавляет он, и я ещё крепче сжимаю его ладонь.
***
— Мне так жаль, — шепчет полноватая женщина, кожа которой в свете ламп отсвечивает зеленью. Кажется, её зовут Октавией, судя по рассказам моей сестры.
— Октавия? — спрашиваю я, немного дрожащим голосом. Женщина оборачивается и подходит ко мне. — О чём вы говорите?
— Милая, неужели ты не понимаешь сама? — вмешивается другая стилистка, отличающаяся от остальных золотыми татуировками над бровями. — Ты известна всему Панему! Весь Капитолий, и поверь, я не преувеличиваю, буквально взорвался, когда на Жатве вытащили твоё имя!
— Ходили слухи, что могут отменить Игры! — добавляет Флавий, единственный, кого я хорошо помню. Он, как ни странно, не сильно изменился с нашей последней встречи, когда все они приезжали в Двенадцатый, чтобы отправиться вместе с Китнисс и Питом в Тур Победителей. Те же яркие оранжевые локоны (такие же, как и у Цезаря Фликкермана), та же тёмная помада.
Они замолкают, и на мгновение единственное, что слышно — едва уловимый шум ламп над головой.
— Ладно, она готова, — едва различимо шепчет он. — Пойдём за Цинной.
На секунду они оставляют меня совсем одну. Вокруг меня лишь стены голубоватого, с металлическим оттенком, цвета, до омерзения стерильные, пугающие. Я закрываю глаза, не от усталости или ещё от чего-то. Просто чтобы их не видеть. Интересно, как там Рори? Наверное, так же, как и я, стоит в такой же стерильно-голубой комнате в ожидании Порции… Что в этом году задумал Цинна? И Эффи, и Китнисс, безусловно, правы, когда говорят о его невероятном таланте. Все те шесть лет, что он был стилистом на Голодных Играх, его наряды для Двенадцатого дистрикта поражали всех и вся. Поговаривали, что ему даже предлагали другие, более почётные дистрикты, но он отказался. Как говорила Эффи: «Сказал, что природа Двенадцатого и его род деятельности невероятно вдохновляют его». И действительно, в каждом его костюме огонь. К сожалению, не всегда это пламя удаётся зажечь и в самих трибутах… В последнее время он немного отошёл от «огненной» тематики — стал использовать в костюмах элементы из природы нашего дистрикта. Например, в том году чёрные одеяния наших представителей, местами мерцающие, точно раскалённые угли, были дополнены засохшими ветвями деревьев, цветов, покрытых слоем копоти и гари. А что он придумает для меня?
Мне отчего-то кажется, что он хочет сделать из меня продолжение сестры. Наверняка облачит во что-либо чёрное, испепеляющее и горящее сильнее адского пламени. Вдруг я слышу, как открывается дверь, и вижу его, Цинну. Кто-то, а он, наверное, никогда не изменится. Короткие тёмные волосы, простая, даже совсем необычная для Капитолия, одежда. Те же зелёные глаза и золотистая подводка вокруг них.
— Здравствуй, Прим, — наконец он обращается ко мне. — Ты ведь не против, если я тебя так буду называть?
— Нет, — качаю головой я. Цинна, Цинна. Он, фактически, старый знакомый. Даже, можно сказать, в какой-то степени друг семьи. Во время Голодных Игр он единственный, кто может придать сил Питу и Китнисс, дома — единственный, с кем моя сестра иногда может поговорить по телефону. У них есть небольшой секрет. Принято, что у каждого победителя есть какой-то талант. О нём рассказывают во время Тура, упоминают в интервью… С Питом всё было просто — он настоящий художник. А вот Китнисс… У Китнисс просто волшебный голос, но представить её поющей для капитолийцев можно только в страшном сне, поэтому пришлось что-то выдумывать. И теперь она «неожиданно» открыла в себе талант к моделированию одежды. Точнее, открыл его в себе Цинна и довольно давно. Ну, а сестра как может расписывает, как она долго придумывала все эти сочетания да узоры. Стилист обходит вокруг меня, осматривая, то с чем ему придётся работать. Временами я слышу его тихие вздохи. Я прекрасно знаю, как он относится к Китнисс, поэтому, понятное дело, он будет всячески стараться помочь мне. Цинна возвращается на прежнее место и произносит:
— Одевайся и иди за мной.
Я накидываю халат и прохожу в следующую комнату. Голова немного кружится, ладони едва заметно дрожат от волнения. Внутри борется столько чувств… Страх, смущение, любопытство и…
Надежда.
========== Глава 7 ==========
Обед, который меня уже ждал в соседней комнате, мы провели в молчании. Цинна лишь изредка, точно украдкой, посматривал на меня и что-то стремительно зарисовывал в блокноте. Странно, Китнисс не рассказывала о том, что он творит «на ходу». Стилист замечает мой настороженный взгляд и, едва оторвав взгляд от бумаги, отвечает на мой немой вопрос:
— Сейчас я создаю твой наряд для интервью. Ты ведь не против? — я лишь мотаю головой. Изысканная капитолийская еда мне кажется совершенно лишенной какого-либо вкуса: кажется, у меня опять начинают трястись руки, да и в голове каша…
В комнате опять воцаряется молчание. Только слышно как бегает по бумаге карандаш. Наконец, Цинна заканчивает с рисованием и откладывает блокнот в сторону.
— Скажите, — начинаю я, но вдруг увидев взгляд стилиста, поправляюсь. — Скажи, а какой примерно у меня будет наряд? Ну, чтобы я была… готова, — голос совершенно сбивается и дрожит. – Ну, там, огонь или ещё что…
— Скажи, пожалуйста, Прим, — совершенно серьёзным голосом отвечает он, — тебе известно капитолийское прозвище твоей сестры?
Я лишь вздыхаю: неужели издевается?
— Сойка-пересмешница, — полушёпотом произношу я. — Только оно не совсем, чтобы только капитолийское, — Цинна таинственно улыбается в ответ.
— Правильно. А тебе известно, что и тебе уже «кличку» подобрали? — странно, голос капитолийца совершенно безразличен и небрежен. Я бы даже сказала, что в этом слове «кличка», я услышала… пренебрежение.
— Нет, — совершенно честно отвечаю я. — И какую же? «Воробушек»? «Синичка»? — стилист едва улыбается уголками губ от этих моих вариантов.
— Я бы сказал, что оно диаметрально противоположное, — отвечает он. — Бабочка.
— Эффи! — выкрикиваю я. – Вот, вот… — я чувствую, что ещё немного и взорвусь. – Нет, ну как так можно? Точно в жизни не доверю ей никаких секретов!
— Успокойся, Прим, — тихим голосом произносит Цинна. — Пусть она это и сделала по глупости, но нам же от этого только лучше. Если ты для Капитолия просто бабочка, значит, ты не можешь причинить им никакого вреда, по их мнению. Они тебя не боятся.
— В отличие от моей сестры, — бормочу я, поднимаясь. Цинна встаёт и ведёт меня к двери. Уже почти на выходе он оборачивается и тихо, настолько, что могу расслышать только я, шепчет:
— Но даже от взмаха крыла бабочки может подняться буря.
***
Сейчас, перед зеркалом в большой просторной комнате откуда мы и отправимся на Парад, я стою в, наверное, самом необычном наряде, предназначенном трибуту из Двенадцатого дистрикта. На мне светлое платье, точно из льняной ткани, в пол, простого покроя, с овальным вырезом-лодочкой, чуть приоткрывающим плечи. Ткань кажется почти серой, местами фактически чёрной, из-за нанесенной на неё толстым слоем угольной пыли. На талии тонкий чёрный пояс, при ближайшем рассмотрении оказавшийся обгоревшей верёвкой, удивительным образом сохранившей свою плотность. Подол платья украшен узором, выложенным чёрной, точно траурной, лентой. И узор этот до боли напоминает мне рисунок на нижнем крылышке махаона…